Техник - ас (СИ)

Через четыре дня после нашего прилёта меня с Гайдаром вызвали в Смольный. Городское руководство решило познакомиться с командиром такого геройского подразделения. Метеорологи давали на ближайшие три-четыре дня метель и нелётную погоду, так что можно было и съездить, благо не далеко. По прямой и десятка километров не будет. Привели себя в порядок и на присланной за нами "эмке" отправились на встречу. перед тем, как сесть в машину, Гайдар забросил на сиденье вещмешок. на мой немой вопрос он виновато пожал плечами и сказал; — Ты же видишь, что тут происходит. Сколько мы там пробудем неизвестно и получится ли поесть тоже большой вопрос. Да и объедать их как-то...ну сам понимаешь. Вот и взял перекусить в случае чего.
Жданов был совершенно не похож на того лощёного чиновника, каким его показывали в фильмах, особенно вышедших после распада СССР. Да, он был довольно полным человеком, но, как шепнул мне на ухо Гайдар, который видел Жданова до войны, довольно сильно похудел. Так что хоть он и питался получше других, но и на нём блокада отразилась довольно сильно. Будучи членом Военного совета Ленинградского фронта он всё время блокады находился в Ленинграде, хотя и была у него возможность перебраться в Москву.
Интерес Жданова к нам был в первую очередь вызван ходившими слухами о том, что мы любимчики Сталина. Захотел, так сказать, быть в тренде. Очень удивлялся тому, что Гайдар, известный детский писатель, служит у нас комиссаром. Заодно попросил нас выступить по ленинградскому радио. Естественно мы согласились. Жданов позвонил в Дом радио и договорился об эфире.
— Здравствуйте, товарищи,— нас встретили на входе в Дом радио,— Я редактор литературного отдела Ленинградского радоикомитета Макогоненко Георгий Пантелеймонович. Нам позвонили из Смольного и просили организовать эфир. У нас всё готово.
В студии было холодно. Нет, не так. В студии было дико холодно. Одинокая буржуйка никак не могла обогреть большое помещение с высокими потолками. Сотрудники радио, исхудавшие от голода, ходили внутри в верхней одежде и в перчатках. Многие не имели сил дойти до дома и жили здесь же. И всё же радио жило. Непрерывно велось вещание. Как я узнал, даже работала выездная студия, которая вела радиопередачи с линии фронта. В эфире работал театр, передавались выпуски "Последних известий", были детские радиопрограммы и молодежная газета "Смена", которую из-за недостатка бумаги перестали печатать и она теперь выходила в радиоформате, регулярно выходила передача "Письма на фронт и с фронта". Для жителей блокадного города радио было той отдушиной, которая позволяла не задохнуться от отчаяния. И слова ; "Говорит Ленинград. Говорит город Ленина" стали для многих символом надежды и борьбы. Символом будущей неизбежной Победы.
В коридоре навстречу нам быстрым шагом шла закутанная в шаль женщина с пронзительными глазами.
— Вот, познакомьтесь, товарищи, это, можно так сказать, муза нашего радио, поэтесса и диктор Ольга Берггольц,— представил нам женщину Макогоненко.
— Покажите,— она решительно кивнула на мою грудь. Пришлось распахнуть полушубок и явить, так сказать, на свет свои награды. С каким-то трепетом Берггольц потрогала пальцами Звёзды Героя и чуть касаясь погладила ладошкой остальные награды,— Спасибо вам,— чуть слышно сказала она,— За всё спасибо.
Первым к микрофону пригласили Гайдара. Он примерно 20 минут рассказывал о мужестве советских лётчиков, о том, как от них бежали не принимая бой хвалёные немецкие асы, о молодом авиатехнике, впервые севшем в кабину истребителя и сбившем в первом же своём бою семь немецких самолётов.
— Сразу после меня,— продолжал Гайдар,— вы услышите этого самого в прошлом авиатехника, а ныне дважды Героя Советского Союза, награждённого помимо советских наград ещё и британской медалью "Крест лётных заслуг" и "Орденом Британской Империи", возведённого английским королём Георгом VI в рыцарское достоинство. Сейчас этот бывший авиатехник, воспитанный нашей партией и народом под руководством товарища Сталина, имеет на своём счету больше всех сбитых самолётов противника среди всех асов не только Советского Союза, но и союзников по общей борьбе с гитлеровцами. На его счету больше семидесяти уничтоженных самолётов врага.
 
Я сел к микрофону. На столике передо мной горела самодельная свеча. Точно такая же, слабо освещая лежащие на столе листки с текстом, написанным карандашом, горела перед сидящей рядом Берггольц. Электроэнергии на освещение уже не хватало. Я аккуратно задул свою свечу. Пригодится ещё. Я молчал. Я реально не знал, что сказать. Пафосные речи здесь явно неуместны, как неуместна какая-нибуть канцелярская банальщина. Фальш люди почувствуют сразу. Прикрыв глаза я склонился к микрофону.
— Ленинградцы! Ещё несколько дней назад я был уверен, что нет на свете ничего прочнее стали. И только оказавшись здесь, в городе колыбели нашей Революции я понял, что ошибался. Есть на свете то, что прочнее любой стали, что крепче любой брони. Это вы, ленинградцы. Это ваша воля и сила духа. Это ваша несгибаемая вера в Победу. Весь мир затаив дыхание с восхищением следит за вашей борьбой. История цивилизации ещё не знала подвига, подобного вашему. Меня называют героем, но настоящие Герои это вы, каждый из вас. Встав несокрушимой твердыней на пути врага вы уже победили. Вы сломали завоевателям все их планы и вселили в них страх. Страх перед вами, стариками и женщинами, страх перед детьми Ленинграда. Сегодня я горд тем, что стою плечом к плечу с вами, ленинградцами, на защите нашего священного города. Никогда нога вражеского солдата не ступит на улицы Ленинграда и пройтись по ним они смогут лишь в колонне военнопленных. Они пришли на нашу землю, чтобы убивать, грабить, разрушать и обращать в рабство, но найдут здесь лишь свою могилу и как награду берёзовый крест сверху. И я, от лица своих товарищей, обещаю вам, что мы сделаем всё, чтобы таких наград враг получил как можно больше. Знайте и верьте, враг будет разбит, Победа будет за нами!
Из Дома радио возвращались на той же "эмке". Вначале заехали в Смольный, где водитель получил задание отвезти нас на аэродром, и потом уже направились к себе. Едва переехав через Малоохтинский мост, почти прямо напротив Смольного, машина задёргалась и двигатель заглох. Водитель залез под капот и через пару минут виновато развёл руками;— Это надолго, товарищи. Вы уж извините.
— Ничего, дойдём,— Аркадий закинул за плечи вещмешок, который мы так и не открывали,— Тут не так уж и далеко и я знаю короткую дорогу.
Город был мрачен. Как же сильно он отличался от того города, каким я его, хоть и мельком, знал. Сюда бы того "Колю из Уренгоя", который в 2017 году лил крокодиловы слёзы с трибуны Бундестага по "невинно погибшим людям", как он назвал немецких зольдат, чтобы он всем своим гнилым ливером прочувствовал всю их "безвинность". Разыгравшаяся метель только добавляла в окружающий пейзаж мрачных тонов. Редкие прохожие, а в такую погоду мало кто рискнёт выйти из дома, едва передвигали ноги. Несколько раз нам встречались люди, везущие куда-то саночки с замотанными в простыни телами умерших. На стенах многих домов были крупные надписи "Бомбоубежище" со стрелкой-указателем или "Граждане! При артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна!".
— Ты не комиссар, а Иван Сусанин,— бурчал я на Аркадия, перебираясь через очередной сугроб. Гайдар на это лишь махал рукой и продолжал идти какими-то лишь ему ведомыми дворами и проулками. Хорошо хоть пропуска на право прохода во время комендантского часа нам выдали. Начало смеркаться. Отсутствие какого-либо освещения на улицах, тёмные окна, делали окружающую действительность похожей на сюжет Апокалипсиса. А что, если не Апокалипсис, творится вокруг? И наши люди смогли его пережить и победить.
Так, обойдя очередную кучу снега следом за Гайдаром, я едва не налетел на его спину. Аркадий резко остановился. Я обошёл его и увидел сидящую прямо на снегу женщину, одетую в лёгонькое пальтишко и с головой, замотанной в видавший виды шерстяной платок. А на улице, между прочим, довольно крепкий морозец и даже просто смотреть на эту женщину было откровенно холодно. Её плечи слегка вздрагивали в беззвучном плаче. Рядом с женщиной стоял маленький ребёнок, больше похожий на медвежонка. Такое впечатление создавалось из-за намотанного на него крест-накрест через плечи толстого платка и большой зимней шапки, завязанной на подбородке. Ребёнок чуть заметно гладил плечо женщины своей варежкой. Перед ними лежали перевёрнутые сани и рассыпанные на снегу дрова. Довольно внушительная охапка. А дрова в Ленинграде сейчас тоже не малая ценность.