Каратель (ЛП)

Что бы со мной ни было, у Люка были на это ответы.
Я собиралась затащить свой зад обратно на его холм и достать эти ответы.
После того, как приму душ, переоденусь и удостоверюсь, что Диего не натворит слишком много проблем, пока меня нет.
Был практически полдень к тому моменту, как я наконец добралась до вершины его богом забытого холма, пробираясь через деревья пару минут, прежде чем наткнулась на низкий, тёмный коттедж. Странно, поднимаясь к двери я думала, что это место ему не подходит. Он был таким человеком, который должен жить в переоборудованном амбаре, с цементными полами, кирпичными стенами, продуваемыми окнами и, может быть, с одной из заброшенных промышленных зон, где смешивают большие баки жидкостей. Знаете… где он мог избавляться от тел. Я думала, что он скорее любитель растворять, а не закапывать. Закапывать слишком грязно, остаётся слишком много улик. Он растворял тела; я была уверена в этом. Так что да, эти большие баки пригодились бы.
Но да, это место было предназначено для какого-нибудь брюзгливого старика, который пьёт дерьмовое пиво и может доказать это животом, а ещё ворчит о том, что миру пришёл конец, или о какой-то подобной чуши; злой, дремучий одиночка, у которого в мире никого не осталось.
Но от этой мысли в моём желудке поселилось странное тревожное ощущение, думая, возможно ли, что к этой жизни Люк и шёл. Он был совершенным одиночкой. Присутствовала ли ещё какая-то закопанная злость?
Как ещё кто-то мог быть способен на то, что делал по жизни он?
Нормальные, уравновешенные люди не становятся, по сути, серийными убийцами. Конечно, возможно, он делал это по правильным причинам, но убийца есть убийца. И судя по тому, что я видела о нём в интернете, сколько людей он закопал в землю, или скорее смыл в канализацию, термин «серийный» определённо подходил.
Я начинала думать, что его нет дома, и моё сердце трепетало от возможных последствий этого, когда наконец я услышала изнутри его голос.
Который велел мне не спешить раздеваться. А затем раздеться.
Ну, как вы можете представить благодаря поцелую в конце всех поцелуев прошлым вечером, это могло запустить дикую вспышку желания в моём организме.
Он выглядел чертовски плохо.
Конечно, он вроде бы принял душ и переоделся. Но я понятия не имела, как могла понять, переоделся ли он, когда он был просто в другой паре джинсов и вроде бы в свежей чёрной байке с капюшоном и белыми завязками. Но помимо этого, он выглядел ещё бледнее, чем обычно, почти призрачно-бледным. Его глаза были красными и опухшими. На лице виднелось даже немного щетины, что почему-то было чертовски сексуально.
Он явно не спал.
Странно, учитывая, что он проходил через многое.
— Что значит ты не знаешь? — практически провизжала я. — Если ты не знаешь, то не можешь знать, что кто-то вообще пытается меня убить.
Его губы слегка приподнялись.
— Не знаю, кто хочет видеть тебя мёртвой, Эван, но я знаю, что кто-то хочет.
— Откуда?
— Симптомы отрицать невозможно.
— Нет никаких симптом, — настаивала я.
Тогда его улыбка стала хитрее, и в тёмных глазах заплясал огонь.
— Разденься и осмотри себя.
О боже.
Ладно.
Мои женские части не поняли, что не должны увлекаться им. Я старалась их вразумить всего мгновение назад, из-за комментария о раздевании, но давайте просто скажем, что сообщение до цели так и не дошло.
Мне пришлось сжать бёдра, чтобы успокоить хаос внутри.
— Нет ничего такого.
— Нет? — спросил он, наклонив голову на бок.
— Нет, — настаивала я, закатив глаза. Ради бога, он не знал моё тело лучше, чем я сама.
— Тогда что это? — спросил он, поднимая руку и протягивая её ко мне, его рукав соскользнул, раскрывая гладкую кожу внутренней стороны его руки. Ну, у нормального человека там была гладкая кожа. У Люка там были дюжины шрамов.
Но не было ни секунды подумать над этим, потому что в следующее мгновение его пальцы сомкнулись на воротнике моей майки, касаясь моей кожи, вызывая у меня небольшую, невольную дрожь. Его взгляд переместился от моей шеи к лицу, он напряжённо наблюдал за мной, пытаясь скрыть искру желания, но ничего не получилось. Так же как, я уверена, не получилось и у меня.
 
— Что «что»? — выдавила я, притворяясь, что игнорирую, что мой голос кажется более лёгким и запыхавшимся, чем обычно.
Судя по тому, как его глаза потемнели, он определённо тоже заметил перемены. Но затем его пальцы дёрнули за ткань так сильно, что прозвучал отчётливый звук разрыва швов тугого воротника.
— Это, — объяснил он, а затем бросил притворяться, что не был возбуждён, когда его пальцы коснулись моей груди.
— Это сыпь, — объяснила я, тяжело сглатывая.
— Да, так и есть.
— Она появляется, когда у меня стресс, — объяснила я. Такая проблема была у меня с детства. У меня появлялась эта противная красная сыпь на груди, шее, иногда даже на лице, если стресс был достаточно сильным и длился слишком долго. Узнать, что отца, как я думала, убили, а затем выяснить, что он на самом деле покончил с собой и был вовсе не таким, каким я его считала? Да, это считалось чертовски большим стрессом.
— Может быть, — согласился он, снова поднимая взгляд от моей груди к лицу. — Но не такая.
— Откуда ты знаешь, как выглядит моя стрессовая сыпь? — парировала я, выпрямляясь.
— Есть ещё это, — произнёс он, опуская руку вниз, зажигая искру на моей ладони, когда его рука скользнула под низ и медленно начала подниматься вверх по моей руке.
— Что «это»? — спросила я, глядя на свою руку. Я снова не видела ничего особенного.
— Можно было бы подумать, что Алехандро, со всеми своими годами опыта работы с ядами, никогда не позволил бы тебе красить ногти лаком, — странно произнёс он, заставляя меня нахмурить брови.
Какого чёрта он нёс?
— Какая ему разница до моего лака?
— Потому что ты не видишь этого, — сказал он, переворачивая мою руку, а затем взял пальцами мой большой палец. Со сжимающимся внутри желудком, я вопросительно опустила взгляд на палец. — Твой лак откололся, когда ты ушла наверх. Я заметил это, когда ты вернулась обратно. Видишь эти белые линии на ногтевой пластине? — спросил он. И, о, я их точно увидела. Я их увидела, и поэтому снова почувствовала подступающую тошноту. Помимо сыпи и полос Месса на ногтях, у меня стал немного слабоват желудок. Конечно же. Потому что это тоже сходилось. — Эти толстые белые полосы…
— Полосы Месса (прим. Белесоватые поперечные полоски на ногтях, появляются у оставшихся в живых при отравлении мышьяком), — выдавила я, сердце заколотилось, и у меня почти сразу же закружилась голова.
В ответ он кивнул.
— Отравление мышьяком.
Боже.
Боже.
Как я могла это упустить, чёрт возьми?
Требовалось длительное воздействие, чтобы мышьяк вызвал появление полос Месса на ногтях. О чём я думала, что так безразлично пропустила собственное чёртово отравление?
— Не падай мне тут в обморок, — потребовал голос Люка, будто издалека, будто с конца туннеля, заставляя меня понять, что у меня определённо слишком сильно кружилась голова, и я действительно могла потерять сознание. — Эван… — снова позвал он, всё ещё издалека. — Чёрт, — рявкнул он и потянулся ко мне, когда я сделала самое банальное, что мог сделать любой человек.
Я, чёрт возьми, потеряла сознание.
— Я должен перестать оставлять свою невидимую прялку прямо у входной двери. Должно быть, ты уколола палец.
Под эти слова я очнулась.
И, даже растерянная, я не могла сдержать смех откуда-то из глубины.
— Хорошая отсылка. Какой мужчина знает «Маленькую Брая Роуз»?
— Не знаю, в каком отсталом чёртовом мире ты росла, куколка, но в США мы называем эту историю «Спящая красавица», и это классика Диснея.
— Дисней. С мышью, — вспомнила я, наконец открывая глаза.
— С мышью, — повторил он, практически со смутной… обидой?
— Да, знаешь… с пароходом и свистом. Мик.