Наследник для Сурового (СИ)

Некоторые играли в невинных овечек довольно успешно, но Суровый хорошо чувствовать фальшь и неискренность.
Другим хватало хитрости и дерзости попытаться привязать его к себе, забеременев. Такие попытки он жёстко пресекал на самом корню. Он был осторожен и знал, что не осекался. Никогда.
Исключением стал случай с Анастасией. Но так ситуация была исключительной, а девушка оказалась невиноватой. Любую другую шкуру Суровый бы погнал на аборт и лично проследил, чтобы та приняла таблетка или легла на операционный стол, а потом потребовал повторных анализов. Чтобы знать наверняка.
Но с Настей всё вышло спонтанно, к тому же она не хотела сохранять беременность и не пыталась найти его. Это подкупило Сурового.
Может быть, ещё невинные глаза сыграли свою роль? Определённо, сыграли. Суровый уже забыл, когда ему хотелось тонуть, а глядя в светлые глаза Насти, небесно-голубого цвета, ему хотелось именно тонуть, не отвлекаясь по пустякам.
Это всё глупости! Недостойные мысли и совершенно лишние…
Но в тот вечер, когда к их ужину неожиданно присоединилась Дарья, Суровый вдруг испытал злость, какую давно не испытывал. Он был зол на гулящую чайку-Дарью, на её пренебрежительное отношение к сестре, на голый расчёт и полное отсутствие моральных принципов.
Дарья ведь по-настоящему собиралась ублажать его ртом в туалете. Настя ещё подумала, что Суровый приложил руку и ударил Дарью. Но он бы не стал пачкаться об эту гниль.
Суровый принял решение, что Настя не будет общаться с Дарьей. Незаметно для Насти он уже дал распоряжение своим людям, чтобы те поговорили с наглой, беспринципной девицей и дали ей понять, что Настю лучше обходить стороной и не пытаться завязать с ней отношения.
Как же сильно занесло Сурового мыслями за тем ужином. Он смотрел только на Настю, чтобы дать понять прилипале-Дарье, что она ему неинтересна. Любая другая бы поняла намёк, но Дарья была из стаи падальщиц, которым было плевать на приличия, и она на протяжении целого ужина пыталась заинтересовать Сурового.
Он же смотрел только на Настю и получал редкой силы удовольствия от того, что он видел. Как удачно Настя надела это платье, длиной чуть выше колена. Приличная длина. По сравнению с той же Дарьей, одетой, как проститутка, Настя была одета более, чем скромно. Но ей невероятно шло.
К тому же Суровый всегда считал, что предвкушение волнует куда больше голой и похабной откровенности.
В Насте сочеталась красота и неиспорченность. Редкое сочетание.
Суровый любовался ею.
Юбка платья была чуть расклешённой и позволяла нарисовать в воображении плавные изгибы бёдер. Суровый помнил мягкость и нежность кожи, сливочного оттенка. Верх платья облегал и призывно приподнимал грудь.
У Сурового не было цели соблазнить девчонку. Но за ужином он позволил себе сыграть в игру «Смутить девчонку».
Ему нравилось обводить взглядом каждую чёрточку её тела и особенно лица. Он позволил себе смотреть на неё, как на ту, которую он желает и… провалился в эти мысли с головой.
Суровый взглядом обвёл контуры её груди и скользнул выше, мысленно проводя большим пальцем по нежным линиям ключицы и шеи, заметил, как учащенно начала биться жилка у подбородка.
Настя не смогла оставаться равнодушной и смущалась, отводя взгляд в сторону, укрываясь от пристального рассматривания. Но скрыться от взгляда мужчины, сидящего напротив, не получалось.
Суровый с удовольствием наблюдал, как от сильного волнения Настят облизнула пересохшие губы и провела языком по нижней губе.
По телу мгновенно разлился знакомый, сильный жар, скользнувший вниз. В паху мгновенно запекло и брюки начали казаться тесными.
  
‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍=59=
 
Впервые Суровый так близко и так неторопливо рассматривал Настю. Он отдавал себе отчёт, что знаком с её телом очень близко и с разных поз.
Кажется, ей понравилось, когда он брал её сзади. Но события той ночи, хоть и отпечатались в памяти, были приправлены душком алкоголя и размыты торопливостью действий.
 
В ту ночь его не волновала крохотная родинка у левого виска Настя, он вообще не запомнил деталей, и просто развлекался, сгонял злость…
Но сейчас он мог рассмотреть Настю с очень близкого расстояния.
У Насти была гладкая кожа, чуть вздернутый аккуратный носик, густые брови на несколько тонов темнее, чем русые волосы.
Они были слегка удлинёнными и изгибались так, словно Настя постоянно удивлялась чему-то.
Суровый пригляделся пристальнее и не заметил на лице девушки никаких следов косметики. Вкупе такие мелочи придавали девушке невинный вид.
Но больше всего внимания на лице Насти, если не смотреть в глаза, Суровый уделил её губам. Пухлые половинки, тёмно-малинового цвета притягивали взгляд и очень сексуально приоткрывались на вздохе.
Даже если бы к тому моменту Суровый не был на взводе, то обязательно бы «проникся» невинно-соблазнительным ротиком Анастасии.
Эти губы уводили его отнюдь не безобидные мысли в совершенно грешную, порочную плоскость.
Сегодня Настя распустила волосы, и они воздушными локонами струились по плечам, а их кончики касались груди, которая часто вздымалась от сбитого дыхания. Суровый точно знал, что ей тяжело дышать. Не тепло ресторанного помещения было тому причиной.
Суровому нравилось знать, что Настя реагировала так на него. Ему нравилось смотреть, но в какой-то момент этого стало уже недостаточно.
Суровому хотелось касаться. Грубовато и по-мужски запустить пальцы в волосы, сжать их у самого основания, натягивая…
Перед глазами потемнело. Он уже был на грани, но не собирался прерывать эту чувственную и сладкую пытку предвкушением.
Это была лишь игра и он не собирался заходить дальше своих мыслей.
Но кожу слегка покалывало и жгло от совершенно реального желания, а не надуманного.
Такие странные ощущения и абсолютно для него непривычные, как будто он пытался переиграть самого себя.
Настя была скромницей, но у и этой скромницы иногда прорезался голосок, а как твёрдо она отстаивала свои принципы… Ему определенно приходились по душе небольшие всплески её характера
Правда, в голове вдруг мелькнула раздраженная мысль, что он слишком часто и много начал фантазировать об этой девчонке, с которой у него, между прочим, есть договор на рождение ребёнка. И ничего больше.
Сам же сказал…
Так что теперь сожалеть?
Суровый знал. что если он надавит, если захочет взять Настю, то возьмёт, невзирая на слабый протест. Знал, что понравится им обоим. Но Суровый не хотел погружаться в это ещё больше. Итак непривычно увяз больше обыкновенного.
Он приказал себе притормозить. К тому же ужин сильно затягивался. Хотелось избавиться от общества прилипчивой сестры Насти и хотелось курить.
Дурная привычка, от которой он вряд ли сможет избавиться. Да и не видел в этом особого смысла. В его возрасте поздно меняться.
Потом сестрица Насти закатила представление, а Настя решила, что именно Суровый приложил руку к тому, что Дарью утащили прочь. Он бы не марался.
Не знал, как сказать об этом так, чтобы она поверила.
Не понимал, почему вдруг это стало важно? Он же никогда не интересовался чувствами девиц. Ему было плевать, что они думают о нём.
Он никогда не был праведником и не расстраивался по этому поводу. Жизнь была такая непредсказуемая и опасная, что зачастую Суровый принимал решения из расчёта: его жизнь дороже.
Не праведник. Ни разу.
Но почему сейчас было так важно, чтобы Настя, эта хрупкая девочка, ему поверила?
 
Суровый видел, как она смотрела на него: с зарождающимся интересом и пробуждающимся желанием. Эти чувства читались им прекрасно, но Настя так же боялась его. Страх преобладал. Почему-то это неприятно царапнуло изнутри и не давало покоя. Глупо, конечно…
Курить. Как сильно хотелось курить в ресторане. Ещё сильнее захотелось курить после того, как дотронулся до губ Насти в холле ресторана, и в машине Суровый едва не сорвался. Но вовремя одумался.