Кейдж (ЛП)
— Свэй? Зачем ты красишь тротуар? — Я спрашиваю, глядя в ведро с золотой блестящей краской. — Это что, гребаные блестки?
— Не показывай свою альфа-страсть, Грегори. Конечно же, это блестки! Нельзя покрасить тротуар в золотой без блесток! — Он серьезен, мотает головой влево и вправо и размахивает руками повсюду.
— Это по-настоящему? Ты, блядь, красишь тротуар в золото? Аксель знает об этом дерьме?
— Конечно, знает, мой король сексуальности. Не будь такой упрямой задницей. Вообще-то, нет, дорогой, — будь тугой задницей… просто дай мне это увидеть. — Он начинает хохотать, как сумасшедший, и все, что я могу сделать, это оглянуться и заметить взрыв гребаного блеска.
— Свэй, дружище, ты бы не знал, что со мной делать. — Он мгновенно стихает, и я пинаю себя за то, что поощряю его. — Забудь, что я сказал. Скажи, почему ты чувствуешь необходимость разбрасывать блестки по всему этому чертову месту?
— Потому что, мой прекрасный мальчик, блестки делают всех счастливыми! — Когда он начинает танцевать вокруг своего ведра с краской, мне приходится уйти. Есть только небольшая доза терпения, с которым я могу справиться, когда он так себя ведет. Я мог бы пошутить, но этот человек — самый смешной маленький засранец, которого я когда-либо встречал.
— Точно. Знаешь, кто любит блеск? — спрашиваю я, замечая подъезжающий джип Купа. — Куп любит. Почему бы тебе не пойти и не пожелать ему доброго утра, которое сделает его день лучше, Свэй? Я даже подержу твою щетку.
— Ооо! Да, прямо сейчас, сэр Секс-е-лот! — Он наклоняется, хватает пригоршню блесток и бежит через стоянку так быстро, как только позволяют его каблуки. Я вижу, как глаза Купа расширяются, когда он видит человека, несущегося на него на полной скорости.
В этот момент я не смог бы перестать смеяться, даже если бы попытался. Как только Куп выходит из джипа, Свэй бросает блестки в воздух и кричит «Доброе утро». Когда он прыгает в объятия Купа, я боюсь, что могу что-нибудь повредить, смеясь изо всех сил.
— Доброе утро, придурок! — кричу Купу и захожу во внутрь.
— Что, черт возьми, там происходит? — спрашивает Бек, подходя к переднему окну. Когда он видит, что Куп пытается освободиться от Свэя, он откидывает голову назад, и его смех гремит по комнате, заставляя Эмми подпрыгнуть за стойкой регистрации.
— Вы такие незрелые. — Слышу я, как она что-то бормочет себе под нос.
— Не унывай, Эм. Еще только понедельник… слишком рано для этого.
Когда я вижу ее взгляд, который явно кричит: «Не связывайся со мной», я быстро направляюсь в свой офис и мысленно отмечаю, чтобы выяснить, что у нее на уме.
Первое, с чем мне нужно разобраться, — это позвонить ублюдку Деррику. Обогнув свой стол, я опускаюсь на него и слушаю, как протестуют ножки моего стула, прежде чем поднять трубку и набрать номер, который я никогда не забуду. В конце концов, когда ты звонишь ему ежедневно в течение почти двух лет, тебе нелегко забыть это дерьмо.
— Джонсон, — говорит он нетерпеливым тоном.
— Деррик. — Мой тон убийственен. Этот придурок знает, что я не тот человек, которому можно перечить.
— К-Кейдж, — бормочет он, прочищает горло и пытается снова, — Кейдж, чем могу помочь?
— Первое, что ты можешь сделать, это сказать, не забыл ли ты упомянуть, что у Саймана и Софии Вагнер есть сын, сын, который жив?
— Дерьмо, — шипит он, паника берет верх над его беззаботным фальшивым дерьмом.
— И под "дерьмом" я надеюсь, что это означает, что ты, должно быть, потерял свой гребаный мозг и здравый смысл? Тебе не кажется, что это должен знать человек, который подписывает твои чертовы чеки на расследование этого ублюдка? — Мой повышенный голос, видимо, насторожил Акселя, что дело идет к развязке. Не успел я договорить, как он вошел, закрыл дверь и сел напротив меня.
— Послушай, Кейдж. Чувак, я не думал, что это так важно. С ребенком все было в порядке. Его родители отстой, но он перешел к матери девушки. Все было хорошо.
Рычание, вырывающееся из моего горла, достаточно дикое, чтобы напугать любого ублюдка.
— У этого ребенка есть имя, придурок. Лучше бы ты, блядь, прислал мне все материалы дела. Сегодня же. Мне плевать, если тебе придется арендовать чертов велосипед и тащиться сюда. Один час. Мне нужно все, чем ты, блядь, не поделился со мной год назад! — Бросив трубку, я должен был бы получить некоторое удовлетворение, но ярость, кипящая во мне, продолжает накаляться.
— Хочешь поговорить об этом? — Спрашивает Аксель.
— Ты не хочешь сказать, какого черта ты здесь, когда должен быть дома со своей женой? — Смена темы кажется разумной, учитывая количество гнева, с которым я имею дело.
— Попробуй остаться дома, когда на тебя нападают каждые две секунды! Эта женщина ненасытна. Никогда не думал, что мне понадобится перерыв, но мой член устал, чувак.
— Господи, придурок. Ты можешь не говорить со мной об этом?
— Ты спросил. — Он рассмеялся.
— Я спросил другое. Я спросил, почему ты здесь, а не почему твой член не работает.
— Ладно, хватит о моей жене. Не хочешь рассказать, что это значило? — Весь юмор покидает его лицо. Я могу сказать, что он волнуется.
— Ты знаешь подругу Иззи, медсестру у врача Нейта?
— Да, а что с ней? — Он задает вопросы, глядя на меня так, как будто я сделал что-то не так. — Господи, скажи мне, что ты не сделал ее своей новой игрушкой.
— Не смей, блядь, называть ее игрушкой, — рычу я на него. Его глаза сузились от моего тона, и я бы рассмеялся, если бы все еще не был разгорячен комментарием об игрушке.
— Ладно. Ты хочешь объяснить это дерьмо? Я никогда не видел, чтобы ты в двух секундах от того, чтобы помочиться повсюду, чтобы пометить свою территорию. — Он издает смешок и поднимает руки вверх.
Конечно, из нас пятерых он единственный, у кого есть опыт, чтобы сказать мне, что я должен делать, но то, что он знает, какая я сучка из-за одной девчонки, которую я только что встретил, — это совсем другое дело.
— Пока нечего рассказывать.
— И «нечего» означает, что ты забрал ее домой после свадьбы. Дай угадаю. Провели выходные вместе. Решил, что ты хочешь убежать в гребаный закат и завести маленьких собачек, которые тявкают на почтальона. Может быть, если вам повезет, вы найдете лигу боулинга, которая собирается каждую пятницу. Какого хрена, чувак, эта хрень на тебя не похоже.
— Пошел ты, мудак! — Я бросаю нераспечатанную пачку компьютерной бумаги и смеюсь, когда она ударяет его по голове. — Ты это заслужил.
— Какого хрена вообще? Иззи надерет тебе задницу за то, что ты портишь мое совершенство. — Он бросает упаковку обратно на стол и бросает на меня один из своих молчаливых взглядов, говорящих: «Тебе лучше начать говорить». Боже. Он собирается стать доктором Филом.
— Что происходит, Джи? Ты был рядом, но молчал с тех пор, как родился Нейт. Я знаю, что что-то случилось с тем ублюдком, за которым была замужем твоя сестра, но ты никогда не хотел говорить. Так что… начни говорить.
— Ты хочешь, чтобы я вытянул свою гребаную вагину для этого выступления? — Из меня сочится сарказм. Мне нужно разобраться с этим, но, черт возьми, это неловко. Не многие люди знают подробности о Грейс. Ну, «после» Грейс. Аксель снова и снова говорил мне забыть об этом, жить той жизнью, которую Грейс хотела бы для меня… но я не могу. Мне нужно, чтобы Сайман предстал перед судом. Он не понес по заслугам, которые я хотел, но я нуждаюсь в том, чтобы он гнил в аду.
— Не нужно быть мудаком, Грег. Просто хочу знать, чем я могу помочь. — Он откидывается на спинку стула, и я могу сказать, что он говорит серьезно. Аксель получил бы взбучку от Иззи за то, что не помог мне, но, что более важно, он член семьи. А семья всегда помогает друг другу.
Сделав глубокий вдох, я выложил всю историю.
— Ее сестра была замужем за Сайманом. Я не знал наверняка до сегодняшнего утра, но после звонка Деррику я уверен в этом. Хуже всего то, что я не знаю, как она отнесется к этому, когда я скажу ей, что мог бы остановить его, но не сделал этого. — Я опускаю голову на руки и тяжело вздыхаю: — Я мог бы остановить его, и она не потеряла бы свою сестру. Это слишком тяжело, Акс.