Между тьмой и пламенем. Часть III (СИ)

Инерис, мгновенно растеряв запал, потерянно воззрилась на демона. Она действительно об этом не подумала… А ведь он прав!
– Во-вторых, среди моих бывших воинов тоже вполне может обнаружиться тот, кто прекрасно знает тебя в лицо. Готова раскрыть моему отряду всю правду о себе до того, как мы доберемся до моего поместья и соберем какую-никакую силу? Ты достаточно им доверяешь? Заочно?
Нет, конечно. И демон прекрасно это знал.
– Ну и наконец… Подозреваю, что истинная причина в том, что твоей гордости ну просто жуть как претит необходимость притворяться бесправной и зависимой женщиной – как же, ты ведь у нас образованная, ученая, без пяти минут правительница! А дакха для тебя, как видно, и вовсе символ женского притеснения. У пустынников тебя что-то ни местные костюмы, ни обычаи не возмущали. Да, "Эрис"?
У Инерис предательски вспыхнули уши.
– И еще одна деталька, – вполне миролюбиво продолжил огненный. – Дантер урвал самое простое дакха, в таком ходят женщины низкого сословия, да и будь иначе, ты все равно не сможешь убедительно сыграть роль жены знатного купца – у нас нет даже соответствующих украшений для тебя. А жене жалкого торгаша пришлось бы вкалывать всю дорогу. Боюсь, это бы изрядно осложнило маскарад.
Демон словно задался целью просверлить ее взглядом.
– Зато статус ценного товара позволит тебе спокойно сидеть на пятой точке во время перерывов! – гаркнул вдруг Ассаэр. – Предлагая варианты, ты явно не задумывалась о том, что за ними скрывается, да? Кухарке пришлось бы стряпать на всю компанию, мальчишке-охраннику – стоять на страже, разбивать лагерь и упражняться с мечом и трезубцем, иначе легенда будет выглядеть неубедительно… а тюк с поклажей даже за барханчик самостоятельно сходить не может, – по губам скользнула гнусная усмешка. – Зато в этой душегубке, как ты выразилась, можешь жить отдельно, есть отдельно – и при этом не готовить, не чинить одежду, не разбивать лагерь, а просто отдыхать после переходов! Ну, дошло наконец?!
Красная, как рак, Инерис часто заморгала, слушая демона.
Она действительно обо всем этом не подумала… Его идиотский смех вообще лишил ее способности здраво мыслить! По-детски поддалась эмоциям…
– А если покупатели найдутся?
– Скажем, что за тебя уже уплачен аванс, и мы сейчас занимаемся только транспортировкой заказа, – пожал плечами демон. – Это совершенно нормально. Здесь не требуют расписок и банковских облигаций, особенно в подобных делах.
Инерис шмыгнула было носом, но, к ее облегчению, желание заплакать прошло, едва успев оформиться. Она никак не могла оправиться одновременно от недовольства собой (не подумала об очевидном!) и потрясения – надо же как демон всё предусмотрел!
– Хорошо, допустим. Но...
Огненный напрягся. С этих слов обычно начинались грандиозные скандалы.
– Объясни мне одну вещь, – куда спокойней произнесла Инерис, вглядываясь в его лицо. – Что тебе мешало нормально мне все объяснить с самого начала, а не ставить перед фактом и развлекаться за мой счет? Почему ты вместо того, чтобы обсудить спорную ситуацию, сначала начинаешь орать и топать ногами, а потом выдаешь толковые, но уничижительные комментарии? Неужели нельзя просто поговорить?! Я прошу лишь человеческого отношения к себе! Или для тебя эта функция недоступна?
Ассаэр слегка смутился. Уверенности в собственной непоколебимой правоте у него явно поубавилось.
– Привык, что ты сама все на лету схватываешь, – проворчал он. – И не учел возможность излишне эмоциональной реакции.
Приглушенная было злость начала возвращаться.
– Понимаю теперь, почему у тебя нет ни невесты, ни даже пассии, – задумчиво сообщила Инерис. – От тебя небось женщины бегут, как от чумного, с таким-то характером и навыками убеждения!
Вдруг Инерис спохватилась, что больше не слышит шагов Ассаэра.
Обернулась.
Он стоял на том же месте и очень странно смотрел на нее.
– Может быть, и так, – тихо-тихо произнес демон.
Даная…
…После той первой ночи, бурной, сладостной, она попросила его помочь вплести ей в волосы золоченые ракушки, чтобы родители ничего не заметили. И получила в ответ: «Мужчине не пристало заниматься женскими глупостями».
 
…Даная поначалу пыталась делиться с ним мечтами о том, что она хотела бы не на родителей полагаться, а добиться чего-то самой, пойти учиться, овладеть языком эльфов хотя бы – ее народ ведь ведет с ними оживленную торговлю…
– Женщине не пристало уделять излишнее внимание таким вещам. В моей стране их обучают лишь тому, что нужно для ведения хозяйства.
Он помнил, как она вздрогнула, услышав это. А затем тихо сказала:
– Мне жаль ваших женщин.
– Зато о них заботятся, оберегают от всего…
– Это не забота, это тюрьма – тюрьма в собственном доме! – бросила Даная. Он так и не понял, отчего она рассердилась, но счел нужным надменно поправить:
– Это не ее дом. Это дом мужа. В нем она третья – после мужа и его матери.
Внимательный взгляд жемчужно-серых глаз.
– То есть даже в такой малости, как назвать дом мужа своим, вашим женщинам отказано?»
Он тогда посоветовал ей не критиковать образ жизни страны, о которой она почти ничего не знает.
Демон резко отвернулся, зажмурился, пережидая резкий всплеск боли. Воспоминания рвались на поверхность, и сейчас он был им совершенно не рад.
…Эмоциональный рассказ о том, что отец не желает ее воспринимать всерьез, да что там – даже слушать!.. И его вполне логичное: «Ты же женщина, чего ты хотела?». А следом тихое, сдавленное: «Ты то же самое скажешь, если они пожелают завтра выдать меня замуж? Я тебе совсем не дорога?»
О ее замужестве он тогда всерьез не задумался, отмахнулся («Не смеши!»). Решил, что она просто проверяет таким образом его стойкость, а то и пытается им манипулировать…
Когда Даная больше не вернулась, он был одновременно зол, растерян и полон отчаяния. Пытался ее искать. Но одного лишь имени для полноценных поисков слишком мало. Да и его внешность слишком мешала…
Ослепленный своими чувствами, эгоистичными, как часто свойственно молодости, полный твердой решимости придерживаться кодекса «настоящего мужчины», он тогда не думал о том, что такие слова могли ранить женщину, принадлежащую совсем другому миру. Было куда проще считать, что Даная его предала из гордыни и тщеславия, может, еще и променяла на другого – она же намекала на скорое замужество!..
Да, у их любви вряд ли было будущее. Но она могла закончиться совсем иначе.
Все это время он не позволял себе даже допустить возможность того, что виноват перед Данаей.
Но теперь...
Инерис тоже чужая здесь. И судя по ее реакции, нередко находит его слова оскорбительными. Но, в отличие от Данаи, не замалчивает проблем, не прибегает к намекам, а прямым текстом говорит о том, что ее не устраивает и почему. Его это бесило поначалу, он привык отмахиваться от женских слов... Но по мере того, как проникался к наследнице неохотным уважением, начинал и прислушиваться к ней.
К Данае он, возможно, тогда не прислушался бы. Она же лишь слабая женщина, которой самой судьбой предназначено угождать мужчине!
Инерис бы за подобное заявление как минимум наградила его пинком. А Даная… просто ушла. Тихо, молча, незаметно.
Ассаэр вдруг понял: его сейчас не хотели уколоть, не хотели задеть. Инерис обронила эту фразу так же спокойно и бездумно, как он ронял свои поддразнивания, порой оскорбительные.
Она всего лишь сообщила то, что казалось ей прописной истиной.
Как всегда делал он.
В этот миг он был близок к тому, чтобы возненавидеть Инерис Ламиэ.
 
Но начать, пожалуй, следовало с себя.
Инерис пожалела о сказанном в ту же секунду. Взгляд демона вдруг сделался потерянным, заметался с камня на камень. А затем из синей глубины зрачков обжигающим гейзером поднялось страдание.
Смотреть на такого Ассаэра оказалось неожиданно больно. Она привыкла видеть его уверенным, даже излишне уверенным в себе, этакой непоколебимой огненной горой, которая постоянно дымится и неизвестно когда рванет. А сейчас он сомневался – в самом себе.