Камиль. Залог (СИ)

Руки затекли, кожу натерло грубой веревкой. Я сосредотачиваюсь на этих ощущениях, чтобы погасить панику от другого. Лучше пусть мне будет больно, чем так грязно и стыдно. Знаю, что не виновата, но мне все равно противно ощущать на себе остатки чужого мужского запаха и машины, в которой нас везли.
— Самира, — снова зову свою гувернантку.
— Я здесь, девочка. Здесь, — отвечает хрипло. — Они ничего не сделали с тобой?
— Нет. Я не понимаю, что происходит. Ты понимаешь? Зачем Аяз и Расул делают это с нами?
— Значит мне не показалось, — вздыхает она. — Отключили, засранцы. Сейчас я встану, Ясна. Сейчас.
Прислушиваюсь к звукам, к ее дыханию, к шаркающим шагам. Чувствую прикосновение теплой ладони к щиколотке, еще один тяжелый вздох и повязка с моих глаз сползает на шею.
— Моя хорошая, — Самира обнимает меня, — у тебя платье порвано. Они точно ничего не сделали? — шепчет на ухо.
— Точно. С тех пор как привезли, еще ни разу не заходили. Пить очень хочется.
— Давай сначала развяжем тебе руки. На тумбочке есть пара бутылок воды. Я дам.
С веревками она возится гораздо дольше, чем с повязкой. Переломав половину ногтей, все же развязывает узел. Морщась, прикасаюсь к покрасневшей, местами содранной до крови коже на запястьях. Самира приносит воду. У меня пока не слушаются пальцы. Она помогает мне попить и выливает немного прохладной воды на ранки. Щиплет очень. Дует заботливо. Старается улыбаться, но в ее мудрых глазах застыла тревога.
— Он не простит предательство, — наконец говорит она. — Глупые мальчишки подписали себе приговор.
— Но почему? Я не понимаю, почему они так поступают. Камиль беспокоился о них, он искал.
— Обида, жажда власти и ревность, девочка моя, стали причиной такого поступка. Они так и не поняли, что сделал для них старший брат. Он приехал, чтобы наладить мир и воссоединить семью. Для этого нужны правила. Гордые мальчишки, когда - то безумно любившие его больше, чем отца, не захотели подчиниться. Не приняли. Пошли против семьи. Нет, — она качает головой, — Камиль не простит. Но даже не предательство для них приговор, малышка. Они посягнули на святое. На его душу.
— На душу? — не совсем понимаю, про что она.
— На тебя, детка, — добрая женщина убирает с моего лица волосы и грустно улыбается. — Посидим тихонечко. Он придет за тобой. Вот увидишь.
Мы экономим вторую бутылку воды и старательно прислушиваемся к тихим разговорам за дверью. Разобрать что-либо сложно. До нас долетают лишь обрывки фраз. Из них складывается ощущение, что братья ссорятся. Но пока мы можем лишь предполагать.
Я обнимаю себя руками, кладу подбородок на колени. Самира сидит на полу рядом со мной и тихо напевает ту самую песню, что успокаивала меня в первые дни пребывания в доме Камиля. Прикрыв веки, сосредотачиваюсь на ее голосе и мне правда становится немного легче.
В глухой комнате без единого окна непонятно, день сейчас или уже ночь. Время тянется очень медленно. Я в нем совершенно потерялась. Сколько мы уже здесь? Час? Два? Или сутки?
— Он сделал выбор, — раздается прямо за дверью.
— Брат, может не надо так. Можно ведь обойтись без жести. Алиев все равно мертв, — говорит ему второй голос. Это Расул.
— Ты надеешься, что Камиль пощадит тебя? — дверь распахивается.
Я вжимаюсь в стену, а Самира поднимается и встает передо мной, закрывая от Аяза.
— Что бы ты не задумал, мальчик, передумай. Это не ее война. Ваша. Вот между собой и разбирайтесь!
— Ты всегда была на его стороне, — хмыкает Аяз.
— Я была на стороне вашей семьи. У нас была общая цель. Вернуть мир в дом братьев Садер.
— Рас, свяжи ее здесь, — кивает брату на валяющуюся на полу веревку. — С девчонкой мы справимся и без няньки.
Никакие разумные доводы не работают. Мне кажется, Аяз не в себе. У него странный, пугающий взгляд.
Сильнее натягиваю платье на колени. Самира продолжает просить их. Я впервые вижу, как эта невероятная женщина плачет, и впадаю не в панику, в настоящий животный ужас, в полной мере ощутив себя зверьком, загнанным в угол. Я боялась Камиля. Эти чувства не сравнить с тем, что сейчас топит меня изнутри.
 
Аяз грубо подхватывает под локоть. Дергает вверх и бессовестно притягивает к себе.
— Помнишь, я просил тебя о помощи? — ведет костяшками пальцев по моей щеке. Отклоняюсь назад, но он, причиняя боль, вдавливает меня в свое тело еще сильнее. — Ты меня не услышала. Так вот теперь ты можешь умолять меня сколько угодно. Я не слышу тебя!
Он рывком разворачивает меня к двери и выталкивает в соседнюю комнату. В ней душно, сильно накурено, на старой кухонной тумбе стоит жестяная банка, с горкой наполненная окурками.
Аяз снова разворачивает меня к себе. Отрицательно кручу головой, делая шаг назад. На моем пути оказывается табуретка. Она с грохотом падает. Парень довольно смеется, упиваясь моим страхом.
— Брат, давай остановимся. Ей страшно, — просит его Расул.
— Так и должно быть. Тебе ведь было страшно, когда он закрыл тебя в клинике. Было, я помню. А ее я просил помочь вытащить тебя! Я говорил ей, что моему младшему братишке там плохо! Испугался? — Аяз не смотрит на брата, он делает ко мне еще один медленный шаг, резко наступая на край уцелевшего подола.
— Отпустите меня. Пожалуйста, отпустите, — жмурюсь от треска ткани собственного платья. — Меня нельзя трогать. Только он может. Ну, пожалуйста... — в ужасе оседаю на пол к ногам двух здоровенных в сравнении со мной мужчин.
— Брат, давай…
— Заткнись! — рявкает на Расула Аяз. — Уже ничего не изменить. Я доведу свой план до конца. — А ты лучше сама разденься, — ласково гладит по голове. — Мы кино интересное снимем. Камилю понравится. Да и ты получишь хоть какое-то удовольствие от процесса.
— Я — Залог, — едва шевелю губами. — Залог! Меня нельзя трогать. Будут проблемы. Вы же братья, — по щекам ручьями текут слезы. — Вы его братья! Вы знаете! Нельзя трогать!
— Видишь ли, Залог, ты — его единственная ценность. Его слабое место. И сначала мы сделаем ему больно, а потом просто будем ждать, когда он придет за тобой. А он обязательно придёт.
Рывок. Боль. И я лежу животом на столе, а мое платье задирают вверх, отрывисто дыша и пошло посмеиваясь.
— Не надо... — шмыгаю носом. — Меня нельзя трогать. Нельзя... Помогите! Пожалуйста, помогите!!! — начинаю вырываться, почувствовав, как его руки, скользнув по обнаженной спине, начинают тащить вниз нижнее белье.
— Включай камеру, Рас. Это будет замечательное кино.
Трусики падают к моим щиколоткам. Аяз наваливается сверху, царапая кожу бляшкой ремня и не давая мне сопротивляться. Я задыхаюсь под его весом, от его запаха, от всего происходящего. За потоком слез не вижу, где Расул. Да и какая теперь разница? Для меня все кончено. Моя жизнь закончится здесь под противный звук расстегнувшейся ширинки.
Вместе с этим звуком приходи другой. Я даже не дергаюсь, когда в квартире раздается оглушительный грохот, а следом топот ног. Мое дрожащее обнаженное тело накрывают огромной кожаной курткой, отрывают от стола и прижимают к груди, в которой гулким эхом колотится мощное сердце.
— Я успел, — Камиль тяжело дышит мне в волосы. — Успел.
Слушаю его дыхание. Слышу, как из него сочится ярость при каждом выдохе.
— Ад, забери ее, — Камиль мягко отстраняет меня от себя и передает в руки брату. — Я здесь сам закончу.
  
Глава 37
 
Камиль
Аяз трясет головой, получив удар по морде. Вытирает кровь с подбородка, глядя на меня ненавидящим взглядом. Рас стоит в стороне, сжимая в кулаке маленькую цифровую камеру.
То есть, они не рассчитывали на то, что я их найду? Кино снимать собирались?
Убью, нахуй!
— Дай сюда, — протягиваю руку к Расулу.
Он без вопросов вкладывает мне в ладонь камеру. Швыряю ее на пол прямо ему под ноги. Она разлетается на ошметки пластика и электронику. Малой вздрагивает и смотрит на меня совсем не так как Аяз. В его глазах страх. Только врожденная гордость не позволяет упасть на колени и просить прощения. Мы до этого еще дойдем. Я жажду пообщаться с обоими младшими братьями.