Четвертый кодекс (СИ)

Громкий хлопок. Огненный шар уходит в сторону противника. Пламя, дым. Пулемет замолк.
- Пошли! – крикнула Ленмэна, кажется, не раненая. – Мы еще можем успеть...
Илона кинулась за ней, и обе мгновенно ворвались через разбитые ворота. Никто по ним не стрелял.
Внутри, на замощенном грубым булыжником дворе, не было ни души. Похоже, оставшиеся в живых ягуары скрылись через калитку на противоположной стороне. Служители святого места, надо думать, покинули его еще раньше.
Сюда почти не доносились звуки боя, неподвижная нефритовая вода в колодце таинственно поблескивала, над ней склоняли кроны древние деревья.
На мостовой лежало несколько трупов. Девушки с тревогой воззрились на них, боясь увидеть свой «объект».
Ленмэна вдруг замерла, прислушиваясь. И тут Илона уловила движение у каменной платформы, откуда в сенот сбрасывали приношения богам. Там вповалку лежало несколько тел. Одно из них зашевелилось и приподнялось. Радость вспыхнула в Илоне, когда она узнала Евгения. Тот был по-прежнему раздет, но синяя краска почти сошла с его тела, смешалась с грязью и кровью.
Не помня себя, девушка подскочила к нему и разрыдалась, спрятав лицо на его груди. Евгений обнял ее и гладил по спине.
- Ну... ну, Кошка Лона, перестань, все хорошо, - приговаривал он тихо.
- Ты не ранен? – спросила Илона, оторвавшись от него.
Кромлех покачал головой.
- Я нет. А вон тот мертв.
Он кивнул на труп ягуара со свернутой шеей.
- Они меня развязали, когда собирались сбрасывать. Я схватил одного за горло, а пока они меня от него отрывали, пришли вы...
Раздался жуткий пронзительный клич Ленмэны.
Илона с Кромлехом увидели фантастическую картину: огромный черный ягуар сидел на стене и щерился, готовясь к прыжку.
Вернее, он уже прыгал, а навстречу ему кувыркался в воздухе томагавк. Они встретились в полете, и оружие вонзилось в плечо зверя. Но он продолжал движение и упал на могиканку, сбив ее с ног, после чего откатился к краю колодца и остался лежать неподвижно.
Горло Ленмэны было разорвано когтями, оттуда хлестала кровь и раздавалось сипение. Подскочившая Илона пыталась зажать рану, но кровь продолжала литься. Ленмэна с трудом подняла руку и положила на ладони Илоны. Сип стал оформляться в невнятные и непонятные слова:
- Там... я отдам тебе... свою одежду.
Бронзовое лицо могиканки посерело, глаза закатились, тело бессильно опало.
- Глупая девка, - раздалось от колодца. – На что только потратила нагваль... Такой красивый нагваль...
Резко развернувшись от тела могиканки, Илона увидела, что там, где только что лежал раненый зверь, стоял мужчина в длинной черной мантии с очень знакомым лицом.
«Сиуакоатль...» - вспомнила Илона слова Столярова.
Но откуда она его знает?..
«Дельгадо!»
Колдун, кряхтя, пытался левой рукой извлечь застрявший в ключице топорик. Правая его рука висела плетью.
- Вещи силы... – сердито приговаривал он. – Какая дикость! Кто сейчас использует вещи силы... А что до ее нагваля...
Похоже, он собирался закатить долгую глумливую речь, но на сей раз у него это не вышло – Илона молча всадила ему пулю в лоб. Тело сиуакоатля плюхнулось в сенот.
- Вот и все, – произнесла девушка, положив автомат и снимая бронежилет.
- Не думаю... – рассеянно отозвался глядящий вверх Кромлех.
На небе возникли несколько ярких точек. Они плавно теряли высоту, оставляя за собой пушистые светящиеся хвосты, и очень походили на каких-то гадов.
- Это... – начала девушка.
- Я знаю, что это, - прервал ее Кромлех. – Я же сам это придумал...
Его лицо стало замкнутым и угрюмым.
- Праведен гнев Твой, – прошептал он.
Девушка с ужасом смотрела в небо.
Кромлех повернулся к ней.
- Пойдем, Кошка Лона, - сказало он ласково и протянул руку. – Мне больше не нравится этот мир. Может быть, другой окажется лучше.
Илона смотрела с недоумением.
- Поверь мне, - настаивал он. – Мы пройдем вместе, я знаю это.
Она еще раз посмотрела на приближающуюся к ним смерть, на его руку и взяла ее.
Зеленые воды раскрыли им свои объятия.
 
Из «Жития Благих наших, Копье воздевших». Эгроссимойон, около трех миллионов земных лет назад 
«Много, много минуло циклов. Много раз воды Грота Сокрытого сменились.
Было так: Прохожий с Езоэевели именем Благой в Гротах явился. Был, как они – мимохожим, чужим в образе эгросимооа, повинен развоплотиться на поверхности под взором Аделинаам.
Была юная самка именем Леэнмиин. Тайишаиш-демон, Мать Тишины, покарала ее ауру [перевод условен, понятие обозначает совокупность ментальных проявлений эгроси] проклятием истинной [перевод условен, понятие приблизительно обозначает платоническое чувство без намерения воспроизводства] любви к Прохожему именем Благой. До сей поры это немыслимое смешение [значение неясно], смерть дарующее, ибо запретна радость к Езоэевели. Совет Гротов милостиво и печально просил Леэнмиин умереть, ибо тревожно эгроси умертвить Прохожего, та с радостью к тому склонилась.
Исполнен был хадж в Аделин-виири, Благой пошел и Леэнмиин. Благой был не учен и чужд, но аура его втекала в общую молитву, и та приняла ее. Он не знал, зачем шла Леэнмиин, прелюбодейка.
Когда в Пасти Аади-Иаасси, как велят язычникам их боги – суть демоны, она заместила своей его жизнь, подарив его ауру эгросимооа, Благой открыл Нэон-гоо, уйдя. Знамение исполнилось.
Но он сразу появился там вновь и была с ним иная Прохожая, самка эгроси телом. Были они без скафандров и стали умирать. Благой надел свой скафандр, оставленный в Пасти, и Прохожую одел в скафандр Леэнмиин.
«О! – думала Прохожая. – Она отдала мне свою одежду!»
Они были годами юны, дети Езоэевели, чужие, но Отец Всевышний даровал им волю и мудрость.
Во дни празднования печали конца цикла хадж возвратился в Гроты и там все ждали кары, мысля: новый День гнева близ. Ибо не бывало доселе – чтобы дважды воплощенный явился, и двое телом эгроси с Езоэевели сочетались.
Ибо Благой присовокупил Прохожую к себе, и именовали ее Благой, он же звал ее Лоона Агрийю. Головастики их не мерли, а потомство желало жизни [очевидно, в семье Благих не было обычного для Гротов падежа молоди и стремления к суициду]. Вскоре Грот Сокрытый вмещал многое множество телом эгроси, в которых жила Езоэевель.
Благие сделались велики и возглавили церемонии. Они явили лик свой Совету Гротов и магистры показали им ладони [формальный ритуал возведения в императорское достоинство]. Они сражались с сего не желающими эгроси, они сражались с гриизийя, они сражались с демонами поверхности.
Когда гриизийя побеждали Благих, Непорочная Яснодева во сне подала им Копье. Воздев его, они победили.
Отныне вера Сына именовалась в Гротах благой, и на краткие циклы, милостью Всеотца, настало время жизни. Гроты едины стали и вера Прободенного ширилась.
Но развоплощенные демоны ждали, и, попущением Всеотца, умерла Благая на поверхности, в граде Яснодевы.
Благого печаль поглотила. Он помыслил: «Она больше не станет плыть рядом. Зачем Ты покинул меня?»
По окончании праздника траура Благой совершил церемонию плача по Езоэевели, именем Всеотца, и Сына, и Силы Их, так, зачав новый цикл Аделинаам.
После чего, помыслив: «Лоона Агрийю», открыл Нэон-гоо.
Более не было такого, ибо мир остановился.
Да пребудет в покое до самой смерти Эгроссимойон и Грот наш, в утробе его сокрытый!
Ныне, когда остаток эгросимооа склонился к концу, помяните Непорочную Яснодеву и Благих наших, Копье воздевших, с нами плывших. Ибо встретят они вас в Водах Небесных, где Сын Прободенный Суд вершит. Так».
   
***
 
Кукулькан. Юкатан. Юукуабнал (Чичен-Ица). 9.8.11.6.10, и 13 Ок, и 18 Кех (2 ноября 604 года) 
«Пишу я, владыка-жрец Кукулькан, тебе...»
Евгений отложил кисть и задумался, как передать свое имя символами майяского письма. И тут же понял, что придумывать не надо. Когда-то очень давно... вернее, много веков тому вперед... в ином мире, когда он не был еще ни Благим, ни Кукульканом, а лишь молодым отставным штабс-ротмистром Кромлехом, после войны безуспешно рассылавшим рукописи своего первого романа по издательствам, его познакомили с великим человеком. Правда, с большой буквы этот эпитет тогда к нему еще не применяли, но никто не сомневался, что Лев Гумилев, рожденный в семье известнейших поэтов, - великий ученый.