Владимир Петрович покоритель (СИ)

Такое вот сочетание пехоты из бляхсов, и кавалерии из зирклю, не сулило нам ничего хорошего, а проще говоря у нас не было шансов на победу. Нечего нам было им противопоставить. Нужно было создавать амию, и разрабатывать тактику противостояния. Нужно было много думать, и много принимать решений.
На наших глазах привели еще пленников. Четырех избитых, еле передвигающих ноги, подгоняемых древками копий людей, шестеро зирклю завели их в круг из лодок и ушли тренироваться, не выставив никакого охранения. Спустя некоторое время, причина такой безалаберности стала понятна. Один из пленников попытался бежать. Он перепрыгнул через лодку и припустил в сторону леса, видимо надеясь затеряться в чаще. Его просто пристрелили. Один из зирклю, небрежно, почти не целясь выпустил стрелу, попавшую между лопаток беглеца, а бляхс, в два прыжка добрался до бедняги и не торопясь потянул умирающего за ногу к остальным, где его разделали и съели. Причем жрали парное мясо. Никаких костров не было. Не разводили они огня вообще. Страшное и отвратительное зрелище.
Я молча махнул рукой, отдавая приказ возвращаться.
В лагере царило уныние. Не улыбок ни шуток. Угрюмые лица повсюду. Костров не жгли. Сохраняли маскировку. Я сел на поваленное дерево рядом с Борюксом. Этот неугомонный дед не смог остаться в своем поселке и присоединился к разведке. И что-то так на душе тоскливо стало, что я затянул песню, не в слух запел — про себя:
Ой, то не вечер, то не вечер.
Ой мне малым малом спалось.
Мне малым мало спалось,
Ой да во сне привиделось.
Пел, разрывая душу. А когда поднял глаза, и хотел сказать, что надо как-то попробовать освободить пленников, то застыл, с комом невысказанных слов в горле. Вокруг меня стоял круг воинов и молчал. Оказывается, что как-то так само собой получилось, что спел я вслух, и на местном языке.
— Спой еще. — Борюкс отвернулся в сторону, и как бы невзначай махнул рукавом по глазам. Я спел. — Красивая песня. — Он не поверчивал головы.
— Нужно освободить пленников. Я понимаю, что они не принадлежат к нашим племенам. Но это неправильно, оставить их вот-так… — Я замолчал, не смог, ком застрял в горле.
— Наверно ты прав. Но не вижу способов этого сделать.
— Есть у меня мысль, я специально отправил своих дольсящцев в поселок, и они должны скоро вернуться.
— Что ты задумал.
— Я несколько дней наблюдаю за их лагерем. Есть одна очень важная деталь. Они никогда не выставляют сторожевые посты. Надеются видимо на свой чуткий слух. Вот тут у нас есть шанс. Можно по кромке прибоя, который скроет звук, попробовать пробраться к пленникам и освободить. А потом уходить в лес. Это наша земля и мы ее знаем, а врагу будет сложно ориентироваться в незнакомой местности, мы сможем уйти.
— Это очень опасно.
— Согласен. Но так мы сделаем два дела. И пленников освободим, и проверим на что способны эти гребаные блохи.
— Я думаю, что это глупо. Мы погубим людей.
— Хорошо. Я тогда останусь здесь, только с добровольцами, а ты уведешь остальных.
— Ты что, смеешь называть меня трусом. — О как в нем гордость Фастира взыграла. Сейчас загорюсь от испепеляющего взгляда.
— Ты глупость сказал. — Я махнул на него обеими руками, словно отталкивая. — Никогда в жизни я не смог бы даже подумать так. Прекрасно понимаю, что ты не о себе заботишься… Давай, сделаем так: Ты уйдешь, уведешь всех желающих, и будешь готовить оборону.
— А почему бы тебе не уйти, а мне остаться?
— Борюкс. Сейчас не время выяснять у кого, и что больше. План мой. Я его придумал, я и буду исполнять. Тебе же действительно лучше уйти, и начать готовится. Собирать людей и озбрассо, в первую очередь. У тебя в таких делах и опыта больше и авторитета, а я тут справлюсь, даже не сомневайся.
Он молча кивнул и опустил голову.
— Вот и хорошо.
Однако насколько быстро меняется человек под прессом обстоятельств. Вот я уже командую вождем людей, и получается это как-то естественно, как будто всю жизнь этим занимался. Я начинаю сам себя бояться. Куда ты катишься Владимир Петрович, всегда до этого тихий и на все согласный. Да, обстоятельства меняют нас.
 
— На следующий день пришли посыльные из поселка, а Борюкс восемнадцатый ушел, в сопровождении Дына. Все остальные остались добровольцами. Думаешь, мой зеленый друг испугался и убежал. Нет, только мои матерные увещевания и волшебные пинки, заставили его поступить так. Ну не мог я отпустить дедушку одного.
  
Освобождение
 
Я вынырнул недалеко от сложенных в виде круга лодок, и осмотрелся. Это только кажется, что тьма бывает непроглядной, на самом деле, даже когда луна скрыта за облаками, все можно рассмотреть, особенно если знать, что тебе нужно. Впереди тихо шуршал песком прибой. Видны расплывчатые силуэты моей цели, и немного в стороне лежащие кучей захватчики. Я еще раз нырнул, и плыл под водой до тех пор, пока не коснулся руками песка. Дальше по пластунский, очень осторожно добрался до импровизированной тюрьмы, перевалился внутрь, и замер. Взволнованных моим поведением пленников успокоил жестами.
— Слушайте внимательно. — Я не боялся, что меня услышат. Пусть слушают. Во-первых, всеравно не поймут, о чем говорю, во-вторых тут и так постоянно слышатся голоса, а в-третьих им даже в голову не может прийти, что кто-то добровольно захочет залезть к ним в лапы.
— Если вы хотите отсюда выбраться, то выполняйте в точности, что я вам скажу. Не перебивайте, у нас мало времени. — Остановил я пытающихся меня о чем то спросить, и принялся объяснять то, что от них требовалось.
Когда я закончил с пояснениями, и ответил на несколько взволнованных вопросов, мы замерли в ожидании. В такие минуты время идет особенно медленно. Секунды кажутся минутами, а минуты часами. Волнение и мелкая дрожь страха в теле, заставляет сердце колотится быстрее и сильнее, создавая ощущение, что его слышат все окружающие. Ждать это очень тяжело.
Но вот началось. Громкий одиночный выстрел в дальней от нас стороне взорвал ночь, и дал сигнал к действию. Затем еще один. Потом еще. Застигнутый в врасплох враг засуетился, запаниковал, но быстро пришел в себя и всеми силами бросился в атаку, стремясь покарать дерзкого противника. Я даже не ожидал такого подарка судьбы. Они ломанулись туда все, никого не оставив охранять нас. Всё-таки удача любит смелых.
— Вперед. — Скомандовал тихонечко я, и молчаливая струйка пленников, переваливаясь через борта лодок устремилась, пригибаясь, к морю. Я шел первым показывая дорогу. Оказалось, что никто не умеет плавать. Поэтому пришлось отказаться от массового заплыва, и топать пешком по морскому дну, погрузившись по грудь в воду. Очень тяжело. Волна постоянно пытается сбить с ног, а стихия отчаянно сопротивляется движению, своими ватными лапами пытаясь задержать твое желание идти быстрее. Но зато шум прибоя заглушает звуки шуршанием песка и гальки, а темнота скрывает беглецов, размывая силуэты. Когда наконец мои Ихтиандры удалились на достаточное расстояние, и выбрались на берег то устремились в лес, где нас уже ждали друзья. Первая часть плана удалась. Но расслабляться было еще рано. Вряд ли нам дадут спокойно уйти.
Мы медленно продвигались по зарослям. Измотанные и обессиленные бывшие пленники, не могли идти быстрее. Тех, из них, которые падали, окончательно выбившись из сил, сажали на хатиров, где они отдыхали какое-то время и потом освобождали место следующему упавшему. Мой Тузик не был исключением, вот и сейчас, поперек седла лежит бесчувственное тело. Так дальше продолжаться не может. Нужен отдых.
— Привал. — Едва мы вышли на ближайшую поляну скомандовал я. — Разводим костры и готовим обед. Отдыхаем. — Почесал своего Боевого питомца около глаза и вскочил в седло.
— Стой Кордир! Ты куда? — Вот же этот Рутыр хренов. Ничего без его догляда не сделать.
— Надо посмотреть, что там сзади.