Царская немилость (СИ)
— Всё, Хавронья, перестань стонать и визжать. Что за песни у тебя. Кто у тебя импресарио? Чтобы не слышал больше. Надо будет потом тебя нормальным не стонотно-визжащим песням обучить.
Покопался в настройках планшета и поставил на прослушивание русские народные сказки. Какая в задницу Шахерезада. Там интересно, познавательно, а тут сплошная зависть и желание получить богатство на халяву, не прилагая никаких усилий. Вообще выключил планшет.
— Ефросинья, если даже просить буду впредь в дороге или спеть, или сказку рассказать, ты меня по матери посылай, чтобы сразу одумался. На всех языках, какие знаешь …
— И на греческом, Ваше сиятельство? — серьёзно так.
— А ты и греческий знаешь?
— И греческий и латынь.
— Нда. Хорошо и на греческом посылай, и на латинском.
Так и ехали до Твери молча. Ну, как молча, иногда успевала Шахерезада выскочить и на просторах великой страны испортить воздух, а иногда и нет. Тогда молча не получалось.
А вот только проехали Тверь, как напали разбойники, перегородили дорогу лесиной и обстреляли дормез из фузей дедовских.
— Ваше сиятельство, — Пётр задремал и не почувствовал даже, что коробчонка с лягушонкой не едет никуда. Прохор тряс его за плечо. — Ваше сиятельство.
— Что разбойники? — стал вышаривать М1911 Брехт в кармане пиджака.
— Не знаю, Ваше сиятельство. Ель упала, дорогу перегородила. Здоровущая, не отодвинуть.
Блин, так сон в руку.
— Может. это засада? — Пётр Христианович выглянул через плечо богатыря на дорогу.
— Может и засада … Нет, не засада. Хотя может и засада …
— Ты толком говори. — Где пистолет-то?
— С корнем дерево выворочено. Была бы засада — подпилили бы. Надобно ждать других путников. Большая ель, топор нужон, пила лучше, и несколько человек, чтобы с дороги сволочь.
Путники появились прямо через несколько минут. Целый обоз. Да, нет, обозище. Десятка два саней и несколько таких же большущих дормезов, на сани поставленных. Из одного из них вышел мужчина лет двадцати пяти — тридцати и, что-то сказав внутрь, пошёл к стоящему у огромной ели графу Витгенштейну.
— Пётр Христианович, ты тут какими судьбами?
Мать твою!!! Вот, что значит, не все кристаллики голубые слизал, Пётр этого человека не знал. Точнее Пётр-то знал, а вот Брехту этот кусочек памяти не достался. И чего делать? Про амнезию рассказывать? Не. Всегда по возможности нужно говорить правду.
— Император Павел Петрович, покричал на меня на днях и в ссылку в имение подмосковное отправил. В отставке теперь. Так и ехал себе, а тут вот дерево упало, — Пётр протянутую руку пожал и в обнимашках поучаствовал.
— Вот, незадача. Крут бывает Павел Петрович, да отходчив. Зубовых всех вернул, я слышал.
— Вернул. — Блин, да кто же это такой?
— А я наоборот, вот, повышен им недавно теперь определён в Камер-коллегию и назначен командором ордена святого Иоанна Иерусалимского. — Как-то не сильно весело сообщил кучерявый круглолицый человек на полголовы ниже Витгенштейна, то есть довольно высокий для этого времени.
— Поздравляю. — Блин, ну кто это, хоть бы кто из обоза этого подошёл и обратился к нему.
Как по заказу. От одного из возков отделился чего-то орущий на людей индивид и подойдя к закутанному в шубу, но стоящему без шапки кучерявому.
— Николай Никитич, распорядился я, сейчас распилят ель и освободят дорогу.
Ну, заметно полегчало, теперь хоть, как звать толстячка, известно.
— Пётр Христианович, так ты в своё имение под Подольском путешествуешь? — махнув рукой крикливому, вновь повернулся к графу собеседник.
— Точно так, Николай Никитич, буду сельским хозяйством заниматься.
— Так и я вот решил. Мы с Елизаветой Александровной купили соседнее, можно с сказать, с тобой имение большое. Хочу овцеводство там наладить. Людей решили, вот, с барщины на оброк перевести.
Да, кто ты такой? Новатор?
— Господин Демидов, может коньяка рюмочку? — вернулся опять крикливый.
Вона чё!! Так это внук Акинфия Демидова. Интересно. Словно кто ворожит. Вчера Брехт или Пётр целый день, после того как планшет выключил, думал, а чего тут можно напрогрессорствовать. Всю армию штуцерами винтовальными перевооружить? Пулю капитана Минье изобрести? Или лучше сразу берданку делать. Бертолетова соль уже изобретена, правда, пока там, в Европах, не поняли, какое чудо нашли случайно. Капсюль уже можно сделать. Токарные станки есть. Вполне можно на берданку замахнуться. Винтовка Дрейзе появится лет через тридцать. А от неё до берданки совсем чуть.
Была одна малость, которая перечёркивала пока любые такие прожекты. Граф Пётр Христианович Витгенштейн был беден, как церковная крыса, а на такое прогрессорство нужно иметь кучу денег. А лучше две кучи денег. А ещё нужно иметь под рукой Тульский или уральский завод Демидовых. И вот — вуаля. Вот он — владелец заводов, газет, пароходов собственной персоной, и они не просто знакомы, а друзья, можно сказать.
— Присоединишься, Пётр Христианович?
— С удовольствие составлю вам компанию, Николай Никитич.
Глава 7
Событие девятнадцатое
Чтобы значится — от ворога нам обезопаситься
Пётр Христианович Витгенштейн выходил из дормеза и мысленно и взаправду перекрестясь. Всё же все товарищи, с коими он успел повстречаться уже в этом времени, хоть и знали его …
Нет. Они знали прежнего графа, и не сильно близко, да и резкая такая немилость императорская может человека вывести из себя, да алкоголь литрами, если, что и замечали необычное, то на это, видимо, списывали. Сейчас совсем другое. Жена — Антуанетта знает его лучше, да и дворня тоже. Ну, дворня спрашивать, почему Их сиятельство вместо шампанского портвейн полюбил, постесняется — не будет. С религией тоже проблем не должно возникнуть, он лютеранин, жена католичка, так что в церкву можно и не ходить, а вот с женой — католичкой, как раз проблема. И не скажешь же ей, что он попаданец из будущего. Не те толерантные времена. Талейран ещё и не министр, наверное, да без разницы. Что делать с женой?
Людвиг Адольф Петер цу Зайн-Витгенштейн-Берлебург-Людвигсбург — это так официально его тушку новую зовут, жена называет — Петер, а он жену на французский манер Антуанетта. Жену граф не видел четыре месяца. Занимался Гусарским генерал-майора графа Витгенштейна полком, он же Мариупольский гусарский полк. Полк расквартирован в Москве, вроде, рядом — несколько десятков километров от их деревеньки, но всё недосуг было, а как собрался навестить жёнушку, так получил приглашения от Императора и полетел, как бабочка на свечу, в Столицу, будь она неладна.
Женат Пётр Христианович на Антонии-Сесилии Снарской — дочери маршала Полоцкого наместничества Станислава Снарского от брака его с Казимирой Сволынской. Свадьба состоялась в Полоцке два с половиной года назад 27 июня 1798 года. Витгенштейн женился по любви, потому что невеста его была не знатна и не богата. Как и сам. Ну, в смысле, не богат. Маршал — это не звание. После присоединения Литовской Руси к России маршалками или маршалами назывались уездные и губернские предводители дворянства. Если на современный русский переводить, то тестюшка просто — предводитель уездного дворянства. С такой же деревенькой в сорок душ и пятью детьми. Приданого — одни перины. А нет ещё тот самый непонятный Араб. Хотя, может, и не араб. Но конь вспыльчивый и бешеный. Не, точно арабская горячая кровь есть.
Не богат граф Витгенштейн?! Беден. От отца, после уплаты долгов, в наследство осталась деревенька под Переяславлем (Это не тот Переяславль, что под Москвой. Это город в Бориспольском уезде Киевской губернии) и вот эта руина. Продав за гроши ту деревеньку, и уплатив долги батяньки, граф перевёз жену сюда вот. В Руину. Денег хватило на небольшой барский дом с мезонином, построенный на развалинах старого и на покупку трёх кобыл фризской породы. Решил тот прежний Витгенштейн стать по примеру Орлова конезаводчиком. Возможности, правда, у графьёв Орлова и Витгенштейна разные. Куда ему с тремя кобылами, хоть и дорогущими, до хреновых лошадей Алексея Григорьевича. Хреновых не потому, что плохие. Орловские рысаки — одна из лучших пород лошадей. Хреновые, потому что выведены на Хреновском конном заводе в Воронежской губернии.