Царская немилость (СИ)

Пётр Христианович пнул сугроб, поплотнее закутался в епанчу и побрёл к дому знаменитому на Миллионке. Там он взял из буфета в гостиной две бутылки коньяка Камю и большой фужер. И в одиночку оприходовал обе бутылки без закуски всякий, не считать же закуской порезанный лимон.
Как отрубился в беспамятстве, генерал-майор граф Пётр Христианович Витгенштейн, не помнил.
Событие восьмое 
Плохая память — это не когда плохо запоминаешь. Это когда запоминаешь плохое. 
Томи Гретцвельг 
Иван Яковлевич осознавал себя постепенно. Осознание приносило только самые-пресамые отрицательные эмоции. Раскалывалась голова. И это не грипп, там, или какое другое ОРВИ голову раскалывало. Это было похмелье. Разные, мать его, ощущения. Во рту блудили ночью здоровущие кошки и они там гадили и гадили и … и снова, собаки эдакие, гадили. Ещё в груди томление было. Хотелось склониться над унитазом и попугать его обитателей. Позывы уже видимо были не первые, так как открывшейся неожиданно глаз обнаружил на дорогущем наборном паркете, прямо произведение паркетного искусства, следы ночных недобегов к унитазу. Не комельфо. Ещё хотелось в туалет по-маленькому. А нет, по-маленькому, но помногу.
Брехт открыл второй глаз. Он лежал в музее на кушетке или тахте. Чем они отличаются? Потолок с лепниной и росписью, двери с золочением. Колонны. Со всякими золотыми тоже капителями. Картины на стенах. И как там в «12 стульях»: «Мебель из дворца». Стулья работы мастера Гамбса, золото-полосатые такие с подлокотниками. Красота.
— Господин конт! Господин конт! — потряс Брехта за плечо кто-то с противоположной от его готового выдать очередную струю рта стороны.
Конт? Ну и фамилия?!! Или это не фамилия?
А знает кто-нибудь, почему у графа де Ла Фер сын был виконтом де Бражелоном? Де Ла Фер, это который песню поёт «Есть в графском парке чёрный пруд». Конечно, все знают. Это потому, что пока граф жив, его старший сын носит титул виконт. Так в сноске к книге написано, ну, или в википедии. Это даже и не половина правды. Это стопроцентная ложь. Хорошо. Это маленький кусочек правды, которую написал не разбирающийся в этом человек.
На самом деле во Франции нет ни одного графа. А раз нет ни одного графа, то и сыновей у них нет. А, мать его, граф де Ла Фер? А виконт, тут уж точно, мать его, де Бражелон? Вот тут и порылась собака. Графы это в России и немецких всяких землях. Во Франции похожий на это титул звучит — конт. Конт де Ла Фер. А сын? А сын «вице конт» или сокращённо виконт. А как внук графа — конта во Франции называется? А просто шевалье — НЕтитулованными дворянами, но с сохранением звонкой фамилии. Дедушка умрёт, виконт станет контом, а шевалье виконтом. Только это всё касается старших сыновей. А младшие просто шевалье.
— Господин конт.
Кстати про переводчиков книг. В Германии нет никаких баронов. Германский титул фрайхерр у нас обычно переводят как барон, но это неправильно: фрайхерр — мелкий, но СУВЕРЕННЫЙ властитель, так что фрайхерр Мюнхгаузен имел полное право объявить войну Англии, не спрашивая никакого герцога! Вспомните фильм.
— Господин конт. — Брехта опять потрясли за плечо.
Конт пошевелился пытаясь привстать и зелёная желчь решила этим воспользоваться и устремилась наружу.
— Охти, батюшки. Чё деется, — каблуки застучали по музейному паркету.
Охреневший посетитель, чего тапочки специальные на ботинки не надел, такую красоту загубит каблучищами. Иван Яковлевич откинулся назад на подушку. Огромная какая. Не пожалели лебедей. Снова оглядел музей чуть прояснившимся взглядом. Где тут у них туалет? Брехт попытался сесть. Вот хрень-то в сапожищах грязных огромных, по колено, на музейную тахту улёгся. В кальсонах каких-то. Придуривался, конечно. Понимал там далеко на задворках болящей головы, что перенос в новое тело синий кристалл осуществил. Теперь бы узнать, чего за тело такое попалось, и какой сейчас год. Вот все попаданцы этот вопрос сразу первому встречному же задают или календарь на стене висит. Брехт оглядел музейную залу. Портреты в основном. Итальянцы рисовали. Календарей на стенах не было. В Эрмитаже, что ли, смотрителем работает? Стоять! Бояться! Какие вопросы и календари! Где голубой порошок?
 
Ох, ебическая сила! Под кушеткой — софой и рассыпался и часть он облевал, вот только что. Забыв про боль головную и про желание облегчить душу, Иван Яковлевич свалился с софы и принялся собирать кристаллики и в рот совать. Попроще, чем в прошлый раз в поезде, там грязный рифлёный железный пол, а тут в сверкающий чистотой музейный паркет.
— Господин конт!!! Что ви витворяете? — чего он кричит. Ну, надо человеку грязь с пола слизать. И как можно быстрее.
Товарищ оказался в шитой золотом ливрее. Генерал какой или министр? И говорит с непонятным акцентом.
— Подожди, родной. Сейчас. Воды бы мне испить, — отмахнулся от министра Иван Яковлевич и стал собирать и запихивать в рот уцелевшие голубые крупинки.
— О? Vous avez besoin d'eau. Вьям нужина о?
— Ого-го. Стоять. «О» — это вода по-французски. Я, я, мни нужьна вода — «О». Тьфу. Воды принеси.
Кристаллики начинали действовать. Словно покрывало с книжной полки, заставленной знаниями, сползает потихоньку. Это министр с ним по-французски говорил. Стоять. Да и не министр это никакой — это слуга графа Валериана Зубова. А он на самом деле конт. Он граф и целый генерал-майор Пётр Христианович Витгенштейн. А точнее — Людвиг Адольф Петер цу Зайн-Витгенштейн-Берлебург-Людвигсбург. Адольф, твою налево! Стоп. Он уже и не генерал никакой, его же вчера сам лично император Павел Петрович разжаловал и в ссылку в родное имение отправил, как и Суворова раньше. Как и ещё, если верить Радзинскому триста с лишним генералов. Крут стервец. Прыщ курносый.
Событие девятое 
Воспоминания делают тебя таким, какой ты есть сегодня. 
Эрих Мария Ремарк 
Через пару минут, слизнув последнюю голубую крупинку, собранную с облёванного зелёной желчью пола паркетного, и запив принесённой «министром» французским водой из гранёного стакана, Брехт понял, что всё хреново. Опять всё наврали. Говорят же в будущем, что скульптор Мухина изобрела гранёные стаканы, а вот Мухина только через сотню лет родится, а стакан уже гранёный, ну, может граней поменьше. Хреново не от этого. Количество граней на стаканах он поправит, нужно же попрогрессорствовать. Пусть главной целью будет доведения количества граней на стаканах и рюмках до оптимального значения. Шутка. Хреново, то, что почти половину кристаллов он потерял в борьбе с желчью находящейся в желудке. И это конкретно сказалось на возвращение памяти реципиента. Он ничего не помнил ни про детство, ни про юность графа Витгенштейна. Первое воспоминание, которое всплыло в голове больной, это подавление восстания Костюшко в 1794 года, когда он, или, вернее, Пётр Христианович состоял волонтёром при корпусе соратника Суворова генерал-аншефа Виллима Христофоровича Дерфельдена в Литве. Потом участвовал в штурме Праги. А через полтора года в 1796 году был переведён в корпус графа Валериана Зубова, действовавший на Кавказе, и участвовал во взятии Дербента. Потом гонка в Санкт–Петербург с ключами от города Дербента, которые он вручил Императрице Екатерине.
А ни родителей ни помнил, ни братьев. Даже когда и где родился. И ещё проблемка была вместе с детством выпало почти полностью знание французского языка. Этот вот слуга ливрейный Валериана Зубова что-то лопочет на языке Вольтера, а Брехт его с пятого на десятое понимает. И это огромная проблема ведь. Сейчас всё дворянство Российской империи говорит на французском. Как жить в стране, не зная этого языка? Брехт застонал от досады и плюхнулся на живот, может немного кристаллов под тахту эту закатилось. Под софой обнаружился керамический ночной горшок и, о счастье, несколько десятков кристалликов. Иван Яковлевич их слизал и вспомнил жену с двумя детьми, ну, с родившимся и наверное родившимся уже, а вот с французским — затык.