Владимир Петрович покоритель (СИ)

А хош повернулась к нам и посмотрела так, словно спросила: «А вы чего встали? Присоединяйтесь».
Да уж, чего только не бывает. Оказывается, даже такое жуткое существо как крюкшер, ласку любит. Пропустил нас без каких было проблем, позволил, так сказать, к груди припасть. Напились мы от пуза. Потом долго отдыхали, развалившись прямо на земле, затем еще разок перекусили и наконец пошли выход, из этого подвала, на свежий воздух искать. С моим Мурзиком, это будет не сложно.
  
Из блаженства в клетку
 
Какое это удовольствие выползти из темного, сырого подвала под ласковое солнышко, под чистое голубое небо, ощутить дуновение теплого, летнего ветра на лице и почувствовать бархат нежной травы под ногами.
Мы валялись, на опушке леса, блаженно улыбаясь и прикрывая ладонями отвыкшие от яркого света глаза. Даже хош, вообще не знающая, ничего другого, кроме мрачных подземелий, блаженно урчала, грея на солнце вытянутое стрункой тело. Пели птицы, как они выглядят сказать не могу, не вижу, но красиво, что-то напоминающее и соловья, и жаворонка одновременно, дуэт двух завораживающих голосов в сольном исполнении, ни разу ничего подобного не слышал.
Не хотелось никуда идти, даже шевелиться не хотелось, так бы и лежал всю жизнь и смотрел в одну точку, на то, как покачивается на ветру листик дерева над головой. Я закрыл глаза, и улыбнулся, я был счастлив.
Всю идиллию нарушил громкий свист. Он прозвучал резко и где-то недалеко, резанув по нервам острой бритвой. Как же мне это все осточертело. Ну почему я просто не могу спокойно полежать. Почему этот мир, постоянно устраивает мне гадости. Вот думаешь сейчас просто так кто-то посвистел, от скуки или на радостях? Предчувствия подсказывают мне что, нет. Нет, это кто-то вновь хочет докопаться до моего покоя. Плевать. Пускай что угодно происходит не встану. Убивать будут не поднимусь. Лень.
Где-то рядом хрустнула под ногой ветка, и солнце заслонила тень. Пофиг. Я даже не пошевелился.
— Фаст! Тут беглые рабы. — Прозвучал чей-то голос у меня над головой. Я приоткрыл один глаз, и посмотрел на незнакомца. Ничего особенного, простой, худенький мужик, с реденькой русой бородой, стоит ухмыляется. Чего он тут мог увидеть веселого?
— Тебе чего от нас надо? Иди куда шел, не мешай отдыхать. — Я приподнял голову и осмотрелся. Из-за деревьев выходили еще трое, и все с топорами. Местные гопники, что ли? Даже смешно стало.
— Хош раздражена, и спрашивает разрешение их порвать. — Прозвучал в голове сонный голос Штросса.
Я сел и зевнул.
— Не надо убивать, пусть попугает, слегка. — Я сказал это, не обращаясь ни к кому непосредственно, получилось так, словно в пустоту пробурчал.
— Что? — Не понял стоящий на до мной мужик, но договорить не успел, так как был сбит с ног метнувшейся серой тенью, которая, не останавливаясь не на секунду, уже валила на землю остальных, незваных гостей.
— Лучше лежи, не нервируй Мурзилку. Она сейчас не в духе, в принципе, как и я. Что вам нужно-то? — Я посмотрел на побледневшее лицо нежданного гостя. — Чего молчишь?
— М… мм… мы ох-хотьл-ллись тт-уу-тт… — Продрожал он.
— Ну так и охотились бы дальше, чего к нам-то пристали? — Я снова лег, закинув руки за голову. — Хотя стой. — Я окликнул уже вскочившего для побега гостя. — Что это за место? Да не трясись ты так. Никто тебя не обидит.
— Эт-то вллад-дения Ф-фаста Стуся. — Ответил он, косясь на улыбающуюся Мурзика.
Однако, что-то я погорячился с кличкой нового питомца, как-то убого слышится сочетание мужского рода в имени, и женским началом, в сущности. Во выдал, сам не понял, что сказал, но лирику в сторону, ошибку надо исправлять. Отныне будет: «Мурзилкой»
— Слышишь, Штросс, предай там Мурзику, что теперь она Мурзилка.
В голове прозвучал ленивый ответ свитяги, обозначающий что-то вроде: «Окей, шеф…».
— Чего? — Не понял куцебородый мужичек.
— Это я не тебе. Лучше скажи, где ваш Фаст сейчас находится, поговорить бы мне с ним надо.
— Так это… — Замялся мой собеседник. — Зверушка ваша на нем сидит и умывается.
 
Я покачал головой и с осуждением посмотрел на Мурзилку. Ну вот ни грамма сожаления у нее в глазах, усы лапой вытирает и облизывает, довольная, твою мать, нашла блин себе мягкую скамейку. Как неудобно вышло-то.
— Брысь, зараза такая. — Рявкнул я.
Ага, так и бросилась она выполнять мой приказ. Сидит сволочь, и клыки скалит, усы лапой разглаживает. Рожу умывает. Вот конфуз-то какой. Лариния и та в кулак прыснула. Вот чего тут смешного?
— Штросс, передай этой… — Я даже слова подобрать сразу не смог, для выражения своего отношения, как к самой кото-крысе, так и ко всему происходящему вокруг. — Ну ты понял кому. Что если не слезет с уважаемого Фаста Стуся, то назад в подвал пойдет, молоко сосать.
Подействовало. Вон как шустро Мурзилка со своего насеста спрыгнула. А смотрит-то как на меня заискивающе. Ну истинный котенок, так и хочется погладить. Во блин, а Фаст-то местный не встает, Глазенками лупает, бледный весь, бедолага, а подниматься не хочет. Надо помочь ему, подойти представляться, в грудь себя кулаком лупануть, этикет соблюсти, чтоб ему пусто было, ни дна ему не покрышки, и этикету этому, и смельчаку, головенкой трясущему, заодно.
Подошел я, в грудь себя кулаком саданул:
— Фаст Грост Кардир. — Говорю. — Вождь нескольких племен. Спасал свою подругу, Ларинию, из плена, в следствии чего, попал в затруднительное положение, и потому выгляжу неподобающе в данный момент.
Ну наконец-то подняться соизволил. Тоже в грудь себя хлопнул, головой кивнул, а вот глазенки то хитрющие, так и бегают, в них и страх, и любопытство, и подлость перемешаны. Не нравятся мне такие люди. Добра от них ждать не приходится. Помню я таких еще по прошлой жизни. Но тут выбирать и носом крутить не приходится. Бери, как говорится, что дают.
— Рад знакомству. — Наконец, настрелявшись глазами, ответил он. — Грост великое звание, думал таких героев уже не встречается под небом барукса.
Вот вроде красиво все говорит, и улыбается заискивающе, а я не верю. Может просто неправильное первое впечатление?
— Позволь пригласить тебя в наш поселок. Мы будем рады, разделить с тобой, и твоими спутниками пищу и кров.
Нет, наверное, я всё-таки неправ. Нормальный он мужик. В гости позвал. Пообещал накормить и приютить на время. Да и улыбка вроде не такая уж подленькая. В общем уболтал, черт языкастый.
— Принимаю твое предложение.
Ой дурак!!! Говорила же мне бабушка: «Верь своим чувствам, и не верь разуму, у тебя его всеравно нет». Теперь вот в клетке сижу. Понятия не имею как сюда попал. Как в поселок пришли помню, как за стол садились тоже помню, а вот как тут оказался нет, как отрезало. Вот такая вот метаморфоза пьяного сознания. Пить хочется сил нет. На плече Штросс храпит. Его и не видно почти. Тело стало прозрачное и не светится, а нитка накала словно шрам небольшой на коже. Я его пальцем ткнул, разбудил.
— А? Что? — Глазами захлопал свитяга, не понимает ничего. — Где мы?
— В клетке, блин, не видишь, что ли?
— А как мы тут…?
— Откуда я знаю, сам только что проснулся. Давай рассказывай, что помнишь.
— Чего тут рассказывать. За стол сели, вина вам налили. Мурзилке тоже миску с каким-то пойлом поставили. Я под шрам замаскировался, но это давно еще, в лесу. Потом ты сказал, что я тоже бухнуть заслуживаю и капнул на меня той вонючей гадостью, что вином называется. Больше не помню ничего.
— Алкаш. — Констатировал я, и несмотря на жуткое положение, в котором оказался, рассмеялся. Наверно это нервное. Ну вот не могу я, чтобы не вляпаться в неприятности на ровном месте. Судьба извращенца — придурка такая, планида вроде называется, но точно не помню. Голова не соображает.
Мутным, похмельным взглядом окинул угрюмую действительность. Хорошего мало. Напротив, в другой клетке спит Лариния. Справа от меня рычит, и в безысходной злобе грызет, окровавленной пастью, стальные прутья Мурзилка. И еще десятка полтора клеток, расставленных вокруг посыпанной желтым песком небольшой площади, с корытом, наполненным грязной водой посередине, и с пленниками — представителями всевозможных племен и рас внутри переплетенных прутьев.