Верь мне (СИ)

– Доброе, говоришь? – злясь, фыркает принц. – Он второй раз на ровном месте на меня набросился. Я подошел к холодильнику, чтобы найти что-нибудь попить… Так это твое гребаное «доброе» существо пилотировало на меня с потолка.
– Не с потолка. Со шкафчика, – машинально поправляю я. – Он любит вон там сидеть и смотреть в окно, – указываю одной рукой на угол кухонного гарнитура. – Просто ты… Ты пугающий, ясно?! В нашем доме никогда не было мужчин, и тут вдруг ты – двухметровая гора!
Возникает пауза. Во время которой мы с Георгиевым, шумно дыша, сражаемся взглядами. Я стараюсь не поддаваться абсолютно неоправданному сейчас волнению, но по итогу проигрываю. Лицо вспыхивает, а в теле возникает дрожь. Под кожу будто тысячи горячих иголок загнали. Естественно, что они провоцируют появление предательских мурашек.
– Не думаю, что это объяснение, – бросает Саша все так же раздраженно и, отворачиваясь, разрывает мучительный для нас обоих зрительный контакт.
Я открываю рот, чтобы выпалить что-нибудь типа: «Не нравится что-то? Так тебя тут никто не держит!». Но натыкаюсь взглядом на несколько крупных кровоподтеков на его смуглой шее и резко теряю дар речи.
Боже… Как стыдно…
Перед ним. И перед всеми, кто это увидит, пусть они и не узнают, чей жадный рот такое сотворил.
– Следующая неделя у меня планируется загруженной, – сообщает Сашка, подкуривая сигарету. Поглядывая на нас с Габриэлем из-подо лба, неторопливо затягивается. – В «Векторе» идет серьезный аудит. После этого еще где-то неделю буду привязан. Но в конце августа смогу взять неделю выходных.
Меня разбирает тревожная дрожь. Зачем он говорит со мной так, словно бы делится жизненными планами? На каком, черт возьми, основании? Разве не понимает, что мне все равно? И вообще… Не хочу ничего о нем знать. Поэтому молчу.
Но Сашу это, увы, не останавливает.
– Поедешь со мной в Карпаты? – задвигает нахально, топя меня какими-то совершенно невыносимыми настойчивыми взглядами.
– Ты обалдел?.. – выдыхаю я. – Сказала же, никуда с тобой не поеду! И ты… Не приезжай больше, Саш!
Он хмыкает. Затягивается. Выдыхает кольцами дым. И снова смотрит в упор.
– Ну, ты тоже знаешь, что я по этому поводу думаю, – произносит жестче. – Приеду, что бы ты ни говорила. И очень скоро.
Мои затылок и спину бьет такой волной жара, что на коже вмиг проступает испарина. Покачивая Габриэля, отворачиваюсь. Знаю, что в такие моменты Георгиева результативнее всего игнорировать. Открываю шкафчик, чтобы достать пакетик влажного корма. Молча опускаю Габи на пол и наполняю его миску.
– Есть что-нибудь пожрать? Я голоден, – заявляет Георгиев неожиданно.
– Для быстрого перекуса ничего, – хриплю, наглаживая замурчавшего недовольно кота. – А готовить тебе я не собираюсь, – выставляю этот ультиматум скорее себе, чем ему.
Потому что чертово сердце предательски дрожит и подбивает меня включить Сашу в круг избранных.
Черт… Ну вот, как он поедет?
Голодный, уставший…
«Не будь дурочкой, Соня! У него есть все возможности, чтобы остановиться в самом крутом отеле, поесть и отдохнуть!» – одергиваю себя сердито.
– Разве что не погнушаешься кошачьим кормом. Но тогда Габриэль может снова тебя поцарапать…
Реакция на это, конечно же, следует незамедлительно. Саша въедается в меня жестким укоризненным взглядом. Никак мой дурацкий юмор не комментирует, но мне и без слов вдруг хочется провалиться на этаж ниже.
– Ок. Понял, – выдает он сухо. – В душ тогда... И поеду.
И снова у меня в груди какой-то палящий нервный клубок разрывается. Опуская веки, задерживаю дыхание.
– Вещи на змеевике, – с трудом напоминаю мгновением позже. Потому как он стоит и стоит… Никак не уходит! – В ванной, – добавляю это архиважное уточнение, чтобы поторопить.
Это срабатывает.
Саша покидает кухню. И, скрывшись за дверью санузла, принимает самый короткий в своей жизни душ. Нет, возможно, мне так только кажется… Много времени теряю, пока стою столбом в спальне и пялюсь на измятую постель, на которой мы с Георгиевым ночь напролет предавались греху.
 
Все болит от него… Между ног особенно. Стоит пошевелиться, отзывается мукой. Так еще и воспоминания беспощадно свежи – воскрешаю, и низ живота скручивает спазмами. За этим вновь следует ноющее чувство боли.
Срываю с кровати постельное и, вынеся его в коридор, открываю окна на проветривание.
«Все пройдет… Все забудется…» – настойчиво убеждаю себя.
Хотя уже знаю: все, что связано с Сашей Георгиевым, не забывается.
Меня по-прежнему трясут двойственные ощущения. С одной стороны, я чувствую боль, грусть и сожаление, а с другой – облегчение, живость и радость.
«Ничего не изменилось!» – ругаю себя.
Но преодолеть это помешательство не получается.
Едва я успеваю накинуть на тело сарафан, дверь ванной хлопает. Приглушенно слышатся шаги, а потом из прихожей доносятся шорохи. В спешке натягиваю стринги и, закрыв Габриэля в спальне, зачем-то выскакиваю провожать Сашу.
– Твою мать… Что за хуйня?
Эти сердитые ругательства остужают мое размякшее было нутро.
– Что опять не так?.. – выталкиваю и резко затихаю. Только вижу, как Георгиев подносит к носу свой кроссовок, все понимаю.
– Черт… – пищу едва слышно.
– Твою ж мать, блядь! Этот вонючий мститель нассал мне в обувь!
– Подумаешь… – бормочу якобы снисходительно.
Но быстро затыкаюсь, когда Саша припечатывает меня разъяренным взглядом.
– О, ужас… – выдаю шокировано и пристыженно. Соответствующим тону и выражению лица жестом прижимаю к лицу ладони. И тут же ощущаю желание расхохотаться. Сдерживаюсь изо всех сил. В носу аж першит. Глаза слезятся. – Прости… Мне так неудобно…
– А по-моему, тебе тупо смешно.
Если бы он это не заметил, я бы, возможно, смогла вытерпеть. Но это заключение, тон и выражение лица моего принца-антигероя доводят меня до предела. Я прикладываю ладони крепче ко рту, зажимаю пальцами ноздри и беззвучно ржу, мотая при этом головой, мол: «Нет. Мне не смешно. Как ты мог подумать?»
Когда Сашка бросает кроссовок и, шагнув ко мне, сердито дергает мои руки вниз и в стороны, из моих глаз уже брызгают слезы.
– Весело, да? – хрипит он, толкая меня к стене. Прижимая, почти касается губами щеки. Смотрит как-то сверху наискосок так, что мне приходится выгибаться, чтобы поймать этот неожиданно горячий и тяжелый взгляд. – Будешь ли ты так смеяться, когда догонишь, что мне, блядь, придется у тебя задержаться? – толкает крайне уверенно и чрезвычайно нагло. – Не думаешь же, что я выйду отсюда в обоссанной обуви?
– Саша… – выдыхаю натурально испуганно.
Но придумать ответ не успеваю. Пространство квартиры, заставляя вздрогнуть, прорезает трескучая трель дверного звонка.
– Твою мать… Кто?..
 16 
Это ничего не значит…
© Соня Богданова
Прежде чем успеваю что-либо сообразить, Георгиев идет открывать дверь. Я отмираю лишь после этого. Возмутившись, отлепляюсь от стены и шагаю за ним. Решительно настроенная отчитать наглеца, преграждаю ему путь. Но едва лишь разлепляю губы, Саша приставляет к ним указательный палец и, смерив меня нахальным, дико бесящим, безосновательно властным усмиряющим взглядом, подается к двери и смотрит в глазок.
– Все понятно, – выдыхает с приглушенным раздражением.
И даже не удосужившись посоветоваться со мной, проворачивает замки. Я отпихиваю его руку и в нелепом ребяческом порыве выразить свое недовольство, умышленно жестко щипаю его за бок.
Саша тут же напрягает мышцы, делая их каменными до непробиваемости. Лишь слегка сморщившись, пристыжает меня очередным укоризненным взглядом.
– Серьезно? – толкает шепотом.
Я не выдерживаю зрительный контакт. Чувствуя, что краснею, отворачиваюсь. Георгиев выдает какой-то вздох и открывает-таки дверь.
– Доброе утро, – пропевает с улыбкой Анжела Эдуардовна.