Тайная жизнь Маши Ромашкиной (СИ)

— Рус, ну, видок у тебя так себе, честно. Так что вчера случилось?
— Смутно помню, — не признаваться же, что всему виной ее старая знакомая. Тем более я до конца не уверен, что там произошло.
Она скрывается за дверью, так и не обернувшись. Забирает с собой свой запах, свое тепло и мое самообладание. Как это произошло? В какой момент времени переключился этот тумблер: с "ненавижу ее" до "она так нужна мне"? Где-то на заднем сидении такси в приступе романтического дурмана? Или когда бешенство закрыло красной пеленой мои глаза? А может, когда я впервые увидел ее слезы? Я все ждал, когда же она раскается за все, что сделала, я мечтал увидеть ее слезы, которые стали бы доказательством признания вины. Но эти влажные глаза были свидетельством совсем иного: я докатился до ручки. Сорвался, испугал даже самого себя.
— Опять ты? — звучит злое за спиной.
— Так вот, я что подумала, — вновь вырывает меня из воспоминаний Ленка. — Можешь ты ему помочь?
— Что? — о чем речь вообще?
— Ну, Рус, блин. Он без работы сейчас, а у тебя крупная контора…
— Ну, во-первых, не у меня, я там просто работаю. А во-вторых, кому помочь?
— Ты меня вообще не слушаешь! Вале помочь. Парню моему, але! — щелкает у меня перед глазами.
— А что, твой Валя самостоятельно работу найти не может?
— Вот представь себе, не все такие как ты, способны сами себя обеспечивать и на крутые тачки без кредита заработать, — ехидно замечает она.
Ох, систер, знала бы ты, что я делаю, чтоб все это себе позволить.
— Ладно, спрошу в отделе подбора, есть ли какие-то вакансии. Напишу тебе потом, — милостиво соглашаюсь я.
— Ну, вот так и знала, что когда-нибудь пригодится медаль с гравировкой "лучшему брату". Сегодня же закажу!
— Ага, ага, — ржу над ее шуткой, отпиваю чай и тут же матерюсь от боли.
Черт, кровь из губы опять пошла.
— Так, все, собирайся, поехали к отцу! — строго говорит систер, и я уже не думаю, что это такая уж плохая идея.
Отец смотрит на меня исподлобья, как всегда осуждающе и с разочарованием. Конечно, сын не в отца. Ни светлого ума, ни предрасположенности к медицине, ни семьи в свои тридцать лет. То, что сам себя обеспечиваю в расчет не идет.
Если с мамой все просто и она любит нас с Ленкой такими, как есть, то отец…его любовь нужно заслужить. Чего я делать не собираюсь, потому что, ну, разве детей не должны любить просто потому, что это твои дети?
— Кто тебя так? — загибает он свою докторскую бровь.
— Да так… — уклоняюсь от ответа. — Заштопаешь?
— Надо сделать рентген и КТ. Посиди, сейчас Валентину Федоровну позову.
Отец скрывается за дверью своего кабинета в поисках медсестры. Я смотрю на Ленку и закатываю глаза. Даже странно, что обошлось без нравоучений.
Спустя несколько минут входит объемная женщина в медицинском халате с набором для наложения швов. Я мужественно терплю издевательства, потому что анестезия сразу не действует, и мне видится в этом рука отца. Так и представляю, как он говорит медсестре: пусть ему будет больно.
После неприятной процедуры Валентина Федоровна проводит меня в кабинет рентгенографии без очереди, вызывая шквал недовольства от собравшихся в очередь пациентов.
— Посидишь пару дней дома, — резюмирует отец, рассматривая снимки.
— Что там?
— Жить будешь. Выпишу тебе больничный. Никакого алкоголя, кофе и стрессов. В пятницу придёшь, закрою бюллетень.
— Ок, — киваю я и встаю с места.
— И, Руслан, прекращай вести себя как подросток, стыдно за тебя.
Всё-таки без нравоучений не обошлось.
Ленка остаётся с отцом, очевидно выклянчивает для себя новые шмотки. Конечно, она же девочка, ей не обязательно быть идеальной, иметь работу и вообще… Ее он любит без всяких оговорок. Вызываю такси и засыпаю на полдороге к дому. Уже на подъезде телефон разрывается входящим от мамы. Блин, уже доложил. Мог бы и промолчать из мужской солидарности, знает же как загоняется мать.
— Привет, мам, — бодро начинаю я.
— Русик, что случилось? — так и вижу, как она беспокойно заламывает руки.
— Да все нормально, мам. Так, небольшая стычка. Пару синяков.
— Так, ты лежи дома, никуда не выходи. Все что отец сказал, выполняй. Я завтра привезу тебе продуктов.
— Мам, да не надо, я сам справлюсь…
— Давай без этого, сын. Сказали тебе отдыхать, вот и радуйся.
— Ладно, во сколько тебя завтра ждать?
— Часам к двенадцати. Дам тебе поспать, — смеется она.
— О'кей.
— Целую, сыночек.
— И я тебя.
Падаю в кровать и забываюсь беспокойным сном. Вчерашние события всплывают засвеченной кинолентой, вызывая зуд во всем теле.
— Опять ты? — звучит злое за спиной. — Какого хрена ты за ней таскаешься?!
Поворачиваюсь на звук и вижу белобрысого дружка Мышки. Какой сюрприз. Добрался-таки до ее дома. Игнорирую его, засовываю руки в карманы и иду в сторону дороги. Но его такой исход не устраивает. Белобрысый перекрывает мне дорогу своей тщедушной тушкой, и смотрит на меня с вызовом.
— Она моя. Понял, козел? — тщедушный выпячивает грудь, словно пытается выглядеть больше меня.
— Да похер, — снова пытаюсь его обойти.
— Ты не понял. Ещё раз увижу рядом с ней…
— И что ты мне сделаешь? — даже смешно от такой напыщенной наглости.
— Ты ведь даже меня не помнишь, да? — прищуривается он. — А я как вчера вижу твою рожу перед глазами. Она не досталась тебе тогда, не достанется и сейчас, понял? Она моя, всегда ей была!
Присматриваюсь внимательнее в его лицо, пытаясь понять, узнать, кто же этот тип на самом деле. Но его наглая физиономия ничего мне не говорит. А его слова о том, что Мышка принадлежит ему, лишь выводят из себя.
— Да пошел ты, — выплевываю ему прямо в лицо.
— Да, я пойду. Пойду прямо к ней. В постель. Раздену и оттрахаю так, как ты даже не мечтал!
С гнусной улыбкой на губах урод поворачивается и направляется к подъезду. Волна бешенства сносит меня с места, и я одним точным ударом припечатываю его к двери. Раздается глухой звук удара о металл. Затем я наношу ему пару ударов прямо в наглую рожу, но он быстро приходит в себя и уклоняется, позволяя моему кулаку вонзиться в дверь. Шиплю от боли, но тут же собираюсь и хватаю противника за грудки.
Тот вырывается из моего захвата и отталкивает от себя. Затем наносит удар, ещё один, я спотыкаюсь и валюсь на землю. Крепкий, паршивец, а так и не скажешь. Ну, ничего, ему от меня тоже прилетело, судя по рассеченной брови. Сплевываю кровь и поднимаюсь, растягивая на губах усмешку.
— Сука.
Несусь на него и сбиваю с ног, заваливаясь сверху. Бью его под дых, слышу приятный моему уху стон боли, и бью еще раз по роже. Но каким-то чудом юркий паршивец выворачивается, и я оказываюсь под ним. Его лицо искажено маской бешенства, глаза сверкают безумием. Он наносит удар за ударом, пока я не отключаюсь.
Не понимаю, сколько прошло времени с тех пор, как я отрубился, но когда прихожу в себя, урода рядом уже нет. Встаю с холодной земли, пытаясь понять, насколько все плохо, но туман в голове не даёт себя продиагностировать. Вызываю Uber, благодаря Гугл карты за то, что они, в отличие от меня, знают где я нахожусь. Заваливаюсь в тачку на заднее сидение и выслушиваю лекцию о том, как достали эти миллениалы с их попойками.
Интересно, он трахает ее сейчас?
  
Глава 19
 
Никогда больше.
Я не буду пить на голодный желудок! (Да здравствует ужасное похмелье!)
Я не стану молча терпеть обиды. (Чертов Че умеет уничтожить парой слов.)
Я не покажу своих слез. (Что это за унизительный приступ жалости ко мне он проявил?)