Верь мне (СИ)

Задавая этот вопрос, прямо на нее не смотрю. Только периферийно, чтобы заметить, как она кивает и затихает.
– Папа приехал… И Игнатий Алексеевич… Они… Эти люди, угрожая оружием, велели всем войти в одно здание… Вроде как для переговоров, хотя изначально он говорил, что просто убьет всех… А нас утащили в другое строение… Мне страшно!! Я не хочу тут быть! Я не хочу умирать!!!
– Я тоже не хочу, поэтому нельзя паниковать, – напоминаю ей строго.
Осторожно оглядываюсь и понимаю, что помещение не такое большое, как мне изначально показалось.
Господи, что же делать?
Есть ли смысл дергать все встречающиеся нам двери? Понимаю, что нет. Очевидно, что мы заперты, ибо какой тогда в этом смысл? Но все равно упорно дергаю за ручки. Каждый раз нас постигает разочарование, и вскоре Влада снова начинает рыдать.
– Успокойся, – прошу ее со всем терпением, на которое только способна.
– Я не могу… Не могу… Вдруг они не договорятся? И что тогда??? – выдает высоким голосом, который вызывает звон в моих ушах и мурашки по коже. – Они придут и убьют нас??? – после этого дрожащего шепота принимается реально рыдать. – Я хочу на воздух… Хочу выбраться отсюда… Я здесь быть не должна!!
– А я должна, что ли? – прикрикиваю на нее. – Ты так легко заказывала мое убийство папочке! Как игрушку на праздник! А себя жалко, что ли?! С чего вдруг? Думаешь, ты какая-то особенная? Может, то, что ты здесь – это карма? Запомни на будущее! А сейчас замолчи!
– Ты, сука такая… – ревет, размазывая по лицу сопли. Я уже реально едва держу эту кобылу, а она даже не пытается ровно стоять. Еще и воняет, будто сутки пила. Как Георгиева не тошнит от нее? – Я его люблю с детства… Он всегда был моим… Папа обещал… Игнатий Алексеевич тоже… А ты, дрянь, появилась, и все-е-е-е… – голосит на весь склад. – Ты все испортила! Ты… Ты… Блядь… Я тебя ненавижу!!!
– Окей, – бормочу я, не стараясь перекрыть ее истерику. – Мне плевать. Так что заткнись и не расходуй силы, иначе… – Поднимая голову вверх, замечаю уходящую под самый потолок лестницу, а там – люк. Должно быть, на крышу. – Хм… Влада Машталер, я сказала заткнуться, иначе я тебя здесь брошу, ясно?!
– Нет! – кричит она, впиваясь в мою руку с такой силой, что я сама взвизгиваю. – Нет… Не бросай меня… Пожалуйста…
– Только если ты замолчишь, – строго выдвигаю те же требования. Когда она подчиняется, тем же серьезным тоном поясняю: – Смотри, тут есть лестница на крышу. Если нам удастся открыть люк, то мы, возможно, сможем там спуститься по внешней лестнице на землю или перейти на другое помещение. Я видела, они все связаны.
На самом деле в последнем я не уверена. Но так мне кажется, что над высоким забором было несколько огромных комплексов. Отдельным зданием это помещение быть не должно.
– Постой здесь у лестницы, – шепчу спешно, перекладывая ее руки со своего тела на металлическую перекладину. – Держись крепко. Мне некогда с тобой возиться. Стой хотя бы!
Дождавшись кивка, бросаюсь к пожарному щиту и срываю с крючков лом. Так же быстро, не давая себе ни минуты на колебания, поднимаюсь по длинной лестнице под крышу.
– Ты же не оставишь меня здесь? – сопровождает весь мой путь нытье Машталер.
– Не оставлю, – заверяю ее всего один раз.
Добравшись до люка, принимаюсь за сражение с навесным замком. Это, естественно, оказывается гораздо тяжелее, чем обычно описывают в книгах. Одной рукой мне приходится держаться, чтобы не свалиться, а другой – дергать и тянуть вниз. Но все мои попытки безуспешны. Влада снова голосит, я горю и потею от усилий, однако замок никак не поддается.
И тут… С улицы доносятся жуткая череда выстрелов и чьи-то крики. Я снова дергаюсь и чуть не сваливаюсь вниз. В последний момент цепляюсь вспотевшей ладонью за железную перекладину и, медленно переводя дыхание, слушаю вопли Машталер. Она, естественно, сходу начала визжать, распуская по помещению такое эхо, что у меня едва не лопаются барабанные перепонки.
«Господи… Саша… Вдруг стреляют в него?» ­– все, о чем я могу думать в этой какофонии звуков.
 
Внутренне я сама бьюсь в истерике. Просто захлебываюсь ужасом.
Боже мой… Только не Саша!
Боже мой… Не допусти!
Боже мой… Умоляю об одном, пусть он останется жив!
Понимаю, что на улицу сейчас нельзя выбираться. Но и тут оставаться опасно. Они могут прийти за нами в любую минуту. А там еще Саша… Как я могу прятаться здесь? Лучше умереть с ним!
Стою и сомневаюсь в разумности всех своих мыслей. И эти страшные секунды душевных метаний становятся самыми долгими в моей жизни, пока вопли Влады не обращаются в столь же громкие вибрирующие словесные выкрики.
– Пожар!! Пожар!!!
Оглушенная происходящим, я не сразу разбираю смысл. А когда, наконец, допираю, о чем она орет, и смотрю вниз, то вижу, как с дальней стороны помещения к нам тянется огонь.
Уровень страха в моем организме достигает той высоты, на которой у людей разрывается сердце. И возможно, это бы сейчас было спасением. Потому что ужас настолько велик, что я какое-то время не могу сделать вдох. Не то чтобы пошевелиться.
Дыши… Дыши… Дыши… Просто, черт возьми, дыши!
И пока я пытаюсь возобновить эту функцию, направляю взгляд под потолок, где должны находиться противопожарные датчики. И они там есть. Только вот ни один из них по какой-то причине не срабатывает!
– Поднимайся ко мне, – кричу я Владе, принимая решение.
– Я не могу!
– Должна, если не хочешь сгореть здесь заживо!
Больше на нее не смотрю. Все ее вопли игнорирую. Перехватывая лестницу иначе, сжимаю ее бедрами и, поддевая замок, дергаю лом обеими руками. Не знаю, что за высшие силы мне помогают, но в моем истощенном теле обнаруживаются нужные ньютоны, и механизм отщелкивается. По инерции подаюсь вместе с ним вниз – качаюсь на лестнице, ударяясь о боковую стену. Бедра и икры простреливает судорогами, но мне удается удержаться.
С мучительным рыком цепляюсь обратно за перекладины. Подтягиваюсь вверх и яростно бью ладонью по крышке. Она сразу же отлетает, впуская в помещение завывающий ветер и хлопья снега.
Смотрю вниз, чтобы убедиться, что Влада находится на лестнице. Но понимаю, что продвигается она критически медленно. Я вынуждена спуститься за ней и, прихватив ее одной рукой, помогать делать ей каждый долбаный шаг, в то время как в моем собственном теле уже, по всем ощущением, не остается ничего, кроме ноющей боли от изнурения.
– Давай… Давай же… – подгоняю, игнорируя ее рыдания.
– У меня жжет глаза… Я ничего не вижу…
– Закрой их и двигайся по наитию… Просто держись, мать твою, и поднимай свою задницу вверх! Иначе мы сейчас задохнемся, а позже наши останки сгорят! Хоронить нечего будет, слышишь?? Давай, говорю!
Каждую секунду этого подъема мне самой хочется сдаться. Кажется, что ничего более сложного никогда в жизни делать не доводилось. Двигаюсь на каком-то безумном упорстве и жду, что оно вот-вот иссякнет, и мы вдвоем полетим вниз. Так что когда мы все же добираемся вдвоем с Машталер до крыши и вываливаемся на ее заснеженное покрытие, триумф, который я испытываю, сравним с восхождением на Эверест.
Мы долго лежим, не замечая того, как влага и холод пропитывают одежду. Слушаем не прекращающиеся звуки выстрелов и, рыдая уже на пару, пытаемся отдышаться.
– Алекс – мой муж… Он всегда будет моим… – задвигает Машталер через какое-то время.
И я понимаю, что к ней вернулись силы. А ко мне ­– мои ревность, боль и ярость. Когда чувствую в себе силы, первое, что хочется сделать – это навалиться на проклятую Владу и задушить ее. Но ведь осознаю, что это никому не поможет, а лишь окончательно меня убьет.
– Пойдем, – командую грубо, прежде чем подняться.
Подходить к краю крыши не рискую. Издали заглядываю и понимаю, что узнать кого-то не получится. Происходящее напоминает реальную войну, будто мы находимся не в цивилизованном государстве, а на забытом богом клочке земли, где живут люди-дикари.