Джентльмены предпочитают русалок (СИ)

Она сбрасывает туфли, и через минуту я присоединяюсь к ней, встаю на колени на маслянистом песке и впиваюсь пальцами в его мягкость. Тут крошечные ракушки и кусочки водорослей, запеченные на солнце. Мое место, выступающие каменные пруды, лежат прямо впереди.
В конце концов, Мара садится, стряхивая песок с волос. Она сидит какое — то время, а потом смотрит на меня, и ее глаза снова становятся печальными.
— Перед тем, как меня изгнали, я все время думала, что я могу просто объяснить Каллену, что как только у тебя в голове появляется идея, например, о побеге, тебя уже не отговоришь. Я подумала, что если он позволит мне объяснить, и если он увидит бесполезность попыток остановить тебя в твоих поисках чего — либо, он поймет и, возможно, проявит ко мне снисхождение, — она поворачивается, чтобы посмотреть на спокойное море, которое беспокоил только бриз. — Конечно, я знаю, что это глупо, потому что, как только Каллен примет решение, никто не сможет его изменить, — она небрежно пожимает плечами, но на ее лице появляется хмурое выражение. — Море отсюда такое красивое, тебе не кажется?
— Красивое, — соглашаюсь я, — а ночью еще лучше.
Мы долго сидим в тишине, глядя на море, сидя бок о бок. Затем я встаю, выпрямляюсь и протягиваю руку Маре.
— Идем, по пути в город мы можем пройти мимо каменных прудов. И я не могу дождаться, когда ты попробуешь нечто, называемое шоколадным пирожным.
Я полна решимости повеселиться сегодня, несмотря на то, что в последнее время все против меня. Улыбаясь, я поднимаю Мару на ноги.
— Что такое пирожное?
— Это хрустящее слоеное тесто, иногда с начинкой из фруктов, заварного крема или шоколада. Шоколад как… забудь. Будет лучше, если ты попробуешь это сами. То, как я описываю это, не соответствует действительности.
Теперь заинтригованная, Мара рада следовать за мной. Мы обходим круглые бассейны, наполненные морской живностью, и она останавливается, чтобы окунуть руку в воду. Теперь ее улыбка становится немного легче. Когда она вытаскивает руку, вместе с ней появляется маленький краб — отшельник, ползущий по ее руке со своей крученой ракушкой. Она осторожно снимает его с плеча, чтобы вернуть в воду, погладив.
— Только мы с Сойером когда — либо приходили сюда, и мы никогда не приходили сюда вместе, — тихо признаюсь я, — теперь ты тоже о нем знаешь.
— Это место — какой — то большой секрет? — Мара смеется.
— Мне просто нравится, что здесь так тихо и никого нет, — отвечаю я. Я могу смотреть на море и наслаждаться волнами или гулять по пляжу в полном уединении. Как это может не нравиться?
Она не отвечает, и мы идем молча. На улицу ведут старые гнилые деревянные ступени, и я позволяю Маре подняться первой, опасаясь, что она может споткнуться о свои неуверенные ноги. Тем не менее, она прекрасно поднимается по ступенькам, а потом мы обе оказываемся на улице и смотрим на дорогу, ведущую в город.
Ранний полдень в будний день, поэтому в Шелл — Харборе тихо, когда мы добираемся до центра города. Магазины открыты, но мы видим лишь горстку людей, блуждающих по улицам. Один мужчина поворачивается к нам, чтобы улыбнуться, но его веселое выражение лица пропадает, когда он видит мое лицо и четко узнает меня.
— Эта ложь далеко распространилась, — мягко сказала Мара, явно заметив. Когда она поворачивается ко мне, то смотрит на что — то позади меня и, подойдя к зданию, срывает со стены один из оскорбительных плакатов и сминает его в руках. Она бросает его в урну, промахивается, а затем, закатив глаза, отбрасывает его в сторону ногой. — Люди такие мелочные.
— Откуда ты знаешь, что это сделал человек?
— Кто еще это может быть? — возражает она, отбрасывая темные волосы с глаз.
Я склоняю голову, обдумывая это. Скорее всего, это был человек, потому что Каллен не стал бы прибегать к такой уловке — Мара права. Это просто не его стиль. И, кроме того, тот, кто создавал плакаты, явно верил, что Корсика — это место, где есть газеты, иначе говоря, что оно не находится под водой. Нет, скорее всего, это было человеческое нападение. Но кто мог это организовать? Вивьен, потому что она тайно влюблена в Сойера и завидует нашей дружбе… или тому, что раньше было дружбой? Хм, это имело бы смысл, потому что Вивьен достаточно расспросила меня о моей истории, чтобы знать, что я родом из места под названием Корсика в Греции и что я не горю желанием возвращаться из — за неудачных отношений. Ей было бы легко придумать ложь. И, кроме Венди и Сойера, я больше никого не знаю в Шелл — Харборе. Ну, еще Маршалл, но он не в счет, так как только что сюда переехал.
 
Полностью статью я не читала, да и не собираюсь. Достаточно того, что рассказала мне Венди. Подойдя немного ближе к Маре, я пытаюсь сделать серьезное лицо.
— У меня такое же право быть здесь, как и у любого другого, — говорю я как себе, так и Маре. Затем я беру ее за руку и добавляю. — Пойдем, возьмем пирожных.
Она не протестует, и я воспринимаю это как хороший знак.
В городе есть несколько пекарен и еще больше кафе, хотя «Мокко Пот», где я впервые выпила кофе с Маршаллом, быстро стало моим любимым. Там не только продают, кажется, сотню различных видов кофе и чая, но и предлагают разнообразную свежую выпечку каждый день.
Когда мы заходим внутрь, мне в нос ударяет аромат насыщенного темного кофе, а также запах выпечки и сладостей. Я сразу же хочу чашку кофе, из тех причудливых, с шоколадным сиропом по краям. Сегодня за баром стоят две женщины, и они обе поднимают взгляд, когда мы входим.
Как только они видят меня, я сразу понимаю, что добром это не кончится.
Старшая, лет тридцати, хмурится, когда видит меня.
— У нас в зале полно народу, и мы не можем никого посадить, — быстро говорит она, отказываясь встречаться со мной взглядом.
— Тогда мы возьмем заказ на вынос, — холодно отвечаю я, хотя прекрасно знаю, что свободных столиков более чем достаточно. На самом деле занят только один. Когда я поворачиваюсь к Маре, я не позволяю ей или женщинам видеть меня расстроенной. — Мара, что ты хочешь? Я могу просмотреть меню и объяснить, если ты не уверена.
Она с тревогой смотрит на бар, закусив губу.
— Я не знаю, — признается она, — что — то с этим молоком.
Я почти улыбаюсь, пока не замечаю, что бариста все еще смотрит на меня краем глаза. Другая женщина теперь присоединилась к ней, и они приглушенно шепчутся, все еще глазея.
Поджав губы, я иду к стойке и говорю:
— Мне два шоколадных круассана и два кофе со льдом с карамелью.
Мара подходит и встает рядом со мной, неловко переминаясь с ноги на ногу.
Я смотрю на двух бариста, заставляя их отвернуться от меня. Никто ничего не говорит. Я ожидаю, что это будет последнее, но затем я вижу, как бариста моложе оборачивается, чтобы взять что — то из — за стойки. Она шлепает это передо мной с размаху, затем отступает с самодовольной улыбкой на лице.
— Мы не обслужим ни вас, ни вашу подругу, — холодно говорит она, указывая на ужасный плакат с моей фотографией, — мы здесь не обслуживаем преступников.
— Вы верите всему, что читаете? — спрашиваю я, глядя на нее.
— Мне кажется, что это достаточно официально, — огрызается бариста постарше.
— Ну, если бы вы знали что — нибудь о Корсике, вы бы знали, что у нас там нет газет, — Мара кипит.
— Не говоря уже о том, что статья якобы из Греции, а написана на английском языке, — добавляю я.
На табличке с именем бариста написано «Энн» неряшливым почерком. Она берет газету с барной стойки и возвращает ее другой женщине, которая с раздражением оборачивается и идет к другому концу бара, где за стеклянными витринами лежат выпечка и хлеб.
Гнев поднимается во мне, горячий и свирепый. Мне хочется накричать на этих женщин, сказать им, какие они глупые и мелочные, но слова не слетают с моих губ.
— Держите свои товары при себе, — говорю я, беру Мару за руку и разворачиваюсь. — Я не заинтересована в поддержке места с такими узколобыми людьми.