Стану твоим дыханием (СИ)

Толком ничего перед собой не видя, на автомате идёт в спальню, где в шкафу лежат чистые полотенца. Выбирает, приносит обратно. А всё это время перед глазами тело Андрея и его смущённый взгляд. И каждый шаг отдаётся мучительно-сладким ощущением в трущемся о джинсы стояке. Невыносимо.
Вдох — выдох.
Харон кладёт сложенное полотенце на край умывальника.
Вдох — выдох.
Желание звенит в голове и стучит бешеным пульсом в виски.
Вдох — выдох.
Внутри позвоночника словно раскалённый штырь. Вращается, накручивая на себя нервные окончания, и спускается вниз, к паху, концентрируясь в члене — настойчиво, жарко, вязко, болезненно.
Вдох — выдох.
Несколько шагов к застывшему посреди ванной Андрею. Так близко, только руку протяни…
Вдох — выдох.
Подрагивающими пальцами Харон смазывает капли воды на груди Андрея, скользнув по соскам и ниже. И, чувствуя прерывистый вздох, не выдерживает.
Прижимает к себе. Вплотную, порывисто, резко. Оглаживает жадными руками по спине и ягодицам. Что-то хрипло шепчет, уткнувшись в шею, прихватывая кожу зубами. Перед глазами темнеет. Ладони ложатся на плечи Андрея. Мягкое надавливание вниз. Всё почти как тогда, на берегу моря, в шторм. Учащённое дыхание. Гул в ушах — Кровь? Ветер? Прибой? Сильнее нажатие на плечи. Требовательнее. Ну же, ну…
И Андрей медленно, как под гипнозом, опускается на колени. Харон запрокидывает назад голову и стонет куда-то вверх, ощущая почти максимальное напряжение в члене. Инстинктивно дёргает бёдрами вперед.
— Расстегни, — шепчет срывающимся голосом.
Андрей прикасается к пуговице на джинсах. Его руки ходят ходуном, пальцы долго не могут справиться, но наконец-то ему удаётся расстегнуть джинсы Харона. Молнию ширинки вниз, и вот уже Харон чуть ли не взрывается от живого прикосновения тёплых пальцев к своей плоти. Он держится из последних сил, мелко дрожа всем телом. Сейчас нельзя настойчиво ворваться в такой желанный рот, который совсем рядом, такой доступный. Нельзя, но как же хочется…
Андрей облизывает губы, и Харон умоляюще стонет, всё же подаваясь вперёд и касаясь головкой влажного от слюны рта. Пальцы Харона впиваются в плечи Андрея, немного притягивая того к себе. Андрей несмело касается языком головки члена Харона, которого от этого неумелого, слабого касания протрясывает, будто у него только что с проглотом засосали.
— Да, да-а, ещё, — Харон снова немного подаётся вперёд. — Смелее, хороший мой. Ох же бля-я-я-я, ка-а-ак же…
И Андрей, словно ободрённый приглашением, вбирает головку члена в рот. Неуверенно посасывает, обжимая губами и старательно убирая зубы. Выпускает изо рта, облизывает языком. Лижет снизу вверх, подняв взгляд на Харона. Харон думает только о том, чтобы не двинуть резко вперёд тазом, врываясь на всю длину, и не спустить раньше времени. Андрей опускает глаза и облизывает головку языком по кругу. Харон хрипло дышит, его пальцы гладят шею и затылок Андрея, который снова поднимает вверх глаза.
— Бля-я-я, ты так это делаешь, что у меня просто крышу сносит, — Харон почти на пределе.
Андрей почти выпускает член изо рта, касаясь только сомкнутыми губами. Затем приоткрывает рот, языком слизывает каплю выступившей секреторки, вбирает чуть глубже, лижет по уздечке. Харон очень осторожно, совсем немного подаётся вперёд, толкаясь в приоткрытые губы.
— Да-а-а-а, мой мальчик, сделай это, — хрипит Харон, ещё немного толкаясь вглубь.
Андрей делает несколько сосательных движений и берёт член до половины. Обжимает губами. Сосёт на этой длине. Медленно, осторожно, будто прислушиваясь к своим ощущениям. Харон уже за пределом. Мышцы напрягаются, яйца становятся каменными, ещё несколько движений…
Всосав чуть глубже, Андрей отстраняется, будто испугавшись своей смелости. Выпускает стояк Харона изо рта. Облизывает губы, вытирает слюну с подбородка. Гладит ладонями бёдра Харона, который сейчас способен только на то, чтобы рвано дышать, хотя бы через раз.
— Ещё-ё-ё, — Харон касается потемневшей от дикого возбуждения головкой своего члена лица Андрея, ловит контакт, слегка потираясь.
 
Андрей снова втягивает член в рот. Уже более решительно. Харон чувствует, как его ствол ложится на язык и плавно двигается внутри жаркой влажности. Андрей втягивает щёки, всасывает интенсивнее, глубже.
— Бля-я-я-я-ядь, — голос прерывается. — Открой рот шире. Просто открой его. Ненадолго. Держись за мои ноги. Если что-то пойдёт не так, просто сильнее сожми, я сразу же прекращу.
Андрей подчиняется. Вцепляется руками в ноги Харона, широко открывает рот, высунув язык и тяжело дышит, глядя на Харона. Тот кладёт свои пальцы на виски Андрея и ласково гладит, массирует, продвигаясь с двух сторон к затылку. Медленно движется во рту Андрея, скользя по языку и жёстко контролируя глубину проникновения. Вперёд — назад. Вперёд — назад.
— Мой мальчик сладкий, — чуть глубже, сразу же назад. — Какой у тебя рот охерительный. Какой же ты весь… — ещё немного глубже.
Андрей закрывает глаза. Харон продвигается ещё глубже. По позвоночнику простреливает предоргазменной дрожью. Придерживая руками голову Андрея, Харон погружается ещё глубже в его рот. Больше амплитуда движений. Почти наружу. И обратно в глубину. Ещё.
— Да-а-а-а, вот так, отлично, — Харон немного ускоряется. — Хорошо. Очень хорошо. Ка-а-а-к же мне с тобой хорошо-о-о-о-о.
Глубокий толчок, удерживая шею. Рефлекторное сжатие стенок глотки. Харон чувствует, как головка его члена трётся и скользит по нёбу Андрея, проталкиваясь, продвигаясь…
Андрей давится, но его руки не подают сигнала о прекращении, не сжимают, он даже не отстраняется. Харон сам делает это, ласково гладит шею, плечи и затылок своего мальчика, пока тот откашляется и продышится, как мантру повторяя «Всё хорошо».
Андрей сам подаётся к Харону и снова открывает рот, пропускает вовнутрь член. Харон плавным движением погружается всё глубже и глубже. Медленно, неспеша, по сантиметру. Глубже. Ещё глубже. У Харона темнеет перед глазами, когда Андрей упирается носом в пах, а его губы касаются основания члена. Харон уже не может себя сдерживать, ощущая расслабление горла Андрея, глубокое всасывающее движение и сглатывание. Мир взрывается разноцветным фейерверком, разлетаясь на мишуру и вспышки.
Где-то на периферии сознания отстранившийся откашливающийся и вытирающий стекающие из уголков рта остатки спермы Андрей. И Харон понимает, что летать долго нельзя, никак нельзя. И снова, как и там — на берегу, он опускается рядом с Андреем и прижимает его к себе, крепко обнимая, чувствуя, как потрясывает его тело. И снова, как тогда, Андрей кладёт ему голову на плечо, а Харона затапливает нежностью. Да, нежностью. Теперь-то он понимает, что это за тёплое, переворачивающее душу чувство.
— Спасибо, — шепчет он, прижимая к себе Андрея, словно драгоценность и гладя его плечи и спину. — Спасибо, родной мой. Ты был просто шикарен. Это было каким-то космическим удовольствием. Ты меня куда-то выше неба…
Андрей расслабляется, доверчиво прижимаясь к Харону, а тот парит где-то в нирване, ощущая всем телом тепло полностью принадлежащего ему человека. Слушая его сердцебиение рядом со своим сердцем. Его дыхание на своём плече. Его руки, невесомо касающиеся спины. И его беспокойство, нарастающее странным чувством.
Харон целует Андрея короткими поцелуями, куда может достать. Тот поднимает голову и заглядывает Харону в глаза. Харон пытается вложить в свой взгляд всю нежность и благодарность, переполняющие его. Целует лицо, касается губами уголков рта и припухших губ Андрея.
— Потрясающий мой, — улыбаясь, отстраняется.
— Безумие какое-то, — будто сам себе, бормочет Андрей.
— Всё хорошо, — Харон снова прижимает его к себе. — Идём кофе пить?
И Андрей улыбается в ответ.
Харон устраивается на подоконнике у открытого окна и закуривает, отхлёбывая горячий кофе из чашки. Внимательно смотрит на расположившегося за столом Андрея, который всё же обернул бёдра полотенцем. Но сейчас, когда он сидит, края полотенца разъехались, и Андрей кажется ещё более обнажённым, чем если бы был полностью голым. Харон ловит себя на мысли, что хотя физиология ещё спит после недавнего оргазма, но мозгами хочется ещё. Постоянно. Непрерывно. Действительно, безумие.