Фен (СИ)

— А при свете?
— А при свете только слепой не заметит.
— Вот он тут был. — Дэф подошел к ровному пятну в конце площадки, и расчистил ногами небольшой круг. — Был. Но нету. Сперли гномы. Напишу жалобу Админам. Пусть восстановят. Что, опять пешком? Нам надо скакунов прикупить или полетов. Надоело пешком.
Под горой послышался скрип и из-за выступа выехала телега, запряженная волом. На телеге мирно посапывал старик в ковбойской шляпе, явно не его размера. Вол тянул телегу, тоже прикрыв оба глаза. Эта дорога была им настолько привычна, что они по ней передвигались с закрытыми глазами. Телега уже было прямо под площадкой и Дэф спрыгнул на телегу. Раздался скрип, телега развалилась, колесо от нее оторвалось, подпрыгнуло и покатилось мимо удивленного вола, приоткрывшего один глаз, и, ударившись о скалу, завертелось — закружилось.
— Прости, дед. — Дэф виновато смотрел на кружащееся колесо. — Не думал, что у тебя транспорт такой хилый.
— Ты себя видел, космонавт? Ты же раздавишь любой транспорт. — Зашипел беззубо дед. — Вы что, с неба свалились? — Дед наблюдал за приземлившимися рядом Алексом и Эхом с мопсом. — Так вроде неоткуда. — Дед задрал голову. А, открыли телепорт опять, что ли? Так его не было уже лет как э… Бабку значит я тут выгуливал значится десяток лет назад, так. С кумом мы значится сюда до этого лет за десять приходили, так. А до этого, значится, еще гномья война, да почитай все пятьдесят лет прошло, как телепорт исчез.
— Значится исчез, говоришь? А почему? — Дэф подошел к наконец то успокоившемуся колесу, взял его в руки и рассматривая деда сквозь него, словно через огромную лупу.
— Да кто ж его знает, поговаривали, что какая то заварушка тут была, что потом пришли Черные маги — тени и телепорт исчез. Я то думаю, что телепорт просто гномы в свои рудники утащили — они горазды спереть, все, что можно. А тени завсегда черные, чего на них сваливать? Я энтих теней никогда не видел и считаю их выдумкой. Мой кум, как выпьет лишнего, так сочиняет про них знатно. Говорит, что даже с ними пил один раз, в подземелье то. Но лиц их не видел. Черные капюшоны, плащи. Тоже черные. И голоса говорит, такие, словно в колодце цепка трещит.
— А где твой кум сейчас?
— А на шо он вам?
— Мы, дед, фольклор местный собираем.
— Што за фоколь… локоль?
— Фольклор, разные такие сказки и былины. Что бы древние и взаправдашние были.
— А, ну это можно, если поляну накроете. Только — без баб. Кум до них охоч шибко. А моя бабка об том узнает и мне хозяйство то и оторвет. Так шо без баб
— Без баб, дед, без баб. Довезешь?
— Довезти то довезу, но тока телегу то вы разломали. Починить надо телегу сначала. А потом и довезу. Только к Тихоне заглянем сначала, в поселок то, я ей гостинцев везу. А потом — до кума.
— Да колеса мы мигом на место поставим.
— Ага и склеем телегу лучше любого кузнеца, — Алекс вспомнил про древесную сварку эльфа, — Дэф, помоги. Вот это-сюда надо.
Минут через десять телега свернула вглубь леса, оставив Цитадель позади и заскрипела железными ободами колес по глиняной, рассохшейся грунтовке, живо напомнившей Алексу Африку, пустыню и оставшуюся в такой невероятной дали Аленку. "Ну, без баб, так без баб" — вздохнул он и откинулся, засыпая, на уже похрапывающего под скрип телеги, Эха. Бессонная ночь давала о себе знать.
Лес Самородков.
Сквозь листву огромных деревьев, стоящих вдоль дороги, пробивался солнечный свет, освещал траву обочин, глиняную насыпку самой дороги и проезжающих по ней путников. Если бы не глина, препятствующая росту травы, дорога давно уже превратилась бы в непролазные кушири, как ее обочины. По этой дороге мало кто ездил — нет необходимости, она вела в глубь Леса Самородков, которых в этом лесу отродясь не было. В конце дороги находился крошечный поселок с красивым названием "Янтарный", в котором жило всего несколько жителей престарелого возраста.
Телега скрипела жаждущими смазки колесами. Вол, ее тянущий, то и дело поворачивал свою рогатую голову к обочине, останавливался, срывал пучок травы и нехотя продолжал свой путь, таща за собой деревяную конструкцию о четырех колесах, почему то называемую телегой, хотя ей больше бы подошло название "Развалюха". Телегой управлял старик, что то тихо рассказывающий огромному зеленоватому орку, чья голова находилась рядом со стариком, сам же орк развалился на телеге, потеснив по ее дырявым бортам двух человек, мирно посапывающих во сне. Старик не гнал вола, тот дорогу знал, спешить старику было некуда — его ждали в поселке только к вечеру, а сейчас время и обеда не наступило, да еще и свободные уши рядом — можно потренировать беззубую челюсть разговором о своей не простой жизни.
 
— Понимаешь, Дэфендер, — рассказывал старик, — я ведь так думал, что если мне в жизни и повезет когда, то только один раз, но сильно повезет. Знать бы, что это за раз и когда повезет, вот бы здорово было. Мне тогда Тихоня, прогнозистка наша, говорила — не спеши, не лезь на рожон, подожди большей удачи. А не послушался я ее, схватил, что было, думал вот оно, счастье то. И, понимаешь, я ведь молодым был, хотелось по-быстрому бабла срубить.
— Понимаю, — поддакивал Дэф, слушая и болтовню старика, и лесные звуки и храп Эха с Алексом, видящих свои сны. Дэф смотрел больше за Юми, бегающей под ногами вола и пугающей того неожиданными появлениями. Вол дергался, Юми отбегала, довольная тем, что своей храбростью напугала такое большое животное, и картина повторялась.
— И вот лезу, значит я вверх по лестнице, тащу эту самую сумку, а она чертовски тяжелая, и выход то вот, рядом, рукой подать, только открой крышку и перекинь наружу сумку и вылазь навстречу своему счастью. И тут раз, — Старик махнул хлыстом в сторону вола, вол удивленно мыкнул — редко такое от хозяина увидишь. — ломается перкладина у лестницы, не выдержала веса, два — лечу вниз вместе с сумкой и сверху на меня летят мои инструменты: лопата, кирка, лом — все добротное, все тяжелое, стукнет — мало не покажется, а тут — метров сорок глубины, лом прилетит в голову — смерть. И вот лечу я вниз, пытаюсь ухватиться за лестницу, а не выходит. Получилось, хватаюсь, а сумка — хрясь и рвет меня вниз и опять лечу. Бросить бы ее, да боялся, что не найду ее внизу, так и летел вместе с ней.
— И что? — Дэф приподнял голову. — Долетел?
— Нет, проснулся. Рука в кровати застряла, а вторая бабке в волосы вцепилась. Бабка мычит, кровать скрипит, срам то какой… Бабка то моя тогда молодухой была, знатной красавицей — за ней весь хутор бегал женихаться, но она мне поверила, за меня и пошла. А я, дурак, ее чуть не удушил в первую же брачную ночь. Она собрала свои вещи в узел да и сбежала к отцу сначала, а потом и вообще с хутора. Куда — не знаю. Искал, спрашивал — не видели ее больше. Тихоня мне свой прогноз давала — говорит, сон то вещий был, найди, говорит, тот колодец и пещеру ту подземную, там и сокровища твои. И жена вернется твоя. А на кой мне старуха сейчас нужна? Пироги себе к ужину я и сам приготовлю.
— А что значит "Еще раз?" Ты уже находил такие колодцы?
— Находил, да. Один такой находил. Еще когда мальцом был несмышленым. Мне тогда дядька мой, он служил в охране городской, наказал принести из леса земли обычной, лесной — он растил дерево такое смешное, с желтыми плодами. Ох и злючие же плоды у него. Кислые, лицо все в точку сжимается, когда куснешь. Но — полезные, говорил дядька. Ему за проход контрабандисты подарили такой плод. Плод он съел, а семена — посадил. Чего ему на воротах делать то было? Сиди, охраняй. Стучи иногда копьем своим по полу — "Геть, окаянные, не пропущу без пропуска!" и снова сиди, смотри как телеги медленно в город заползают. Я ведь тоже мечтал тогда в охранники податься, да и дядька обещал устроить, когда выучусь. Это ж сколько мне тогда годков то было? Пять-шесть? Нет, пять мне стукнуло, когда пасти скотину стал городскую, я тогда уже пастушенком устроился. Сорок голов в стаде было. Здоровенные такие коровы, вымя: во — старик развел руки в стороны. По сорок литров давала молока — старик снизил голос и тихо произнес: — каждая.