Джентльмены предпочитают русалок (СИ)

— Позвони мне, если будут новости о Маре, — говорит он, спускаясь по ступенькам, — если тебе что — нибудь понадобится, ты знаешь, где я.
Милое предложение, но после проблем, которые у нас были, это не то предложение, которое мне удобно принять. Однако вместо того, чтобы сказать это, я неуверенно улыбаюсь ему.
— Спасибо, но я уверена, что у нас все будет хорошо. Я дам тебе знать, когда она проснется.
Мы с Сойером прощаемся. Кажется, ему не нравится идея оставаться здесь, и я не могу его винить. Без сомнения, он уловил тот факт, что я была не очень рада его видеть. А правда в том, что я предпочла бы остаться наедине с Марой. Мой разум перегружен, и Сойер, внезапно снова ставший милым, для меня почти невыносим. На данный момент, во всяком случае.
Я машу рукой на прощание с крыльца, пока он исчезает на дороге, и как только он уходит, я с тяжелым вздохом прислоняюсь к дверному косяку. Что за день.
Я тащусь на кухню, чтобы доесть свой завтрак. Когда я собираюсь сесть за стол, я слышу шорох в гостиной. Я замираю, сердце бешено колотится, уши напрягаются, пока я не понимаю, что это всего лишь Мара. Она проснулась и теперь стоит.
Через несколько секунд я вскакиваю на ноги и спешу в гостиную. Завтрак забыт, и когда я смотрю на сутулую Мару, все, о чем я могу думать, это то, какая она маленькая и усталая.
Она поворачивается, чтобы посмотреть на меня, когда я вхожу в комнату, и ее глаза темные. Пустые. И все же она неуверенно улыбается, что согревает мое сердце.
— Ева, — бормочет она, поворачиваясь, чтобы лучше меня разглядеть, — я чувствую себя… лучше.
Я уже протягиваю руку, чтобы обнять ее, мои руки обвивают ее худое тело. Она обнимает меня в ответ, и я чувствую слезы, наворачивающиеся на глаза.
— Проголодалась?
Она кивает.
Я помогаю ей сесть на один из стульев за обеденным столом. Тогда я иду на кухню.
— Я скучала по тебе, — бормочу я. — У меня так много вопросов, Мара.
— Я знаю и обещаю, что отвечу на все, — она звучит так устало. Невероятно устало.
— Только когда ты наберешься сил.
Она кивает, и ее живот урчит.
Глава одиннадцатая
Я смотрю, как Мара проглатывает яичницу, хотя я едва притронулась к своей. Она ест с энтузиазмом того, кто не ел несколько дней, и даже протягивает свою тарелку, чтобы попросить добавку. Ее голод имеет смысл, поскольку она плыла сюда долго. И эта тема все еще вызывает у меня любопытство.
— Как ты меня нашла, Мара? — начинаю я. — А почему ты покинула Корсику и Каллена?
При имени мужа она хмурится и качает головой, вздыхая.
— Корсика… Каллен, — повторяет она. — Все это уже не имеет значения…
— Почему?
Она вздыхает, а затем смотрит на меня, и в ее глазах есть что — то похожее на сожаление.
— Я уплыла не по своей воле, Ева.
— Тебя изгнали?
Она кивает, и во мне поднимается чувство вины, потому что я уверена, что причина, по которой ее изгнали, имеет непосредственное отношение ко мне — Мара уговорила меня покинуть Корсику, и я уверена, что Каллен узнал, что она была частью моего плана побега.
— Что… что случилось?
Она пожимает плечами и продолжает есть.
— Каллен узнал, что я помогла тебе сбежать, и после этого… ну, ты знаешь, что бывает с теми, кто не подчиняется королю.
Мое сердце сжимается. Я делаю глубокий вдох, и мои глаза широко распахиваются в недоверии. Я просто не могу поверить, что он был настолько груб — изгнать ее — это, по сути, смертный приговор, и держать ее подальше от ее детей… хм, интересно, он изгнал и ее детей? Поскольку они не с ней, я не знаю, как спросить.
— Твои дети, — нерешительно начинаю я.
— Все еще на Корсике.
Я вздыхаю с облегчением — я боялась, что они могли не пережить изгнание.
— Я никогда не думала… я никогда не думала, что мужчина, даже такой жестокий, как Каллен, изгонит свою самую преданную жену.
Она делает паузу во время еды достаточно долго, чтобы посмотреть на меня через стол. Темные волосы лежат на ее плечах и никак не скрывают изможденные щеки.
 
— Что, по — твоему, он сделал бы, Ева? Ты была его любимицей. Каллен хотел и до сих пор отчаянно хочет жениться на тебе, поэтому, конечно, он был зол на меня и не собирался просто забывать это.
Я сглатываю, но кусочек яйца застревает в горле липким комком. То, что Мара здесь, моя вина. Я смотрю на завтрак, но тот небольшой аппетит, который у меня был, уже испарился. Тыча вилкой в ​​уже остывшую еду, я хмурюсь.
— Мне очень жаль, Мара. Как… как он это сделал?
Ничего подобного в нашей культуре еще не было. Ни одна русалка никогда не сбегала на сушу от нежелательного брака, и ни одна жена еще не помогала первой сбежать. Для Каллена это, должно быть, стало большим предательством, чем то, что я оставила его. Чтобы Мара, женщина, которую он считал верной ему, помогла мне сбежать… Мне невыносима мысль о длинном списке наказаний, которым должна была подвергнуться Мара, и изгнание было худшим из них.
Мара откидывается на спинку стула, отодвигая тарелку. Она сделала ее почти полностью чистой.
— Он узнал довольно быстро после того, как ты уплыла.
— Как?
Она пожимает плечами.
— Он знал, как мы с тобой были близки. И когда он потребовал ответа, где ты, я не смогла ему соврать. Поверь, я пыталась, но никогда не умела лгать, — она вздыхает, и я не могу с ней спорить, потому что она права — она никогда не умела говорить ничего, кроме правды. — Я думала, что если я ему все расскажу, может, он пощадит меня, но правда только разозлила его, — Мара зажмуривается, борясь со слезами, и качает головой. — Он унижал меня перед всеми своими женами. На глазах у Джейд и Масенн, у всех. Думаю, он хотел сделать из меня пример. Потом он публично изгнал меня и сам вышвырнул с Корсики… — она замолкает, слова застревают у нее в горле.
— А твои дети в безопасности?
Она кивает.
— Насколько я знаю. Я имею в виду, они все еще там. Он не причинит им вреда, конечно. Корсика не позволит этого, и я не… Я не думаю, что Каллен способен причинить вред беззащитным детям.
Я бы не сказала, что он не мог такого, но я молчу. Вместо этого я кладу руку на ее ладонь и сжимаю ее, надеясь хоть немного облегчить ее страдания, прежде чем мы перейдем к вопросу, который все еще ставит меня в тупик.
— Как ты узнала, что я здесь?
— Я слышала название «Шелл — Харбор» от Каллена, — отвечает Мара, глядя на наши переплетенные руки, и на ее прекрасном лице проступает хмурая гримаса. Она не совсем смотрит мне в глаза, но я почти вижу, как работают шестеренки в ее голове. — Когда я проверила его, я узнала, где на карте находится Шелл — Харбор — примерно к северо — западу от Корсики. С помощью компаса я нашла дорогу сюда.
Я чувствую, как мои брови сдвигаются.
— Ты проложила свой путь сюда?
Она кивает, а затем слегка смеется.
— Ну, я пропустила Шелл — Харбор и всплыла в нескольких городах от него, но в конце концов нашла дорогу.
Ее история кажется мне невероятно странной, потому что она никогда не казалась мне той, кто мог бы разбираться в человеческом компасе или в том, как им пользоваться, и кажется странным, что она могла использовать компас, чтобы найти Шелл — Харбор, но я не знаю, как оспорить ее объяснение. Может, это просто случайность и судьба?
— И как только я прибыла сюда, первым, что я увидела, была твоя фотография на одном из деревьев у пляжа.
Она имеет в виду один из тех ужасных плакатов, которые, по словам Венди, были прикреплены к столбам. В волнении из — за Мары я выбросила из головы весь этот хаос, но теперь все возвращается. Жестокие обвинения, недоверие в глазах Венди, слишком много всего, чтобы думать об этом прямо сейчас. Я отбрасываю эти мысли и сосредотачиваюсь на Маре и ее невероятной истории.
— Как бы ты ни прибыла сюда, Мара, я так рада тебя видеть.