Владимир Петрович покоритель (СИ)
Ну и в конце две крохотные черные ручки и две, чуть побольше ножки, без всяких там ладоней и стоп, и прочих суставов, зато с пятью пальцами (словно в конец кривой ветки пять гвоздей без шляпок вколотили), которыми эти конечности и заканчивались. Я-то думал, что природа только на местных отрывается, а тут глянь, и внеземной разум не отстает, хлещет сюрреализмом, по полной. Хотя какой он к чертям собачьим только внеземной, он, мать его, еще и самый настоящий внеборукский.
Поднялось это чудо, которое оказалось размером с мой указательный палец, на ножки. Посмотрело на меня внимательно, изумрудными глазенками. Создалось такое впечатление, что собственный ноготь меня рассматривает. И зашуршало в моей голове словами:
— Спасибо. Ты вернул меня к жизни.
Блин! Если эта светящаяся гусеница сейчас на колени шлёпнется и клясться начнет, я ее раздавлю, без всякого сожаления. Но нет, обошлось. Только поблагодарила.
— Не за что. — Я даже смутился слегка. Наверно я какой-то неправильный попаданец, надо бы ништяков в наглую требовать, у высшего разума, а мне стыдно как школьнику, которого завуч с сигаретой за углом школы поймал. — Ничего особенного я не сделал.
Я оторвал взгляд от этого чуды-юды и огляделся. А ведь неплохо так местность осветило его стараниями. Сразу мысль эгоистичная осенила голову:
— У тебя планы какие на будущее?
— Какие у меня могут быть планы. Выживать, как всегда, буду стараться. Клетку какую-нибудь свободную поищу, да светильником поработаю. Там хоть кормят изредка.
— А со мной пойти не хочешь?
— Ты серьезно? Ты меня забрать хочешь? — Это чучело даже подпрыгнуло на своих кривых ножках.
— Конечно серьезно. Я тебя кормить буду, а ты мне дорогу освещать. Обоюдовыгодное сотрудничество получится. Только вот легкой дороги обещать не могу. Так, что подумай. Со мной и помереть раньше времени можно.
— Что тут думать. Шанс такой выбраться отсюда. Пойду конечно. Только мне за тобой не угнаться. Ты вон какой большой.
Вот смотришь на его рожу, с полным отсутствием эмоций, слышишь его голос без признаков какого-либо выражения чувств, и понимаешь, что расстроено это существо. Вот как так?
— Значит у тебя есть шанс на спине самого Грост Фаста покататься. — Я засмеялся. — Думаю многие мои фастиры с удовольствием поменялись бы с тобой местами.
— А ты меня в клетку не посадишь? — Как-то подозрительно — заискивающе поинтересовался он, но я не придал этому значения, а зря.
— Нет конечно. Зачем.
И подхватив маленькое тельце, посадил себе на плечо, этакий Джон Сильвер с попугаем получился. Вот в этот самый момент я и понял зачем нужна клетка. Нечаянно коснувшись уха этой гребанной батарейкой, получил разряд такого удара электричества в мочку, что в глазах потемнело.
— Ты охренел, электрик — недомерок. — Когда искры из глаз сыпаться перестали взревел я.
— Прости, не сдержался, эмоции я так свои выражаю, трудно контролировать. — Такое ощущение создалось, что сейчас расплачется. Злость прошла сразу.
— Ты это, того. Поаккуратнее, в следующий раз.
— Обещаю. Больше не повторится. Клянусь.
— Ладно. Забыли. Пойдем посмотрим, что нас с тобой чуть не раздавило. — Развернулся и пошел осматривать место своего недавнего побоища. Интересно всё-таки было посмотреть, что там осталось.
Осталась костяная пробка, запечатавшая наглухо выход из тоннеля в сторону столицы каплютчи. Добротная затычка, с капающей с обрывков оставшейся тонкой шкуры, зеленовато-голубой жижей. Назад хода нет, но мне, собственно, это и не особенно надо, пока другая цель. Надо жену искать, и урода ее укравшего.
— Знаешь, что я думаю, друг мой Штросс. Вот не с проста тут эта глиста переросток появилась. Натравили ее на меня. Даже знаю кто это сделал. Надо по ее следу назад идти, там меня ждут. Точно тебе говорю.
— Кто ждет? — Чувствуется в его вопросе заинтересованность. Конечно. Он же не знает ничего. Ну а мне скрывать нечего. Припустил я быстрым шагом по следу, рассказывая на ходу свою историю. Тебе уже и так все известно, потому повторяться не буду.
Заблудится было сложно, попытавшееся нас убить чудище очень заметный след оставило. Тоннель выглядел как свежепроложенный штрек в шахте, так, что все перекрестки мы проскакивали не останавливаясь. Живой прожектор у меня на плече, качественно освещал дорогу, и больше не бился током. Все шло изумительно хорошо, кроме одного, очень хотелось кушать.
Чтобы хоть как-то отвлечься от сосущего под ложечкой голода спросил, не скажу, что это меня очень сильно волновало в данной ситуации, но всеравно любопытно было:
— Ты хоть кто? Мальчик или девочка?
— Для тебя это сильно важно? — Ка-то неуверенно прозвучал его голос.
— Собственно нет. Просто интересно.
— И то и другое одновременно. Я гермафродит.
Блин. Я даже споткнулся, забыв поднять ногу, для очередного шага.
— Это как же тебя так угораздило?
— Это не меня конкретно, у нас на планете все такие.
— Гендерная революция победила в кровавой схватке здравый смысл. — Я даже заржал, представив такое в своем мире, на земле. — Как же вы размножаетесь? Делением?
Он совсем не обиделся, и могу сказать с полным убеждением, что сам закатился от хохота, только неслышно
— Уж точно не таким примитивным способом как вы. Мы почкованием на свет появляемся. Это великое таинство, доступное только высшей расе.
— Во как тебя торкнуло, бактерия фашиствующая. Ты еще надуйся для важности, расист недомерок. Давай с тобой поспорим на счет привлекательности и различия видовых способов секса, у кого лучше.
Все. Мозги окончательно отключились, утонув в дуэте хохота. Даже есть расхотелось. Ох не к добру это.
Когда Штросс предложило (в каком это чудо еще роде называть как, не в среднем), перекусить, то я со вздохом достал нож и приготовился резать себе пальцы.
— Ты что делаешь? — Остановило оно меня.
— Как что? Кормить тебя буду.
— Зачем пальцы-то дырявить, там вон логово крюкшеров, можно молока попить.
То, что я увидел за поворотом одного из перекрестков меня поразило своей нереальностью. Все вроде в точности как описывал Строг, но видеть это воочию, совершенно другое дело.
Огромная глиняная грудь с длинным розовым соском, даже подумать страшно, кого она вскармливает, а над ней красные губы, целующие воздух в твоем направлении, на вытянутой кишке — шее. Жуть.
— Ты мне пососать из этого непотребства молочка предлагаешь? — Поморщился я.
— Нет, надо за ту розовую штуку подергать и сок белый побежит, очень вкусный кстати. Ты зря с таким отвращением воспринимаешь. Он очень питательный.
— Допустим я каки-то образом к нему проберусь, и меня даже не скушает этот милый ротик, который охраняет, наше калорийное богатство. Но во что ты мне предлагаешь доить эту глиняную корову. Поделись знаниями, фермер недоучка.
— Так рот подставляй да пей, что тут сложного.
Ага. Просто было на бумаге, но наткнулись на овраги. Не подпускали меня чмокающие губы, как не старался. Даже ножом в них тыкнул пару раз, эффекта ноль, ножик только искры высекал. Губки-то фарфоровые оказались, понять, почему они еще и такими подвижными были, мне наверно никогда не придется, знаний таких нет.
В общем, подобраться к вожделенному соску мне удалось методом извивающегося червя, лежа на спине, и отталкиваясь ногами. Даже удобно получилось, дернешь его и струйка прямо в рот течет, как из краника дозатора, точно на глоток. Действительно вкусная штука. Натуральное коровье молоко по вкусу, только немного сладковатое и землей отдает, но совсем чуть-чуть, для аромата видимо.
Кстати, Штросса я чуть не утопил. Ему и надо-то всего каплю, а я с щедрой руки на него струю направил, он аж красным засветился, зато я узнал, что мат — это один из основных видов межгалактического общения. Очень распространенный.
Одно только раздражало, чмокающие и втягивающие в себя воздух губы над головой. Но приходилось мирится. Кушать захочешь не так извернешься. В общем в дальнейший путь мы отправились сытые и умиротворенные.