Ботаник (СИ)
— Узнаешь! — невесело улыбнулся брат — На месте узнаешь! Пока что это тайна. Мы должны ехать. Тем более что Император не простит нам отсутствия на приеме. Завтра похороним отца и сестру, послезавтра — поедем. Готовься — лечись, чтобы к выезду был свежим, как садовая роза. И вот еще что…завтра ты должен присутствовать на похоронах. Тебе готовят белую траурную одежду, сегодня принесут. Проводи сестренку в последний путь…отца, наверное, ты оплакивать не будешь, он тебя обижал — несправедливо обижал — но сестренку оплакать просто обязан. Она была очень хорошей девочкой, и тебя любила.
Брат поднялся, и пошел к двери. И мне показалось, что глаза его стали влажными. И в самом деле — Анита очень хорошая девчонка. На удивление хорошая. Может потому, что папаша не занимался ее воспитанием?
Снова тишина в комнате, и только Скарла чем-то тихо скрипит, по звуку судя — то ли стол передвигает, то ли кровать двигает. Вот неугомонная старуха! Скрип прекратился, легкие, едва слышные шаги по каменному полу, и вот я слышу ее тихое, очень тихое дыхание. И голос. Почти шепот, с двух шагов уже не расслышишь:
— Это ведь ты сделал?
Едва не вздрагиваю, поворачиваю голову в старухе. Ее лицо искажено болью, как если бы она держалась за раскаленную сковороду.
— Ты, я знаю! Больше некому! Ты их отравил! Думал, что теперь не поедут в столицу? Думал, спасешь Клан? Дурачок! У Союти кроме трех парней еще и четыре дочери! Догадываешься? Понял?
— Они хотят женить Первого на невесте из Союти?! — едва не ахнул я — Да чтоб их демоны забрали!
— Не заберут — мрачно сказала Скарла — Они и есть демоны. А демон демону сердце не вырвет. Нет, не Первого. Второго. А понадобится — и Третьего! И Четвертого! Ты что, будешь убивать всех своих братьев? Или побежишь убивать невест?!
— Никого я не убивал! — буркнул я, даже не задумываясь, как воспримет мои слова Скарла. А та только презрительно фыркнула и занесла надо мной руку, будто хотела ударить. А может и хотела. Только не ударила. Опустила руку и встала у моей постели, бессильно сгорбившись и сделавшись старой — соответственно возрасту. А потом грустно и так же тихо сказала:
— Я считала, что ты лучше других. Что у тебя доброе сердце. Все понимаю — ты хотел устранить опасность, твой отец завел Клан в тупик. Клан трещит по швам! Но убить свою сестру, которая тебя любила, которая душу бы за тебя отдала…этого я понять не могу. Душой не могу. Разумом — могу.
— Да не убивал я никого! — яростно зашипел я сквозь зубы — Отстань от меня!
Я чуть не выдал ей тайну про летаргический сон отца и сестры, но что-то меня остановило. Может то обстоятельство, что Скарла так плохо обо мне подумала? Что она разочаровалась во мне, а я решил назло ей поддержать свой образ бессердечного говнюка? А может я опасался, что Скарла донесет эту информацию до моего брата, и моя затея раскроется? Я ведь до сих пор не знаю, на кого на самом деле работает Скарла. Кому служит. Мне все время чудилось, что через нее мой отец за мною следит. Но…это может быть и не отец. В любом случае — я ей не сказал. Идет она к черту! Пусть думает обо мне все, что захочет, А я буду делать свое дело.
Итак, ситуация ничуть не изменилась. Теперь вместо отца Первый, и он тащит нас на погибель. Вернее, так: это отец продолжает тащить нас на погибель руками Первого — почитай, из самой могилы. Из склепа, если быть точным. И я ничего не могу поделать — кроме как отправиться в столицу и попытаться там помешать планам врага. Ну не убивать же всех моих «братьев»?! Я же не зверь, не какой-то там маньяк!
Значит, придется ехать в столицу и разбираться на месте. Как смогу. Как получится.
* * *
Не знаю, почему надо было хоронить именно вечером, но только это все было настолько жутко, что я до хруста в зубах стискивал челюсти, а все равно не мог унять дрожь. Ну только представить: молчаливая процессия — впереди идет храмовник, настоятель Храма Создателя, весь в белом, с украшенной золотом шапке на голове и с посохом в руке. Не знаю, как называется эта шапка — тиара, что ли. А может и не тиара — какая разница? Посох тоже весь в золоте — богато живут храмовники. Мы кстати тоже отчисляем им часть доходов, и неслабую часть.
Храмовник символизирует поход душ умерших прямиком на небеса — типа сам Создатель их ведет по Нетленному Пути. Если грехов у них много — Путь начинает шататься, а то и обламывается, и тогда грешник падает в Преисподнюю, где им закусывают бесы. Демоны, то есть. Что впрочем суть одно и тоже. А может они его там слегка мучают — жарят на сковородах, поливая раскаленным маслицем, и грешники визжат, как жарящиеся сосиски (видел я такой ролик на Ютубе).
В общем — все, как всегда. Я даже подозреваю, что эти рассказки об Аде и Рае гораздо древнее, чем само человечество. Только у рептилоидов, сочинивших эти пугалки возможно варианты мучений были гораздо интереснее. Как-то: отрубание хвоста с дальнейшей поджаркой обрубка, и всяческие другие удовольствия, недоступные человеческим душам. Например — сдирание чешуи.
Создатель нужен, чтобы удержать душу на Пути — кстати, я так и не понял одного момента: если грехов нет, душа так и так пройдет в рай. А если грехи есть — так на кой черт держать грешника и не давать ему свалиться и получить заслуженное наказание? Во всех религиозных историях всегда таится масса нелогичностей и откровенных глупостей, потому лучше над такими вещами не задумываться.
Итак: вечер, впереди бесшумно в войлочных тапочках ступает священник, за ним несут два черных гроба — на плечах крепких рабов. Гробы из железного дерева, и скорее всего просто неподъемные. Рабы идут потные, красные, похоже что проклинают и покойников, и их чертову родню. Те-то идут налегке, свеженькие, в белых траурных одеждах вроде тог.
Я в последних рядах, рядом с приближенными служащими — Мастером над Оружием, управляющим, Главным Конюхом. И тут сразу виден статус каждого человека из процессии. Но это и понятно.
В склепе отвратительно пахнет. Запах тлена пропитал каждый камень, каждую решетку и каменную вазу. И немудрено! Тут хранятся поколения людей Клана Конто. Не все, конечно, некоторые сгинули в степи, или были сожраны «пираньями» в море или в реке, но большинство все-таки лежат здесь. А раз лежат — значит, испускают всевозможные запахи. А я с полной ответственностью могу заявить, что мертвые люди пахнут очень неприятно. Особенно, если полежат на солнцепеке. Брр…даже вспоминать не хочется.
Кстати, я бы никогда не решился на эту акцию, если бы не знал, что здесь не проводят никакого вскрытия, и не бальзамируют трупы. Надеюсь, эти двое сейчас спят и не слышат, не чувствуют того, что с ними делают. Было бы очень неприятно узнать, что они осознают все, что происходит вокруг — как те, кто на Земле лежит в летаргическом сне. В старом трактате сказано, что они просто засыпают и видят сны. Очень надеюсь, что трактат нас не обманывает. Иначе…все очень плохо.
Да, в склепе сухо, тут проветривается ветерком, но все равно воняет трупами. И лежать рядом с покойниками понимая, где ты находишься — я и врагу этого не пожелаю. А уж тем более родной сестренке. Да, на папашу я зол. О нем не думаю.
Пустых постаментов в этом помещении еще несколько десятков. Кстати — подозреваю, что этот гигантский склеп является ровесником замка, что раньше тут лежали мумии Предтеч. Куда они делись? Понятно — куда. Выкинули. И забыли. Человек существо такое — ему бы только разрушить…до основанья. А уж затем…чего-то там построить. Или забросать своими гробами.
Гробы на постаменты — потом сделают надписи, кто есть ху. Священник читает молитву — похожую на земную. Все по очереди желают царствия небесного и осеняют себя кругом, долженствующим означать, что мы поклоняемся солнечному диску-Создателю, а не проклятой злобной Тьме. Система религии здесь сложная, я в ней особо и не разобрался. Альгису было неинтересно, а я никогда не отличался любовью к теологии. В этом мы с парнем точно родственные души.
После того, как сказали свои слова — пошли на похоронную трапезу. Опять же — почему ее надо было делать ночью — я не знаю. Столы, факела, все жрут, пьют, и плевать им по большому счету на покойников. Пожрать бы послаще, да выпить побольше — и на боковую, и лучше не одному. Впрочем — в этом местный люд ничем не отличается от земного. Люди — они везде люди.