Камиль. Залог (СИ)

Даю ему подняться. Кровь алыми ручейками стекает по небритому подбородку на шею, попадает на рубашку и расползается неровными кляксами по ткани.
— Какого хера ты творишь?! — хрипит он, сплевывая себе под ноги.
Придется извиниться потом перед хозяином клуба и оплатить уборку вместе с химчисткой.
— Моя сестра у тебя в Залоге! У нас договор! — он угрожающе надвигается на меня.
— Никто не узнает, — ухмыляюсь, склонив голову на бок. — Тебя не найдут.
Скиф, доказывая свою непредсказуемую агрессивность, рычит разъяренным медведем и бросается на меня, решив, что ему неинтересно, за что я пришел его казнить. Мои габариты не позволяют быстро увернуться в маленьком пространстве. Уклоняюсь, пропуская его кулак мимо своей морды. Хватаю за грудки, бью коленом по ноге и Скиф начинает падать, утягивая меня за собой.
Здоровый, сучонок! Сильно моложе меня. Дури дохрена, но с равным противником биться явно не привык.
Сажусь сверху, придавив его массой к полу. Наношу несколько ударов в лицо. Он теряется, закашливается собственной слюной и кровью. Встаю с него. Схватив за волосы, поворачиваю голову так, чтобы не захлебнулся. Рано еще умирать. Я только начал разогреваться.
— Я слышал, тебе нравятся юные красивые девочки, — дергаю его за волосы и ударяю затылком об пол чуть сильнее, чем хотелось бы. Он делает рваный вдох и снова теряется. Бухло из его крови никуда не делось. Это тоже сильно мешает. Не мне!
— Так вот в чем дело, — сипит он. — Конкурента во мне увидел? Боишься, что я заберу у тебя Ясну?
Взглядом ищу по полу нож. Отбросил, чтобы случайно не пырнуть его в живот во время драки. В этом нет необходимости. Адиль находит, вкладывает рукояткой в руку. Вдавливаю острие лезвия в пах Скифа. Его зрачки расширяются и на окровавленных губах играет безумная, пьяная улыбка.
— Точно боишься. Что, Кэм? Не хватает тебя на молоденькую красавицу? Стареешь?
Прокручиваю лезвие, сильнее надавив ему на пах. Скиф взвинчивается, скрипит зубами, но продолжает скалиться.
— Я сначала думал оставить тебя в живых, чтобы ты жил со своим позором столько, сколько сможешь. Но сейчас вдруг передумал. За ее детский страх я хочу твоей мучительной смерти. Ад, подержи!
— Похеришь договор из-за бабы? — до ублюдка окончательно доходит, что здесь никто не шутит и не договаривается. Он цепляется за последнее, что могло бы меня остановить, но нет. Потому что все продумано.
— Кэм, ты его сильно головой приложил, — ржет Ад, навалившись на Скифа, чтобы не дергался, пока я тупо режу на лоскуты его дорогие брюки, — Он уже забыл, с чего мы начинали нашу приватную беседу.
Бля, крови сейчас будет…
Кидаю Аду черные лоскуты. Он одной рукой кое-как скручивает из них кляп и заталкивает в рот Скифа. Сверху давит на рот ладонью, оставляя только нос для дыхания.
— Сейчас тебя ждет болевой шок и быстрая кровопотеря, — сообщаю брату Ясны.
Он начинает мычать и вырываться, а я наматываю на руку еще кусок его же брюк, чтобы не пачкать руки об член ублюдка и удобнее перехватив лезвие, провожу совсем немедицинскую кастрацию.
Крики, хрипы, кровь… как я и думал, много крови.
Мы с Адилем не помогает Скифу сдохнуть. Брат отпускает его, морщится. Говорил же, чтобы остался за дверью. Я бы взял кого-то из своих людей в помощь.
На языке оседает металлический привкус. Воздух стал омерзительно - липким. Зрелище перед нами развернулось не самое приятное. Слабонервного доведет до обморока, брезгливый не сможет есть неделю. Я же испытываю ледяное удовлетворение и тупо прикидываю, сколько бабок придется здесь оставить, чтобы все это после нас убрали. Ясне больше не придется его бояться. Бояться больше некого.
Уходим бухать в соседнюю комнату, выставив охрану перед входом в ту, где сдох Скиф. Заодно дожидаемся хозяина «Пафоса». Глянув на наши зверские морды и перепачканные в чужой крови шмотки, он только усмехается, кивает и принимает от меня компенсацию на свой счет. Пьет с нами, обсуждая дела, пока в клубе не становится пусто.
Мои люди подгоняют машину, грузят Скифа и увозят туда, где его никто никогда не найдет. Его отцу скажу, что парень уехал по моему поручению. Попрошу Макса, он сделает мне какое-нибудь подтверждение с той стороны. И все. Если его и кинутся искать, то не скоро, а там… Бля, да страна ему другая понравилась, женщин красивых много, свободы. Остался и решил исчезнуть. Не наша проблема.
 
— Жестко ты с ним, — проводит по темным волосам владелец «Пафоса».
— У меня свои принципы и свои правила. Она ребенком была, а он посягать пытался. И ладно, если бы левый человек с улицы, было бы оправдание. Но брат. Родной, мать его, брат!
— Мерзко, — мой собеседник передергивает плечами, глубоко затягиваясь крепкой сигаретой. — Но я в очередной раз усвоил, что с тобой лучше дружить, — посмеивается он.
Дождавшись отчета от своих парней о том, что они с телом Скифа покинули город, прощаюсь с хозяином клуба, цепляю захмелевшего бледного Адиля. Пакую брата в машину, и мы едем домой. Хочется быстрее смыть в себя отвратительную сладковато - металлическую вонь.
Рассвет скоро. Дома все спят. К Ясне я сегодня в любом случае не пойду. Пачкать ее тем, что прилипло ко мне, трогать руками, на которых еще в некоторых местах осталась кровь ее брата, хотя я несколько раз ее смывал, точно не стану. Да и к жене за разрядкой после случившегося идти низко. Но мне куда-то надо слить те остатки адреналина, что его гуляют по венам.
Убедившись, что с Адилем все нормально, ухожу в спортзал и луплю по боксерскому мешку, пока колени не начинают подгибаться. Только окончательно вымотав себя, принимаю ванну и начинаю засыпать на ходу. Отлично. Часа три на сон, а потом поеду к отцу Ясны, сообщу лично, что его сын «уехал», дабы убедиться, что тот поверил.
  
Глава 21
 
Ясна
Мы с Самирой возвращаемся с прогулки и останавливаемся на пороге моей комнаты с удивлением глядя на цветы, рассыпанные, расставленные, разложенные по моей комнате. Столько цветов я видела только если в клумбах. Они на кровати, на комоде, на полу, на трюмо и на подоконнике. Их аромат заполнил все пространство. Нежные лепестки белых лилий даже у порога, у нас с Самирой под ногами.
Смотрю на женщину. Она загадочно улыбается и кивает мне на комод, где среди цветов стоит прямоугольная открытка с серебряным узором по краю.
С нетерпением ребенка перепрыгиваю лепестки, и забираю послание. На кусочке картона уже знакомым мне почерком выведена лаконичная строчка:
«Тебе больше некого бояться. Я все решил»
Самира читает через мое плечо, и я чувствую, что продолжает улыбаться. А меня охватывает чувство тревоги.
— Заботится, — она гладит меня по плечу.
— Не приходит больше, — вздыхаю, все еще не понимая, хорошо это или плохо, и чем грозит моей семье.
— Занят. На рассвете уезжает, приезжает тоже ближе к рассвету. С той ночи, когда он ушел от тебя в последний раз, в нем что-то поменялось. Я вижу, но пока не понимаю, что именно, и хорошо ли это. Раз прислал цветы, наверное, хорошо. Не забивай свою хорошенькую головку мужскими заморочками. Давай пообедаем, а потом я пойду, займусь своими делами, а ты, как и хотела, можешь сходить в библиотеку.
Мы едим в моей персональной гостиной, пока в спальне наводит порядок вызванная Самирой прислуга. Две молчаливые женщины меняют постельное белье, собирают лепестки в красивые чаши, наполненные небольшим количеством воды. Разбросанные просто так цветы собирают в букеты и расставляют в вазах по комнате. Закончив, также молча уходят.
— А ты можешь научить меня готовить? — спрашиваю у своей гувернантки, разламывая на кусочки еще теплую лепешку хлеба.
— Зачем? — она не доносит ложку до рта.
— Не знаю, — пожимаю плечами. — Хочется попробовать. Обещаю быть внимательной и послушной, — улыбаюсь ей. — Пожалуйста, — вожу пальчиком по столешнице.
— Вот лиса! — смеется Самира. — Ладно. Попробую договориться с поваром, чтобы нас пустили на кухню. Все, маленькая, мне надо идти. Не скучай.