Паутина Фрейда (СИ)

Я зарылся в ее волосы рукой и снова коснулся губ, пахнувших коньячно-лимонно. Блядь, теперь нет преграды в виде одежды, и я чувствую ее каждым сантиметром кожи. Ее твердые соски трутся об меня, мой член упирается ей в бедро, а я продолжаю просто неистово целовать губы, даже кусать их, проделывая дорожки по ее позвоночнику. Туда и обратно.
И на спине нащупываю неровности, такие же тонкие, как и те шрамы у нее на бедре. Это четкие ровные линии, так что теперь я точно уверен, что это лезвие. Больше ничто не могло оставить таких четких по ширине и глубине шрамов.
Она, наверное, почувствовала, где я задержал руки, и шепнула мне в губы, разделяя каждое слово кратковременным касанием то к щеке, то к губам:
— Если ты задашь хоть один вопрос, то я уйду.
К черту вопросы, но, надо признать, они есть. Не сегодня. Не сейчас. Не тогда, когда я хочу почувствовать, какой она может быть, если не просто нагнуть ее и поиметь.
Я молча потянул ее на ковер и уложил на спину. Провел рукой от шеи и снова сжал грудь. Классные сиськи, что скажешь. На этот раз она просто простонала и шире раздвинула ноги. Я вставил в нее пальцы, вырвав очередной стон, и она хлопнула в ладони, чтобы погас свет, бивший прямо в глаза.
Я продолжил движения руками. Глаза привыкали к темноте, но даже видеть не надо было. Я чувствовал, лишившись зрения, каждое ее движение, слышал ее дыхание. Этого хватало.
Убрав руки, услышал, как она разочарованно выдохнула. Еще не вечер, детка! Еще постонешь.
Я подтянул ее за ноги к себе, встав на колени, и резко вошел. Она обвила меня ногами, выгнув спину, и вцепилась в мои локти. А то ли еще будет! Я начал дразнить ее медленными движениями, а то и вовсе выходил, лишь слегка касаясь членом. И она так подавалась за мной вперед, что я готов был засадить ей так глубоко, чтобы искры из глаз посыпались.
Только я, кажется, дразнил не столько ее, сколько себя. Я так хотел ее, сильно, жестко и до боли, что обрекал себя на эту пытку. И она поняла:
— Ты долго будешь издеваться над нами обоими?
Большего и не требовалось. Я сжал кулаки, уперев их в пол, и начал входить в нее. Даже держать ее бедра не надо было, она сама ловко подстраивалась под каждый мой толчок. Ее грудь подрагивала, когда я делал движение внутрь, а живот напрягался.
Я схожу с ума. Трахаю эту сучку, и мы оба получаем удовольствие. Она приподнялась, запустив ногти мне в плечи, а подом вздрогнула, прикусив ключицу, и проделала, скорее всего, кровавые дорожки от моих плеч вниз по рукам.
Как же она охрененно кончает. Не сдерживает себя. Диссонанс. Чувствительная сука. Я перевернул ее на живот, и она тут же приняла правильную позу.
Да такое ощущение, что не трахалась она целую вечность. Ничего, за эту ночь насытишься. Я вошел в нее, надавив на поясницу. Мои руки тут же потянулись к шрамам под лопатками, но я тут же почувствовал, как она сжимает меня внутри, пульсируя. Какая ненасытная. Только теперь мы кончим одновременно.
Я остановился ненадолго, а потом начал сильнее и сильнее вбиваться в нее, накрутив волосы, которые были не намного светлее глаз, на руку. А потом просто лег на ковре на спину, потянув ее к себе на грудь. Она не сопротивлялась. Забросила на меня ногу и сказала:
— Я все-таки не ошиблась — трахаешься ты зачетно.
Я, блядь, чуть было не спросил, насколько хреновее трахается ее муж. Но ни хрена. Это был бы слишком очевидный вопрос.
— Ты тоже вполне ничего.
— Ничего?!
Я постарался улыбнуться так, чтобы она не заметила. Кажется, чье-то самолюбие задето. Ну так покажи, на что способна.
  
Глава 9. Дина
 
Я не думала, что это будет так. У меня рвало крышу от каждого его прикосновения. Он стал именно тем, что я искала не один год.
И сейчас я рассчитывала, что он меня выпрет снова, как только поимеет. Но нет… Еще провоцирует. Снова удивил. Не сказал ни слова про Вадима, хотя это был бы удар ниже пояса, не острил по поводу того, что я добровольно легла под него. Он вел себя так, как будто еще утром не смотрел на меня как на врага. Я бы даже поверила, что я ему нравлюсь, если бы рядом со мной сейчас не лежал Ярослав Ратомский.
 
— Дина, — он снова коснулся моей спины. — Откуда шрамы?
Этот вопрос был очевиден. Их не видно почти, тонкие, незаметные, но прощупываются. Неудивительно, что он не обратил внимания в раздевалке спортзала.
— А у тебя? — приподнялась я на локтях, стараясь рассмотреть его лицо, и прикоснулась к отметине на груди, чуть выше левого соска.
Ратомский лишь усмехнулся. Конечно, никто из нас не готов был раскрыть карты. Мы оба знали, что это был бы козырь в руках другого. Ничего, все еще впереди. Не так быстро.
— А если ответ за ответ? — вдруг предложил он.
Хоть что-то. Я все-таки добиваюсь своего. И пойду до конца. Как я могу предположить, у Ратомского никогда не было отношений с женщинами. Скорее всего, просто трахался и уходил, не говоря ни слова. А общение удовлетворял с другой женщиной. С Алисой. Она его воспитала, она сделала его тем, кто он есть. Но не только она. От нее, наверное, у него было только лучшее. А остальное привила жизнь.
— Ты начинаешь, — сказала я.
— А ты же и так все знаешь…
И снова никакой откровенности.
Ратомский потянул плед с дивана на пол и укрыл нас. Черт возьми, а это что за хрень? Пытается усыпить мою бдительность?
Укрывал он нас с такой заботой, при этом притянув меня к себе, что я даже на мгновение растерялась и задержала дыхание.
Он это понял. И я уже начала забывать, кто из нас психолог.
— Дина, завтра утром все останется по-прежнему.
— Я знаю, — отозвалась, поцеловав его в ключицу.
Да, утро снова принесет то дурацкое противостояние, где каждый из нас захочет сожрать другого с потрохами. Но ночь открывает человека. Ночи для этого и существуют. У меня есть только эта. Другой, возможно, не будет.
Он повернулся на бок, и я поняла, что разговор откладывается. Грубые пальцы скользнули по моему бедру, а я переместила руки на его лицо. Я хотела его! Я, черт возьми, его хотела!
Прямо до боли. Все сводило от мысли, что я его снова почувствую. Но нет, я буду думать, а он должен привязаться.
Я отбросила плед и села сверху на Ратомского, проведя пальцами от виска до того же шрама на груди. Его дыхание изменилось. Никуда он от физиологии не денется, тем более если так меня хочет.
Мои движения были тягучими и дразнящими, пока он не подключился. Одной рукой сжав мою правую грудь, он вторую переместил на бедро. Я чувствовала сейчас его в своей власти, сидя сверху. Я руководила процессом и сама себя приближала к оргазму, но перед самым его моментом он резко перевернул меня и вышел.
Я подалась бедрами вперед, но не нашла то, что так хотела.
— Дина…
Его голос пронзил тишину, которая прерывалась до этого только движениями наших тел. Теперь его пальцы скользнули по моей щеке и остановились на моих губах. И снова выбор. Он мне его давал.
Я высунула язык и облизнула подушечку указательного пальца. Ратомский выдохнул так обреченно, как будто я теперь не оставила путей к отступлению. Так и есть. Его палец протолкнулся сквозь губы, зубы, по языку… И я начала посасывать его палец, чувствуя, как он снова входит в меня.
Ратомский смотрел мне в глаза, двигаясь во мне и наблюдая за движением моих губ. А я… Господи! Я хотела приручить его, а он снова почти меня нагнул, пусть и фигурально, и заставил сходить с ума.
Нет! Он меня не переиграет!
Я отбросила его руку и нашла выход. Жадно впилась в его губы, снова вцепилась ногтями в плечи и… Мы оба сошли с ума.
 
Я сбилась со счета, считая свои оргазмы. Хотя вру. Я их даже не считала. Я просто орала, стонала, царапала его спину. Так не бывает — я проверяла. На протяжении лет восьми проверяла, но так и не нашла доказательств.
— Ты бы хоть спросил, как я предохраняюсь, — сказала я, когда Ратомский, содрогнувшись, придавил меня к полу.