Амнезия "Спес" (СИ)
Не знаю, может и так, но настолько сильно я обожрался первый раз в жизни! И, наверное, потому приснул. И даже когда мы, спустя еще с час, отчаливали от места стоянки, в машину перебирался не особо соображая. Ну, а в багги под легкое покачивание и вовсе задрых без задних ног.
Наставник дергать меня не стал, так что проснулся я сам, на какой-то видно особо высокой кочке.
— Давно едем? — спросил я его.
— Да не, часа два, — буркнул он.
— Долго еще?
— Да щер его знает… но мы со Стояком думаем, что нужное место не проедем точно. Давай, ты порули, а я тоже подремаю.
Но долго отдыхать у моего наставника не получилось.
Мы протащились еще с полчаса по все такому же, однообразному туннелю, и единственным развлечением на этом отрезке пути, оказались лишь встреченные в одной из промоин резвящиеся жабцы. Но орать дикими голосами зверухи не стали, а потому, кроме, как «разглядеть получше», и это действо ничего интересного не принесло.
Но вот вскоре после очередной речной развилки тоннель вытянулся почти идеально прямым отрезком, а вдалеке забрезжило что-то странное.
Казалось, что пещеру перекрывает стена. И чем ближе мы подъезжали, тем явней фары машин высвечивали ее не по природному чернеющую поверхность.
Впрочем, когда подошли ближе, стало понятно, что это огромная труба, и проезд она перекрывает не полностью. Просто фары на покатом боку бликовали где-то в нижней его части, а вот остальная, не отражающая свет поверхность, сливалась своей чернотой с пещерной позади. От поверхности воды до нижней части трубы зазор составлял метра два, от приподнятых берегов — чуть меньше.
— Все, прибыли, — сказал командир, который уже успел слезть с багги и разглядывал днище перекрывающей пещеру конструкции, — дальше пойдем здесь, — уточнил он, постучав кулаком по черной поверхности.
По стуку стало понятно, что труба из какого-то твердого пластика.
— Как влезем в нее? — поинтересовался Прыщавый.
— Да как всегда! — обескуражено ответил ему Паленый, — Ты что, никогда в техтоннели с естественных не заходил?
— С речного — нет, — пожал плечами тот, — так-то, или откапывали, или двери вскрывали, как обычно.
— Ох, молодой ты еще… — покачал головой мой наставник на это.
А Стояк в этот момент лазил под трубой и шарил ладонью по ее нижней поверхности.
— Дайте что-нибудь, чем шибануть можно, песком забилось…
Паленый пошарил в кузове багги Пердуна, где ехало наше основное оборудование, и подал ему какую-то металлическую заостренную палку.
— Во, ломик подойдет! — обрадовался командир и принялся им там по чему-то долбать.
После удара десятого что-то хрустнуло, потом скрипнуло… Стояк отскочил, а в том месте, где он только что стоял, часть трубы стала отваливаться.
— Это чё такое-то? — удивился Пердун.
Но думается, что хотя спросил именно он, по своей непосредственности, но вопросом этим озадачились все. Ну, может, за исключением Паленого и командира. Даже старший хран подошел поближе и с интересом стал наблюдать за медленно отходящей со своего места створкой, впрочем, не теряя бдительности и направив на открывающуюся дыру ствол фаербласта.
И не зря. Стоило части трубы, которая оказалась люком, опустится, как оттуда раздался отдаленный визг.
— Порхатки долбанные! — досадливо рявкнул командир, — Намордники живо! Защиту на глаза! Оттуда тварей не выпускать!
Хотя, проговаривал он это, похоже, больше для порядка… ну, и для тех, кто был помоложе и поглупей. Сам же он с Паленым и Прыщавым уже при первых звуках далекого визга все повздевали на себя и встали возле дыры, так что к концу фразы внутрь трубы было направлено уже несколько стволов фаербластов.
Когда визг ударил по ушам, мужики нажали на гашетки. Четыре плевка огня ворвались в дыру единым слаженным потоком и улетели куда-то вглубь.
Почти сразу из проема на скошенную поверхность люка шлепнулась пара черных, размером с мой кулак тел, и затрепыхалась, молотя пожженными крыльями. Бат тут же деловито придавил их сапогом, а Паленый пустил еще одну струю огня по «полу» трубы, видно выжигая тех недобитков, что до люка не долетели.
Меня же от чавкающего звука, раздавшегося из-под каблука храна, опять замутило. Я шагнул назад, приподнял намордник и вздохнул поглубже.
«Если так дальше дело пойдет, то кто-то обязательно заметит, и плакала тогда горькими слезами моя бравая кликуха! А быть мне придется, каким ни то Блевотиком или Харчком!»
Мысль отрезвила и привела в норму, я вернул респиратор на место и, ступив ближе к люку, заглянул в него.
Там, внутри, труба убегала куда-то вдаль, подсвеченная тревожным тусклым светом. Впрочем, как и везде в рукотворных проходах. Диаметр ее не превышал метров пяти, а по стенам с двух сторон шли еще и толстые связки проводов и труб, что заставляло задуматься: а пройдут ли там грузовые багги?
Я спросил Паленого.
— Впритык, должны, — успокоил он меня, а потом кинул уже Бату, который легко взобрался по стенке люка в трубу и собрался идти дальше:
— Вторая волна по-тихому пойдет. Визжат они только в первый раз, когда не знают, кто их территорию нарушил. Так что, слушай шорох крыльев.
— Знаю, — кивнул старший хран, — визг их убойно действует только на тараканов и ползунов, а раз мы еще тут, то теперь молча с ходу плеваться начнут, — и, усилив мощь налобного фонаря, потихоньку двинул вперед.
Далеко не ушел. Шум крыльев подлетающих трутней мы, находящиеся еще в речной пещере, не услышали, но вот как все пространство вокруг отошедшего от входа Бата вмиг замелькало хаотично движущимися тенями, видно было хорошо.
Потом вспышка! Огонь прокатился вперед по трубе, еще ярче обозначив черных трепыхающихся порхаток, потом темнота… кажущаяся, понятное дело, лишь моим ослепленным глазам.
— А-а! — непроизвольно взвыл я, от того, что меня по башке двинули.
— Че орешь? Я лишь задел тебя немного, — хмыкнул наставник, который так и стоял рядом, а теперь зачем-то еще и протягивал ко мне руку.
— Я от неожиданности… — попытался оправдаться, потому, как и правда, двинули-то меня не сильно.
Попутно, только начинающими прозревать глазами, старался рассмотреть, что у него в руке.
— Если от неожиданности, то тогда можно, — продолжает насмешничать Паленый, а вот на ладони у него… лежала порхатка, мелкая такая, с явно раздавленным тельцем. И до чего ж мерзкая!
— Это что? — недоверчиво спросил я, — У меня на голове сидело?
— Порхало оно рядом с твоей головой! Это ж — порхатка! С чего б ей сидеть? Не тупи мелкий! — вроде как даже разозлился наставник.
Я кинулся ощупывать совою голову в капюшоне. И хотя чувствительность в перчатках конечно не та, что у незащищенных рук, но на ткани в районе затылка немного оплавившееся шероховатое место нащупал.
— И че теперь?! — испугался я.
— Теперь ни че, — пожал плечами Паленый, — их яд быстро испаряется на воздухе с невосприимчивых поверхностей. Вас что, и этому в школе не учили?!
Но, ни оправдаться, ни возмутиться я не успел, к нам подошел Стояк:
— Что, одна прорвалась и на мелкого напала? — спросил он, увидев придавленную порхатку у наставника в руке, — Бывает… так, заканчиваем болтовню и двигаем дальше. Пошли машины загружать, — команднул он и, не ожидая нас, сам направился к стоящим чуть в стороне багги.
— А разве порхатки больше не налетят? — спросил я Паленого.
— Пока нет. По численности тех, что мы уже пожгли, там одно гнездо где-то впереди, и теперь нас встречать будут только возле него. У них трутней уже мало осталось, чтобы посылать в дальнюю атаку, — кинул мне он, последовав за командиром.
Хотя покрытие люка было каким-то липковатым и явно предназначенным для подъема по нему, но наклон, градусов в сорок, багги сами не тянули. Так что, после пары неудачных попыток въехать «с разбега», решили вталкивать машины в проем руками.
За веревку, привязанную к буферной решетке бампера, сверху тянули Пердун, Прыщавый и мой наставник, а мы с командиром подпихивали сзади.