Стану твоим дыханием (СИ)

— Нет.
Напряжение сгущается. Кажется, его можно даже потрогать.
— Почему?
Сгустки напряжения чуть ли не искрят.
— Что после чая?
Сейчас полыхнёт. Срочно разрядить обстановку.
— Коньяк? Виски? Потанцуем?
— Блядь, — но градус напряжения всё-таки немного падает. — Что ещё в твоём списке?
— Любой каприз, — Харон широко и искренне улыбается. — Я не сделаю ничего против твоей воли. Представь, что я твоя золотая рыбка. Желай.
— Хоть что? — усмехается Андрей.
— Что угодно, — подтверждает Харон. — Есть единственное исключение, но с учётом того, что ты согласен на исполнение желаний, оно автоматом отпадает. Абсент есть ещё, хочешь?
— Нет, пить я с тобой не буду, — уверенно и категорично.
«Ну ещё бы, страшно, что расслабишься и отпустишь себя», — резюмирует про себя Харон, но вслух произносит совсем другое:
— Пить не будешь? Хм, даже кофе?
— Я не пью бурду, — резко и отрывисто.
— Я тоже, — на автомате.
— Ну вот и поговорили, — Андрей вздыхает. — Золотая рыбка, у меня желание есть: отойди от двери.
— Это как раз то самое исключение, единственное, — Харон усмехается. — Давай что-то другое.
— Да выпусти меня, блин.
— А если нет, то что?
Андрей в растерянности переминается с ноги на ногу, скользя взглядом по прихожей, двери и усиленно избегая встречаться со взглядом Харона.
— Ты так сильно хочешь уйти? — Харон включает всё своё обаяние и бросает все мягко вибрирующие басы в тональность, приглушая голос почти до шёпота. — Вот прямо сейчас? Взять и уйти?
— Да, — звучит растерянно и неуверенно.
— А мне кажется, ты совсем не этого сейчас хочешь, — ещё бархатнее.
— И чего я… чего я хочу… по-твоему? — Андрей усиленно пытается побороть дрожь в голосе и не облизать в секунду пересохшие губы.
Харон молчит. Молчит и смотрит на Андрея. Ловит его взгляд, но тот ускользает. Харон фиксируется на губах Андрея. Смотрит долгим, внимательным взглядом. Андрей не выдерживает и закусывает губу изнутри, чтобы незаметно. Пальцы дрожат. В животе что-то переворачивается и так жарко…
Харон скользит взглядом ниже, на шею. Облизывающим, откровенным, раздевающим взглядом. Плечи, грудь, живот, область паха, ноги… и обратно наверх. Так же медленно, скользяще. Снова останавливается на губах и ловит ответный взгляд. Смотрит в упор, вкладывая в свой взгляд всё, что так хочется сказать и сделать. Медленно поднимает руку и пальцем касается себя под кадыком. Ведёт палец по телу вниз. По грудине, по прессу, задерживается у пояса джинсов. Удовлетворённо замечает, что взгляд Андрея послушно следует за его пальцем. Поднимается вверх по тому же маршруту и, дойдя до верхнего пресса, медленно отводит палец от своего торса. Касается тела Андрея в том же месте — зеркально. Чувствует ответную дрожь, и тут же в затылке взрывается жаром. Теперь сдвинуть палец чуть вниз. Ещё ниже. Не спеша, плавно. Какой же он отзывчивый…
Рот Андрея приоткрывается. Язык облизывает сухие губы. Его рука в ответном движении дёргается наверх — дико хочется погладить эту татуировку на груди Харона. Взгляд неподвижен. Андрей словно зависает. А затем, сделав над собой невероятное усилие, отступает на шаг назад.
— Подойди, — тягучим шёпотом просит Харон, видя мучительную внутреннюю борьбу, происходящую с дорогим ему человеком. — Иди ко мне, — рука Харона всё ещё на весу. — Иди, хороший мой, — плавно опускает руку вниз. — Доверься мне.
Харон видит выступившую на висках Андрея испарину. Слышит учащённое, чуть сорванное дыхание. Громкое, намного громче, чем прилично. Чувствует упирающийся в ширинку свой член. Перед глазами слегка плывёт и небольшая расфокусировка во взгляде.
— Иди ко мне, ну же… — Андрей делает ещё один осторожный шаг назад, и Харон включается, замечая прямо под ступнёй Андрея упакованный в целлофан малярный валик для краски. — Стоять! — слишком громко и внезапно.
Андрей дёргается от резкого голоса, оступается, спотыкается о чёртов валик и грохается прямо в громоздящуюся за его спиной башню из банок с краской. Харон бросается к нему, чтобы не допустить падения, но слишком поздно. Ступня тоже попадает на скользкий целлофан валика, и он падает сверху, прямо на Андрея. Угрожающе пошатывающееся наверху ведро с белой водоэмульсионной краской всё-таки падает. При падении ударяется углом, крышка отскакивает и содержимое выливается прямо на Андрея с Хароном. Больше достаётся Андрею, так как банка находилась практически над ним. Но и Харон получает прилично. Ситуация настолько гротескная, что Харона невольно разбирает смех.
 
— Сука, блядь, твою мать, твою же мать, — Андрей пытается подняться, но нависший над ним Харон не позволяет этого сделать.
Включаясь, Андрей понимает, что лежит на полу, придавленный чужим телом. Тем самым телом, от которого его так ведёт. И уже заканчивается воздух в лёгких, уже коротит нервы и перегорают предохранители. Тем временем Харон приподнимается над ним, и Андрей осознанно-неосознанным движением касается пальцами его татуировки. Поглаживает. Задыхается. Харон замирает.
— Это…
— Пленка, — голос Харона хриплый и какой-то сухой, надтреснутый. — Пока заживёт.
— Больно?
— Приятно.
Андрей учащённо дышит, уже не скрывая, облизывает губы. Харон чувствует, как срывается и его дыхание от этих осторожных прикосновений. Мышцы сводит. Харон аккуратно прижимается коленом к внутренней части бедра Андрея. И пусть краска, пусть изгваздались они сами и всё вокруг. Плевать. Остановись, мгновение. Стань вечностью. Ну пожалуйста…
Андрей вдруг отдёргивает руку. Пытается отодвинуться, выползти из-под давящего всё сильнее тела. Харон не удерживает, понимая, что не время сейчас, но как же жаль.
— Стой, — всё же шепчет Харон, в надежде продлить этот контакт хотя бы ещё ненадолго.
— Да что стой, блин? — Андрей отодвигается ещё дальше. — Блин, пиздец какой. Шмоткам пиздец, всему пиздец. В таком виде даже в такси не пустят. Нахрена у тебя здесь это всё? Специально, что ли?
Харон выдыхает, понимая, что теперь уже его мальчик никуда от него не денется. Но со свершившимся мини-армагеддоном всё-таки нужно что-то делать.
— Ага, специально, как же. Делать мне нечего. Ты сам грохнулся. Говорил же — стой. Теперь вот да, пиздец. Шмоткам — пиздец, моим полам тоже пиздец и частично стенам. Чем рассчитываться будешь? — Харон смеётся.
— Пошёл ты, — шипит Андрей. — Это отмывается вообще?
— Я б пошёл, но куда ж в таком виде? — Харон не отказывает себе в удовольствии ещё раз прижаться к телу Андрея, опустившись на локтях. — Отмывается. Наверное. Вот бери и отмывай теперь, разрушитель.
— Сам отмывай, — огрызается Андрей.
— Ещё чего, — настроение Харона ещё больше взмывает вверх. — Ты это уронил, тебе и отрабатывать. Или ты предпочитаешь отработать иначе?
— Встань с меня нахуй, — Андрей дёргается.
— Не могу, — тянет довольно Харон.
— Почему это? — Андрей, устав бороться, бросает попытки освободиться и, расслабившись, только тяжело дышит.
— Скользко, — довольно лыбится Харон.
Андрей фыркает и, кажется, тоже смеётся. Харон выдыхает — напряжение исчезло. Теперь разгребстись с последствиями.
— Надо подниматься, — Харон нехотя встаёт. — А то надышимся сейчас, будет не очень. И потом краска схватится, хер отдерёшь. Клёвое слово какое, м? Руку давай, — протягивает Андрею ладонь.
— Сам, — Андрей поднимается, сокрушённо разглядывая испорченную одежду.
— На спине особенно, — подсказывает Харон, а Андрей, сверкнув глазами, вдруг потеряно произносит.
— И как теперь?..
— Если действовать быстро, то есть шанс спасти шмотки, — Харон вытаскивает из шкафа-купе ведро с тряпкой и пытается вытереть остатки разлившейся по полу краски. — Так. раздеваемся, шмотки в воде замочим. Пока отмоемся, с них краска отойдёт. Затем в стиралку закинем, и ничего им не будет, — бросает тряпку в ведро. — Давай, давай, чего замер? Раздевайся, — это «раздевайся» получилось вкрадчивым и с каким-то придыханием. — И в душ. Отмываться будем.