Верь мне (СИ)

– Кофе или горячий шоколад? – обращается ко мне мама Чары, едва переступаю порог гостиной. – Персиковый пирог или имбирное печенье?
Никогда не спрашивает: будешь, не будешь? Только предлагает варианты. У нее в доме от угощения отказаться невозможно.
– Кофе и пирог.
Она уходит в кухню, а я опускаюсь в кресло и машинально обвожу взглядом украшенное к Новому году помещение. Все эти хвойные ветки, гирлянды и шары, плюшевые олени и гномы, фетровые носки и, собственно, елка под потолок. Кто-то менее циничный, чем я, назвал бы это сказкой. Кто-то типа Сони Богдановой.
Блядь… Я, сука, не могу о ней не думать.
А когда думаю, у меня, блядь, перехватывает дыхание и что-то замыкает за грудиной. Тоска, которую я так тщательно прячу, прорывается и отравляет мне нутро.
Совпадение или следствие: пока я пытаюсь незаметно продышаться, в гостиной моргает свет.
– Что еще за ерунда? – шепчет Рина, вскидывая взгляд на люстру.
– Метель на улице, – замечает Тоха. – Утром было штормовое предупреждение. Могут возникнуть перебои с электричеством.
– Офигенно!
– Ладно тебе, кобра, не шипи, – толкает Тоха с ухмылкой, прежде чем обнять ее и привлечь к себе. – Если вырубят свет, пойдем кататься на таблетке.
Я медленно тяну ноздрями воздух и заставляю себя отвести взгляд в сторону.
– Да я переживаю за Тему с Лизой… Чтобы они с малышом добрались нормально…
– Доберутся, Марин. Темыч с полчаса назад писал, что выехали. Скоро будут.
В гостиную с подносом в руках возвращается Татьяна Николаевна, и мы, как это обычно бывает, щадя ее чувства, меняем тему.
– Включим какой-то атмосферный фильм, пока есть электричество? – подбивает Рина.
– Давай.
Взгляд на экран не направляю. Улавливаю только знакомую музыку, и мне хватает, чтобы внутри вновь скрутило. Вот вроде не держал этого в памяти, но именно сейчас всплывает, как в прошлом году смотрели с Соней этот фильм вместе.
Делаю глоток кофе, но боль за моими ребрами не тускнеет. Я ощущаю зверскую потребность покурить и принимаю решение, что сегодня сорвусь. И так долго держался. После операции больше трех недель прошло. Но первым делом съедаю пирог. Честно говоря, вкуса толком не ощущаю. Просто мама Чарушиных – последний человек, которого я мог бы обидеть. Допиваю кофе, благодарю Татьяну Николаевну и, наконец, обращаюсь к Тохе:
– Дашь пару сигарет?
Он молча, не отлипая от своей Ринки, протягивает мне всю пачку.
Хватаю ее и сразу же поднимаюсь. Верхний свет выключен, но все эти гирлянды и лампочки освещают путь, словно прожектора. Так что добираюсь до прихожей без проблем.
Накидываю пальто и выхожу на крыльцо, которое, к моему удивлению, оказывается на добрую половину в снегу. Смотрю на свою заниженную тачку и понимаю, что домой сегодня вряд ли попаду.
«Блядь… Завтра нужно быть в офисе… Вот какого хрена?» – сокрушаюсь, вставляя сигарету в рот.
Ладно. К черту. Не буду раньше времени париться. Утром же по-любому будут чистить. Успеется.
Поежившись, подношу к кончику сигареты зажигалку. Чиркаю и после небольшой паузы, которая таит в себе самое примитивное предвкушение, с кайфом затягиваюсь. Пиздец, но когда первая порция никотина поступает в легкие, я реально едва давлю стон удовольствия. Аж потряхивать начинает, пока удерживаю этот гребаный яд в себе.
На второй тяге реакции повторяются. Я резко хмелею. Голова кругом летит. Кровь сгущается и принимается бурно носиться по организму.
Но все это херня против того, что я чувствую, когда во двор въезжает Чарушин, и я вижу на заднем сиденье его внедорожника Соню.
 48 
Почему ты здесь?
© Соня Богданова
Игнорирую его. Это кажется самым правильным решением после того, как Георгиев вел себя во время нашей последней встречи. Если он желает вычеркнуть меня из своей жизни, я ему в этом препятствовать не собираюсь.
Здороваюсь с ним, когда выходим из машины.
– Привет, – выдаю ровно, глядя сквозь него.
Сердце вовсю тарабанит в груди. Выражая бесконечную тоску, молит впиться в Сашино лицо отчаянным взглядом. Но я ведь понимаю, что так нельзя. Будет хуже.
 
­– Привет, – звучит его приглушенный ответ.
И на этом все.
Спешу за Лизой в дом, чтобы сразу же пройти в одну из спален и помочь ей раздеть малыша. Он уже негодует, требуя грудь. Пока я снимаю с него верхнюю одежду, сестра скидывает все лишнее с себя.
– Боже мой, Боже мой… – смеюсь, едва справляясь с крупным, юрким и невероятно сильным карапузом. Своей вертлявостью он буквально выкручивает мне руки. – Сейчас, сейчас… – бормочу, прежде чем передать эту юлу Лизе.
Она оттягивает майку и дает сыну грудь. Он тотчас обхватывает ее губами и принимается жадно, с какими-то урчащими звуками сосать.
Обмениваемся с сестрой взглядами и смеемся.
– Ну и аппетит, – комментирую я.
– Да, с этим у нас проблем нет… – ласково воркует над сыном Лиза.
Я улыбаюсь и на мгновение замираю, любуясь ими.
Не то чтобы меня умиляли дети… Просто очень счастлива за сестру.
– Ладно. Пойду тоже разденусь.
– Сонь… – окликает меня Лиза, когда я уже берусь за ручку двери. Оборачиваясь, принимаю тот самый обеспокоенный взгляд, который уже просто устала на себе ловить. – Я не знала, что Саша будет сегодня здесь. Прям дежавю… Эта дача притягивает разбитые сердца.
– Ну какие разбитые сердца?..
Хочу поспорить, но голос срывается. Ненавижу врать.
– Все нормально? – тут же расстраивается сестра.
По лицу вижу, что будет переживать и накручивать себя. Поэтому стараюсь максимально сбавить этот накал.
– Конечно. Все в порядке, – заверяю с легкостью, которой и сама удивляюсь. – Мы ведь не враги. Как бы там ни было, я рада видеть Сашу. Рада, что у него все хорошо. Это главное.
Выбегаю из спальни до того, как Лиза пожелает еще что-то спросить. И быстро иду в сторону маленькой комнаты, в которой ночевала на даче Чарушиных в прошлый раз. Убеждаюсь, что не ошиблась, когда вижу у шкафа свою дорожную сумку. Артем, как и всегда, позаботился о моих вещах. Не могу не радоваться, что нет нужды выходить за ними на улицу.
Скидываю куртку, которую из-за Кирюхи просто не успела снять в прихожей. А за ней стягиваю свитер и джинсы. Прячу все в шкаф и надеваю мягкий домашний костюм. Собираю волосы в хвост и, не давая себе времени на рефлексию, так же спешно покидаю комнату, чтобы сразу же отправиться к Лизиной свекрови на кухню. Готовку я, как бы странно это ни было, так и не полюбила, даже с открытием своего кафе. Но мне стало нравиться кормить людей и видеть на их лицах довольные улыбки. Да и пока сестра занята малышом, считаю своим долгом заменить ее.
– С чем вам помочь? – спрашиваю у Тёминой мамы сразу после приветствия.
– Ой, Солнышко, если можешь, вот этим салатом займись, – указывает на разложенные по столешнице продукты.
– Руккола, фета, помидоры черри, перепелиные яйца… Это понятно, – проговариваю для ясности. – А что с баклажаном?
– Очисти от кожуры, порежь на небольшие треугольные кусочки, посоли и минут через пятнадцать обжарь на масле.
– Окей. А чем заправлять?
– Заправку я уже сделала. Та, что с горчицей, – указывает на одну их стеклянных чаш.
– Супер! – выдыхаю с улыбкой. – Приступаю.
Пока занимаемся каждая своей работой, Татьяна Николаевна расспрашивает меня про дела в кафе. Охотно делюсь, рассказывая про успех, который имело наше праздничное меню накануне и в день самого Рождества.
– А сейчас? У вас выходные?
– Нет. Кафе продолжает работать. Для французов ведь главный праздник уже прошел, а Новый год – это уже так… В общем, сотрудники на работе. Анжела Эдуардовна за главную. Да и не скучно ей сейчас… Она пригласила в Париж Сашину маму и Тимофея Илларионовича, – пытаюсь произнести это ровным тоном. И вроде бы мне это удается, но жар, который я чувствую на своих щеках, все-таки выдает смущение.