Не мой, не твоя (СИ)

Затем он и вовсе вынул руку из кармана и протянул к моему лицу, убрал прядь за ухо, как бы невзначай провел пальцами по щеке, по шее, по плечу и… оставил ладонь на моем локте. От этой невинной ласки меня прошила короткая дрожь, а в горле моментально пересохло.
— Ты не ответила… Тебя кто-нибудь ждет?
Я качнула головой. Он слегка улыбнулся и придвинулся ещё ближе, так, что кроме его глаз и губ я больше ничего не видела.
— Это хорошо, — прошептал он.
— Почему? — я тоже невольно перешла на шепот.
Рука его скользнула с локтя ко мне на талию.
— Потому что не дождался бы. — Его губы слегка задевали мои, посылая по всему телу сотни электрических разрядов.
Голова шла кругом, ноги, ослабев, подкашивались в коленках, а внизу живота томительно и жарко ныло.
— Почему? — беззвучно повторила я, но Тимур вместо ответа притянул меня к себе и поцеловал. В первую секунду мягко, тягуче, но затем, рвано выдохнув, впился в губы с каким-то исступлением. Рука его нетерпеливо скользнула под кофту, огладила спину, потом устремилась под пояс юбки.
— Нет, — отстранилась я, с трудом дыша. Губы пылали, во рту сделалось солоно, а перед глазами всё плыло, раскрашенное слепящими искрами.
Тимур поднял на меня шальной, затуманенный взгляд. Грудь его тяжело вздымалась.
— Что? — выдохнул он хрипло.
— Только не здесь…
Он продолжал смотреть на меня, будто с трудом понимает смысл моих слов. Но затем кивнул.
— Поехали.
  
Глава 9
 
Марина
Пока я надевала пальто и шарф, Тимур не сводил с меня взгляда, голодного и тяжелого. Этот его взгляд действовал гипнотически — подавлял волю, туманил мозг и возбуждал не меньше, чем поцелуи.
Мы вышли в полутемный коридор, свернули на лестницу. Снизу доносилась какая-то бодрая песенка, под которую народ, судя по топоту, задорно отплясывал. Иногда двери буфета распахивались, видимо, кто-то входил или выходил, и тогда звуки музыки и веселья становились в разы громче.
Тимур, пропустив меня вперед, шёл следом. Внутри меня потряхивало — то ли от волнения, то ли от желания. Я даже спиной чувствовала взгляд Тимура, полный едва сдерживаемой страсти. И сердце в груди трепетало в предвкушении. Как же я, оказывается, соскучилась по любви, по теплу и… по нему.
Когда мы спустились на первый этаж, из буфета вывалились две дородные женщины из бухгалтерии, обе сильно навеселе. Хохоча и покачиваясь, они сделали пару шагов нам навстречу. Но, увидев за моей спиной Тимура, то ли ойкнули, то ли икнули и мигом вернулись обратно. И так спешили, что, толкаясь, на несколько секунд застряли в дверях.
Я оглянулась, но Тимур, похоже, на них не обратил никакого внимания. Я готова была поклясться, что кроме меня он вообще сейчас перед собой ничего не видел. Что уж, это захватывало, даже очень.
Я тоже не сразу заметила, что из буфета вновь вышли ещё трое мужчин. Перекурить захотели. В отличие от дам они сдержанно кивнули Тимуру и направились куда и собирались — в дальний, противоположный, конец коридора, где находилась курилка.
Среди них был и Виктор Иванович Казаринов, уже пьяненький. Завидев меня, он вдруг отделился от коллег и, раскинув руки в стороны, двинул ко мне.
— О, Мариночка, — широко улыбнулся он, — а я тебя потерял. Ты знаешь… ты же просто красавица…
Потом он поднял слегка осоловелый взгляд, увидел Тимура. Прижав руку к груди, склонил голову.
— Здрасьте, Тимур Сергеевич. Не хотите к нам присоединиться?
Тимур не снизошел ни ответить, ни даже взглянуть на него.
— До свидания, — попрощалась я за нас обоих с Виктором Ивановичем.
На проходной Тимур остановился и, пока я сдавала ключи, велел охранникам:
— Чтобы через полчаса в офисе никого не было.
— Так там же это… ваши гуляют, — не понял его охранник.
Тимур повторять и объясняться не стал. Посмотрел на охранника выразительно, и тот сразу нервно закивал:
— Хорошо, понял, Тимур Сергеевич. Сейчас всех разгоним по домам.
Что уж, мне и самой в этот момент стало не по себе. Вот чего он сейчас-то разозлился? Я даже снова назвала его на вы, когда мы вышли на крыльцо. Но он тут же напомнил:
 
— Мы же договорились — наедине без официоза.
— Как прикажешь, хозяин, — пошутила я.
Тимур тут же развернулся — в глазах его полыхнуло, но от недавней злости не осталось ни следа. Он криво улыбнулся.
— Ну, смотри, ты мне сейчас руки развязала.
В машине Тимур стал опять серьезен. Вёл он сосредоточенно и молча. Можно было решить, что он просто ушёл с головой в свои мысли, но я буквально кожей чувствовала, как в салоне сгустилось напряжение. Нет, он думал о нас, о том, что скоро произойдет, и его явно снедало нетерпение. Иногда он бросал на меня взгляды, которые это только подтверждали.
Меня тоже очень волновала его близость. И даже не верилось — что вот он, рядом, мой Тимур. Я словно в прошлое вернулась. Сердце в груди то и дело замирало, как бывает, когда смотришь вниз с огромной высоты, а под ребрами так сладко ныло…
— А я вчера пыталась к тебе пробиться на прием, — забросила я пробный шар.
— Не припомню.
— Так ты меня и не пустил. Причем так страшно не пустил, что мы с Ульяной на пару чуть сознание не потеряли.
Он лишь хмыкнул, потом спросил:
— Ульяна — это дура из приемной? А ты зачем приходила? По делу или так?
— По делу.
— Надо было просто войти.
— Чтобы ты меня выгнал? Или с потрохами съел?
— Тебя бы я не выгнал, — улыбнулся Тимур. — А вот насчет второго не уверен.
Потом скосил на меня взгляд.
— А дело-то срочное?
— Ну да, документ один мне надо подписать.
— До понедельника, надеюсь, терпит?
— Ну, в общем, да.
Мысль о характеристике хоть и свербела неустанно в мозгу, но ведь просто так, без лишних вопросов, он наверняка не подпишет. Тем более сейчас, когда мы наедине. Это на работе я могла сослаться на занятость. А тут придется рассказывать всё-всё, и к такому откровению я пока была не готова. А ещё до тошноты боялась его реакции. Боялась увидеть отвращение в его глазах. Только не в его! Или хотя бы только не сегодня…
— Ну и отлично, зайдешь тогда в понедельник. Я к обеду буду.
— Хорошо.
Снова воцарилось молчание, которое именно сейчас я почему-то переносила плохо. Только нервничала сильнее.
— Как твой отец поживает? — нарушила я тишину.
— Отца парализовало.
— О… извини. Инсульт?
— Нет, онкология. Сделали операцию на позвоночнике, теперь он не ходит.
— Мне очень жаль.
— Угу, мне тоже.
К Сергею Михайловичу я, понятно, никаких теплых чувств не питала, даже наоборот. Но, как ни крути, он — отец Тимура, да и просто любого было бы жаль в такой ситуации.
— А куда мы едем? — решила я уйти от тяжелой темы.
— В отель.
Это меня вдруг покоробило. Вызвало всякие нехорошие ассоциации. Даже против воли немного обидно стало. Дожилась я, что меня, как девицу легкого поведения, везут на ночь в отель.
А куда надо было? Домой к нему? А вдруг у него там и правда жена, дети…
Черт, стало ещё неприятнее, как будто я неожиданно проглотила большую льдинку с острыми, царапающими краями, и она застряла в глотке.
— Тимур, а у тебя кто-нибудь есть? — спросила я, подавив стеснение.
Такие вопросы всегда неудобно задавать, во всяком случае вот так, сразу. Боишься, что человек решит, что у тебя на него матримониальные планы.
Впрочем, Тимур не такой. Он сам бесконечно далек от всякого рода уловок, не признает окольных путей, а всё, что ему хочется знать, спрашивает в лоб. Так и в словах и вопросах других не выискивает скрытых смыслов и подтекстов. Спрашивают — отвечает, если захочет, конечно. В любом случае, терзаться подозрениями и маяться в неизвестности еще хуже. А меня этот момент тревожил, потому что, по моему глубокому убеждению, быть любовницей женатого мужчины, пусть там хоть какие чувства, — ненамного лучше той же девицы легкого поведения.