Техник - ас (СИ)

Очередь прошила крыло "брюстера", вырвав из него клочья обшивки. Финн занервничал и заметался. Это тебе не "чаечек" и санитарные колонны расстреливать. Краем глаза замечаю, как в стороне появились ещё два самолёта.
— Тринадцатый! Здесь Дункан! Идём на помощь!
— Справлюсь. Возвращайтесь в район патрулирования.
— Принял! Ухожу в район,— пара "яков" плавно ушла в вираж, ложась на обратный курс.
— Командир, я сверху прикрою,— истребитель Санчеса пошёл в набор высоты. Молодец, не лезет на добычу вожака.
На вираже всё же смог подловить вёрткого финна и всадил очередь прямо в двигатель. "Брюстер" чадно задымил и полез в резкий набор высоты. В верхней точке он свалился на крыло и от него отделилась фигурка человека. Пара секунд и в небе расцвёл цветок купола парашюта. Руки чесались страшно, так хотелось расстрелять этого гада в воздухе, но решил этого не делать. Финна сносило прямо на позиции зенитчиков и там его примут в "ласковые" руки. Лишь бы до смерти не забили.
Только сейчас почувствовал, что я весь насквозь мокрый. Весь бой занял считанные минуты, а казалось, что пару часов.
— Командир, чисто,— Санчес наверху бдит.
— Возвращаемся,— я устало откинулся на бронеспинку.
Опять прошли на малой высоте над Дорогой жизни, покачиванием крыльев приветствуя колонны, везущие в Ленинград Жизнь.
ХРЯСЬ!!! Мой кулак впечатался в столешницу, заставив стоящие на ней чернильницу и пару стаканов с чаем подпрыгнуть. Я был в бешенстве. Точно так же, как совсем недавно дома у Светланы. Передо мной лежали фотографии, на которых были растерзанные пулями маленькие дети. Крошечные тела, залитые кровью, с оторванными ручками и ножками, разорванные пополам. Пули калибра 12,7 мм. и взрослого могут разобрать на части, что уж говорить о детях.
В колонне, расстрелянной финскими асами, с детьми возвращался из командировки в Ленинград фотокорреспондент одной из газет. Вот он и зафиксировал на камеру сам момент и результат атаки на санитарный автобус и грузовик. Другие машины в колонне не пострадали. Нашему особисту Данилину, через знакомого в особом отделе Ленинградского фронта, удалось раздобыть эти фотографии.
— Я хочу увидеть эту тварь!— я не говорил, а рычал. Ненависть просто захлёстывала меня.
— Илья, успокойся, давай без глупостей,— стоящий рядом с белым как снег лицом Гайдар, который тоже видел эти фото, положил свою ладонь мне на плечо.
— Глупости?!! Это по твоему глупости?!!— я схватил фотографии и потряс ими перед лицом Гайдара,— Да я эту суку голыми руками на куски порву!!!
— А ну, тихо!!!— Данилин громко хлопнул ладонью по столу,— Успокойся, Илья! Ты боевой лётчик, дважды Герой Советского Союза, так что держи себя в руках! Вот, выпей,— он протянул мне наполовину наполненный стакан. Как оказалось, там был чистый спирт, но я влил его в себя одним глотком, не замечая вкуса. Дыхалку перехватило.
— Кто он?— уже спокойно спросил я, отдышавшись.
— Прапорщик Эйно Юутилайнен. На сегодняшний день имеет на своём счету 17 сбитых. Матёрый, сволочь, ещё в Зимнюю отметился.
— Я должен его увидеть.
— А вот теперь я уже и не знаю, стоит ли. Ты его там прибьёшь, а он ещё должен дать нужные сведения. Хотя он сам просил о встрече с лётчиком, который его сбил.
— Всё, я успокоился,— я перевёл дыхание, действительно успокаиваясь, хотя где-то внутри всё ещё клокотала ненависть,— Обещаю, что глупостей делать не буду.
В комнате, куда меня провели, предварительно забрав пистолет, за столом сидел крепкий мужчина в форме с двумя шпалами в петлицах и щитом и мечом на рукаве [58]. Рядом с ним, пристроившись сбоку стола, на табурете расположился молодой парень в очках с круглыми стёклами с одиноким кубиком в петлице [59] и без какой-либо аппликации на форме. А перед ними, метрах в двух от стола, спиной к входу, сидел их собеседник.
 
Услышав, что кто-то ещё вошёл в комнату, сидящий спиной ко мне финн попытался обернуться. Отчасти у него это получилось и моему взору открылась шикарная картина. Вся левая сторона лица у него представляла из себя один сплошной синяк. Похоже его хорошо отделали зенитчики, в чьи руки он попал сразу после приземления, а может и уже здесь обработали, хотя вряд ли.
— Здравствуйте, товарищ гвардии майор,— сотрудник особого отдела поздоровался со мной первым,— Вот познакомьтесь. Прапорщик Эйно Юутилайнен. Именно его вы сбили. Он очень просил организовать ему встречу с вами и мы сочли возможным пойти ему навстречу. А это,— он кивнул на сидящего сбоку паренька, который тут же вскочил с места и вытянулся в струнку,— наш переводчик с финского младший лейтенант Чувилин.
— Здравствуйте, товарищи,— поздоровался я в ответ,— думаю, что переводчик не потребуется. Я прекрасно говорю по-немецки, да и прапорщик его тоже должен знать. Всё же, как ни как, язык его хозяев.
Я прошёл к столу и старший лейтенант встал и уступил мне своё место, а сам отошёл чуть в сторону. Я положил на стол папку, с которой пришёл, и посмотрел прямо в глаза финну. Он пытался изображать из себя героя, но не выдержал и отвёл взгляд.
— Встать!!! Aufstehen!!!— рявкнул я, едва Юутилайнен отвёл взгляд. От моего рыка даже старший лейтенант вздрогнул, а переводчик аж подпрыгнул на табурете. Юутилайнена словно пружиной подбросило вверх от неожиданности. То, что он знает немецкий я не сомневался. Читал я о нём в своё время и читал его биографию. Интересно мне было. И там было написано, что в небо его потянуло после прочтения книги лучшего немецкого аса Первой мировой войны барона Манфреда фон Рихтгофена. И читал он её на языке оригинала, то есть на немецком.
— Если вы не уважаете старшего по званию, хоть и противника, то и чёрт с вами. Извольте тогда уважать рыцаря Британской империи,— я говорил на немецком и он меня прекрасно понимал,— Вы хотели меня видеть и я здесь. Признаться, я тоже желал этой встречи, но лишь с целью убить вас, Юутилайнен, самым изощрённым способом. Но потом решил, что марать о вас руки, это ниже моего достоинства.
— Большевик говорит о достоинстве?— словно плюнув произнёс Юутилайнен пытаясь при этом изобразить героическую позу. Да, на немецком он говорил вполне свободно,— Какое достоинство может быть у варваров?
— Ах, да. Как я мог позабыть?— мой голос сочился сарказмом,— Ведь вы мните себя частью так называемого цивилизованного мира. Видимо в вашем понимании расстрел санитарных машин, на которых только абсолютно слепой не увидит изображение Красного Креста, это и есть образец поведения цивилизованного человека? Знаете, прапорщик, если бы вы расстреляли машины, в которых едут военнослужащие, то я бы и бровью не повёл. Идёт война, а на войне, случается, солдаты гибнут. Но вы прицельно и избирательно били именно по санитарным машинам, тем самым сознательно нарушая не только нормы международного права, но и элементарные нормы морали. Но и это ещё не самое страшное и на это можно было бы закрыть глаза, но вы расстреляли машины, в которых из города эвакуировали маленьких детей,— я не торопясь, стараясь, чтобы от накатившей ярости не тряслись руки, развязал тесёмки на папке, которую принёс с собой, и вытащил оттуда фотографии,— Вот, полюбуйтесь на деяния рук своих, Юутилайнен,— Я встал и вплотную подошёл к финну,— Вот эту девочку звали Маша. Ей было три годика. Ваши пули оторвали ей обе ножки. Самое удивительное, что она была ещё жива и в сознании, когда её достали из полусгоревшего санитарного автобуса. Она умерла на руках у санитаров. СМОТРЕТЬ!!!— рявкнул я, видя, что Юутилайнен отводит глаза,— Вот это брат с сестричкой. Им было четыре и два с половиной годика соответственно. Их тела разорвало пополам. Они умерли мгновенно. А вот то, что осталось от этих детей опознать кто есть кто не смогли. Видите эту кучу кусков человеческих тел? Это дети. Пять или шесть. СМОТРЕТЬ!!!— финн снова попытался отвести глаза. Было видно, что он побледнел,— Вы, Юутилайнен, убили сразу семнадцать детей. Ещё восемь умерли от ран в больнице. А теперь назовите мне хоть одну причину, почему мы не должны вас повесить после того, как вы убили наших детей?!— я говорил размеренно и не громко, но, видимо, было что-то такое в моих глазах, что заставило финна отшатнуться. Он не удержал равновесия и, плюхнувшись задом на табурет, закрыл лицо ладонями. Его плечи затряслись в беззвучных рыданиях.