Жила-была девочка, и звали ее Алёшка (СИ)

— Да нет, я не… Не поэтому совсем, — слова застревали у меня в горле, а голос перестал слушаться. Пытаясь не потерять самообладания от таких простых и безжалостных слов, на которые он имел полное право, я лишь бессильно наблюдала за тем, как ситуация продолжала катастрофически ухудшаться.
Ибо с того самого момента, как мы выпили во второй раз, в толпе разгоряченных гостей я, наконец, увидела Марка.
Уверенно лавируя между незнакомцами, хохочущими и танцующими под музыку приглашенных популярных групп, он, казалось, заранее знал, куда идти. Еще спустя пару секунд Марк поймал мой взгляд, цепко и быстро, и его упрямо сжатые губы расплылись в улыбке. Но уже в следующее мгновение, как только он заметил, что я не одна, искорки настоящей, непритворной радости в его глазах начали гаснуть, а улыбка превратилась в недобрую иронично-презрительную усмешку.
По мере приближения к нашему столику, лицо его все больше походило на непроницаемую маску, за которой таилось то, что Марк предпочитал скрывать до последнего — холодная расчетливая жестокость, которая с легкостью могла прорваться сквозь тонкий слой его наносной вежливости.
Точно с таким лицом много лет назад он просил одноклассников разойтись, швыряя стул в ничего не подозревающего Гошку. С таким же лицом, я уверена, Марк отхлестал меня словами в телефонном разговоре, который устроил для нас Ярослав. Подобным парализующим взглядом он смотрел на мои шрамы, когда впервые увидел их. И вот теперь, после разлуки в несколько месяцев наша долгожданная встреча начиналась с этого пугающего ледяного выражения на его лице.
Мысль о том, что возможно я расплачиваюсь за какие-то давно забытые грехи из прошлой жизни, в который раз посетила меня, особенно после того, как Марк вплотную подошел к нашему столику, успев аккурат к финальной фразе Вадима насчет бабьей дури и малолетнего сопляка из прошлого. Не понять, что столь нелестная оценка относится напрямую к нему, он не мог — склонности к романтическим иллюзиям за ним отродясь не водилось. Поэтому, даже не пытаясь скрыть охватившего меня ужаса, я продолжала смотреть на Вадима, безмолвно намекая, что мы не одни, и тот самый гость, которого я ждала, уже прибыл.
Впрочем, Вадим и на этот раз остался верен себе — намеки и прочие тонкие материи он всегда недолюбливал, поэтому мой бессловесный посыл был откровенно проигнорирован. И присутствие Марка за спиной раскрылось лишь благодаря негромкому покашливанию и его приветственной фразе:
— Как я вовремя. Еще и разговор обо мне. Здравствуйте.
Если бы я хуже знала Вадима, то обязательно бы попала под обаяние по-мальчишески хулиганской улыбки, появившейся на его лице. Казалось, он испытывает подлинное удовольствие от возможности, наконец, взглянуть на "сопляка" и припечатать его к стене, как когда-то это произошло с Ярославом во время первой встречи у нас дома.
Медленно, словно смакуя каждую секунду, оставшуюся до знакомства, Вадим отодвинул стул и встал со своего места, развернувшись ко мне вполоборота. Теперь они оба стояли в профиль, словно противники в красном и синем углу ринга, испепеляя друг друга взглядами. И обоим, я чувствовала, не очень нравилось то, что они видели.
Вадим, вопреки уверенности встретить заносчивого неоперившегося юнца, смотрел в лицо Марка, казавшееся высеченным из камня, с нескрываемым удивлением. Как человек, привыкший к постоянной борьбе и повидавший на своем пути многих противников, он инстинктивно почуял в "сопляке" весьма достойного, неслабого соперника, с которым было интересно потягаться, и победа над которым могла бы принести истинное удовольствие.
Марк же, изучая Вадима своим обычным пронизывающим взглядом, не мог не ощутить поток физически осязаемой силы, исходящей от него. Казалось, эта бешеная энергия накатывает на Марка со всей мощью и разбивается в мелкие брызни, словно гигантская волна об одинокий маяк посреди бушующего шторма.
— Ну, здравствуй, здравствуй… Марк? Это же он, Алексия? Твоё Покачто, ускакавшее за подснежниками? — Вадим, справившись с первоначальным удивлением, по обыкновению решил не затягивать паузу и тут же взял на себя инициативу в разговоре.
 
— Он самый, — сдержанно кивнул Марк, и не думая заглатывать приманку насчет подснежников.
Если бы он удивился и задал уточняющий вопрос, то тут же получил бы в ответ откровенную насмешку, брошенную, словно камешек, на чашу весов и склонившую ее в сторону Вадима, желающего вывести нового знакомца из себя. Однако, чем-чем, а дефицитом выдержки и спокойствия Марк никогда не отличался. Поэтому призрачные весы между ними, несмотря на угрожающее колебание, так и остались в шатком равновесии.
— А вы — Вадим. Угадал?
— Да ты, оказывается, меня знаешь? Моя слава идет впереди меня! Что ж, польщен, польщен. Да, все правильно… Марк, — казалось, Вадим всякий раз произносил это имя не без внутреннего сопротивления. — Вадим Третьяков, будем знакомы! — и тут он сделал то, чего я никак не могла ожидать, да и неподдельное изумление, скользнувшее во взгляде Марка, на мгновение выдало его растерянность.
Размашистым и уверенным жестом Вадим протянул ему раскрытую ладонь для рукопожатия, будто демонстрируя полную безоружность и открытость собственных намерений.
Один ноль в пользу Вадима, щелкнули перед глазами цифры на невидимом табло.
Его излюбленная тактика — действовать резко, напористо, не дав противнику опомниться, навязывая собственные правила игры, принесла свои плоды и заставила Марка колебаться. Он не был настроен продолжать знакомство, но быстро найти формальный повод для того, чтобы отклонить рукопожатие, а значит, нанести Вадиму публичное оскорбление, тоже не мог. Привычка действовать по правилам сыграла с ним злую шутку, и ему ничего не оставалось, как скупым, сдержанным жестом протянуть руку в ответ, ладонью вниз.
Их первое рукопожатие больше напоминало разминку борцов по армрестлингу, нежели формальное знакомство. Мои подозрения оказались не напрасны — по хитрой улыбке Вадима я поняла, что в свой приветственный жест он вложил самые искренние и сильные эмоции от встречи. Марк по-прежнему оставался невозмутим, лишь по напряженной кисти его руки, видневшейся из-под манжета рубашки, безупречную белизну которой подчеркивали блестящие запонки, было ясно, что с гораздо большим удовольствием он сжал бы горло, а не ладонь Вадима.
Наконец, новообретенные «друзья» расцепили руки, как мне показалось, не без труда — официальное представление можно было считать законченным. Что они собирались делать дальше и о чем беседовать, я не имела ни малейшего понятия.
Тем временем Вадим, как ни в чем ни бывало, снова уселся на свое, то есть бывшее место Марка и, глядя на него с хулиганским задором, попытался завязать светскую беседу:
— Ну-с? Какими судьбами в наших краях?
Холодная улыбка вновь тронула губы Марка — похоже, азарт противостояния успел проникнуть и в его кровь, и он с удовольствием поддался этому опьянению.
Я видела, как первоначальное оцепенение спадает с него подобно разорванным цепям, и из обычного человека он превращается в безупречно отлаженный, четко действующий механизм, внутри которого негромко, но угрожающе тикает взрывное устройство. По знакомому леденящему блеску в его глазах я поняла, что Марк уже четко знает, как поступать, что делать с этим щекотливым положением, уровень абсурдности которого Вадим старался усугубить, безошибочно нащупав слабое место противника — неспособность быстро ориентироваться в неожиданных ситуациях.
— Это долгая история, — лаконично ответил он. — Главное, я здесь и планирую остаться надолго. И в городе, и за этим столиком тоже, — несмотря на то, что последняя фраза должна была прозвучать как шутка, в ней читалась скорее скрытая угроза, нежели ироничная шпилька.
 
В подтверждение своих слов он приподнял руку, подзывая официанта.
— Еще один стул и приборы, пожалуйста.
Один — один, ничья, снова щелкнули цифры на невидимом табло.