Жила-была девочка, и звали ее Алёшка (СИ)
— Ты что, в декрет уходишь? — не отнимая трубку от уха и на бегу прожевывая бутерброд, уточнила моя бывшая соседка по оупен-спейсу, с которой мы часто обменивались шутками через тонкую перегородку, разделявшую наши рабочие места-ячейки. — Жаль, Алеш, не увольняйся из-за этого. Хотя… Время пройдет, ты решение свое поменяешь, а Руслан тебя назад с руками и ногами заберет. Ты только не тяни… Всё, я побежала, опаздываю! А ты это… Не дури там! Знаю я эти настроения — сразу гормоны шалят, мечтаешь посвятить себя мужу и деточкам, а спустя полгода волком от них воешь. Так что ждем назад! Тебя еще попустит, помяни мое слово!
— Слушай, ну ты же это несерьезно, да? Ты куда-то тайно переходишь? Тебя зарплатой повыше переманили? Только Руслану не говори, он и так не в себе. За последнее время уже четверых наших увели, нам вот тоже предлагали… Но это же палка о двух концах, пойми. Да, условия там получше, но редактор — редкая скотина, точно знаем, о чем говорим. А, может, ты это… Ну, если не устраивает что — попроси у Руслана прибавку? Он попытается выбить у начальства. И мы к тебе присоединимся, глядишь и выгорит что, если вместе возьмем его за горло! — во время последнего перекура сыпали идеями бывшие сокурсники, пришедшие вместе со мной на стажировку и когда-то даже помыслить не смевшие о том, чтобы «выбивать» себе повышение гонораров.
Но время бежало вперед, неумолимо меняя всех нас — и вот вчерашние зеленые корреспонденты, готовые работать за идею, уговаривали поторговаться с главредом, меня, свято верившую в то, что никогда добровольно не уйду с работы моей мечты.
И даже Руслан, который, как я думала, воспримет мое увольнение хуже всех (ему же всегда так не хватало штатников) отреагировал спокойно, не отрывая взгляда от бегущей ленты новостей на экране компьютера.
— Алексия, что-то ты мутишь, что-то недоговариваешь. Так, так… Так я и знал. Опять перенесли время брифинга! Ну-ка, будешь в отдел кадров идти, забеги к нашей Настене, передай, чтобы не спешила. Может, я ей еще какое мероприятие в этот час успею втиснуть… А, может, и не надо… Пусть хоть поесть человек спокойно, а то вечно она скачет со своими бутербродами, а потом бац — и гастрит! Или язва — а нам нельзя язву, у нас выборы в следующем году! Мне каждый сотрудник, как солдат на поле боя нужен. Нутром чую — горяченькое будет время, очень грязная кампания намечается. Ты это… Алексия… Слышишь меня? Ты давай все свои дела решай и возвращайся к нам. Не захочешь в Киеве работать — региональным пойдешь? Регионалка, конечно, скукота смертная в сравнении с тем, что у нас здесь творится, но тебе же виднее… Может, тебе реально отдохнуть надо, чтобы книжку еще какую написать. Вот так и решим наши проблемы, да? Поработаешь чуть региональным, потом тебе станет тошно — и вернешься к нам как раз на горячие пироги! То есть, на предвыборную кампанию! Все, беги-беги давай! Увольняйся, раз тебе так приспичило — только разбирайся со своими проблемами быстрее, чтобы времени зря не теряла. И звони, если что! А лучше — приходи! И Настене не забудь же сказать, что брифинг на час перенесен!
Возможно, мне было бы легче, узнай я, что коллеги, разочаровавшись, просто списали меня со счетов, как это сделал Вадим. Но нет — я снова видела подтверждение словам Марка: почти никто из людей, с которыми я так долго общалась, не видел и не воспринимал меня настоящую. Все проблемы, трагедии и горести, подтолкнувшие меня похоронить то, к чему я так долго шла, казались им пустой блажью, полусумасшедшей выходкой писательницы, которой положено быть экстравагантной. И вот они с искренним дружелюбием демонстрировали терпимое отношение к моим странностям, а я понимала, насколько мой образ в их восприятии далек от правды.
Поэтому, тихо и спокойно прикрыв за собой ту самую дверь, которую когда-то открыла восторженно-удивленной студенткой, я точно знала, что не вернусь сюда никогда. Да, я буду скучать за этим реактивным миром и веселыми людьми, в сознании которых отпечаталась поверхностно и легко. Но даже моя родная редакция оказалась очередным королевством кривых зеркал. Эти небольшие изломы, сквозь которые мы общались, не сумели исказить наши лица до неузнаваемости, но честно глаза в глаза один одному никто не смотрел даже здесь.
Мои дальнейшие дни и недели проходили еще более буднично и спокойно. Весь следующий месяц после отъезда Марка я, не спеша, наводила порядок в делах, расторгая договора, собирая нужные квитанции и справки для агентства, сдававшего нам квартиру, раздаривая и раздавая всё, ставшее ненужным, через интернет. Я не хотела брать с собой ничего из старой жизни, только необходимый минимум и свои странные сувениры — камень Марка, письмо и ручку Ярослава. А вот пишущую машинку, подарок Вадима, на которой был напечатан роман, подаривший обманчивое ощущение собственной значимости, я решила оставить здесь. Отдать или продать ее у меня не хватало смелости. Но и взять ее с собой я не могла. В моем новом и защищённом будущем ей уже не было места.
Марк, крайне раздосадованный тем, что процесс переезда так затянулся, и у нас не вышло осуществить задуманное в несколько недель, постоянно был на связи и контролировал меня по телефону. По его рассказам я поняла, что вынужденный сессионный отпуск ему приходится отрабатывать в полную силу и он снова засиживается на работе даже в выходные. И, тем не менее, все необходимые приготовления он вел пусть медленно, но со своим обычным упорством.
Сюрпризом для меня стала новость о том, что он съехал из квартиры, в которой жил один, и подыскал для нас новое жилье в тихом и живописном районе. Квартира располагалась на верхнем этаже старинного дома, перед которым простирался большой парк с прудами и озерами — и одну комнату, из окон которой открывался самый красивый вид, Марк, как и обещал, оставил пустой, перекрасив стены в белый цвет и постелив на пол большой и мягкий ковер.
Я, наконец, получила желаемое — свое убежище, свою белую комнату, близкое небо и плывущие рядом облака. Да только что делать с этим, если мне больше не нужны были ни вдохновение, ни творческое настроение, я не знала. Но я не стала огорчать Марка этими размышлениями. Ведь он так старался сделать все, чтобы я не чувствовала себя пленницей в новой жизни.
Мой окончательный переезд был назначен на первую половину августа — к этому времени должны были завершиться все работы в нашем новом жилище, и Марк мог бы приехать за мной на выходные. Уезжать мы решили в воскресенье, чтобы дать ему возможность отдохнуть с дороги и собраться без спешки.
У меня оставалось ровно две недели до планируемого события, которое я ждала в полном спокойствии и отрешенном умиротворении.
Впервые за долгое время, мне опять было нечем заняться. Вечная спешка осталась в прошлом вместе с необходимостью бежать каждое утро на очередную пресс-конференцию, а вечером — торопиться на литературные презентации, капустники, вечера или дружеские посиделки. Поэтому я просто бродила по некогда любимому городу, бурная и пульсирующая энергия которого не раз вливала в меня желание жить и бороться. Теперь же я смотрела на все с циничным равнодушием человека, охладевшего к предмету своей страсти, красота которого осталась прежней, но больше не могла взволновать.
Гуляя по тем самым паркам и дворам, где мы когда-то бродили и дурачились с Ярославом, я не находила больше следов нашего давнего присутствия. Мы окончательно стали прошлым, призраками, которых рассеял ветер нового, вступившего в свои права века. Некогда любимые места менялись прямо на глазах, и я больше не чувствовала с ними ничего общего.
Из неотделимой части большого и шумного города я превратилась в туристку, которой была отведена пара недель на беспечный отдых, после чего ей предстояло уехать. Обязательно и навсегда. Наведываться время от времени на выходные или праздники я не видела смысла. Нет ничего глупее и мучительнее, чем чувствовать себя случайным визитером в некогда родном городе — я это понимала уже сейчас. Равно как и то, что очень скоро все эти улочки, арки и уютные дворы будут мне только сниться. И я была готова к этому.