Ох уж эти Шелли
Поняв, что ее сын никогда не будет похож на любимого мужа Перси, Мэри перестала настаивать на необходимости для него вести светский образ жизни, и они с Джейн осели в деревне. Подобное тихое и безмятежное существование устраивало обоих. Что же до Мэри, последние события, связанные с шантажистами, сильно подорвали ее здоровье, врач рекомендовал свежий воздух и развлечения. Они поселились и все время жили втроем, если хотелось отправиться путешествовать, ехали все вместе.
В 1850 году Мэри, Перси Флоренс и Джейн посетили Ниццу, где какое-то время жили. Здесь она нашла крохотный дворик, в котором так приятно было посидеть на обычно пустующей скамейке, ощущая кожей тепло заходящего солнца. Во дворе росли огромные, похожие на слоновые ноги платаны, посаженные невесть кем.
В дождь платан помогал Мэри укрыться от летящих с неба капель, а в его тени можно было отдыхать даже в жару.
Несмотря на пошатнувшееся здоровье, вызванное последними нервотрепками, маленькая, хрупкая Мэри не переставала прислушиваться, пытаясь уловить дыхание притаившегося в лесных зарослях или за выступом нависающей над водой скалы чудовища.
В любом случае Мэри ждала, готовая противостоять силам тьмы. Что она могла сделать, возникни вдруг в комнате чудовище? Она не была обучена владению оружием, да у нее никогда и не было никакого другого оружия, кроме пера, которым она писала свои произведения. Но маленький воин Мэри Шелли знала, что будет противостоять силам тьмы пока бьется ее сердце.
Никто так и не узнал, что же произошло, когда в возрасте пятидесяти трех лет совершенно неожиданно для окружающих Мэри Шелли разбил паралич, так что она не могла двигать половиной тела и перестала владеть половиной своего некогда прекрасного лица. Тем не менее ее душа оставалась неизменной. Мэри выдержала бой и теперь копила силы для решающего сражения. И вот зимой 1851 года один за другим последовало еще несколько ударов, в результате которых автор "Франкенштейна" была полностью обездвижена.
Медики, должно быть, что-то знают, когда сообщают родственникам больного, что с пациентом случился удар. Удар — словно могучей рукой, рукой преследующего ее чудовища. Мэри выдержала несколько невероятной силы ударов, прежде чем ее парализовало окончательно.
Лежа на своей кровати и наблюдая за тем, как сын и невестка обслуживают ее вдруг ставшее обременительным для своей хозяйки тело, Мэри ждала ночи, когда через щель между мирами по лунному лучу к ней приближалось ее возлюбленное чудовище, ее заклятое детище, плод ее фантазии, неосторожно воплощенный в жизнь.
Он шел огромный, угловатый, могучий и неотвратимый: "Не опасайся, что я еще кому-либо причиню зло. Мое дело почти закончено. Для завершения всего, что мне суждено на Земле, не нужна ни твоя, ни еще чья-либо смерть, а только моя собственная. Не думай, что я стану медлить с принесением этой жертвы. — Мэри закрыла глаза и ощутила себя в капитанской каюте Уолтена. — Я покину твой корабль на том же ледяном плоту, который доставил меня сюда, и отправлюсь дальше на север, — продолжал монстр, — там я воздвигну себе погребальный костер и превращу в пепел свое злополучное тело, чтобы мои останки не послужили для какого-нибудь любопытного ключом к запретной тайне и он не вздумал создать другого, подобного мне. Я умру. Я больше не буду ощущать тоски, которая сейчас снедает меня, не стану больше терзаться желаниями, которые не могу ни утолить, ни подавить. Тот, кто вдохнул в меня жизнь, уже мертв. — Он провел огромной ладонью по телу Мэри, и та, несмотря на паралич, ощутила его прикосновение, точно разряд тока. — А когда и меня не станет, исчезнет скоро самая память о нас обоих. Я уже не увижу солнца и звезд, не почувствую на своих щеках дыхания ветра. Для меня исчезнет и свет, и все ощущения, и в этом небытии я должен найти свое счастье. Несколько лет тому назад, когда мне впервые предстали образы этого мира, когда я ощутил ласковое тепло лета, услышал шум листвы и пение птиц, мысль о смерти вызвала бы у меня слезы; а сейчас это моя единственная отрада. Оскверненный злодейством, терзаемый укорами совести, где я найду покой, если не в смерти?"
Да, теперь, глядя в водянистые глаза своего детища, Мэри не могла не признать, что чудовище может уйти из мира ТОЛЬКО вместе со своим создателем, которым оно одержимо. Так в чем же дело, ее тело больше не принадлежит ей, вот только душа до сих пор остается в плену, не представляя, как ей выбраться из этих руин. Ах, если бы она только могла теперь умереть, утащив в преисподнюю вызванного ею злого духа, дабы он уже не причинил несчастья ни ее семье, ни кому бы то ни было другому.
"Прощай! Покидая тебя, я расстаюсь с последним, которого увидят эти глаза, — продолжал выть над ней монстр. — Прощай, Франкенштейн! Если б ты еще жил и желал мне отомстить, тебе лучше было бы обречь меня жить, чем предать уничтожению. Но все было иначе: ты стремился уничтожить меня, чтобы я не творил зла; и если, по каким-либо неведомым мне законам, мысль и чувства в тебе не угасли, ты не мог бы пожелать мне более жестоких мук, чем те, что я ощущаю. Как ни был ты несчастен, мои страдания были еще сильней, ибо жало раскаяния не перестанет растравлять мои раны, пока их навек не закроет смерть".
Теперь Мэри ощущала себя ученым Виктором Франкенштейном — создателем монстра. Как же все сложно в этом мире, одна реальность накладывается на другую, один параллельный мир на другой.
"Но скоро, скоро я умру и уже ничего не буду чувствовать, — продолжало чудовище. — Жгучие муки скоро угаснут во мне. Я гордо взойду на свой погребальный костер и с ликованием отдамся жадному пламени. Потом костер погаснет, и ветер развеет мой пепел над водными просторами. Мой дух уснет спокойно; а если будет мыслить, то это, конечно, будут совсем иные мысли. Прощай!"
И тут Мэри увидела погребальный костер Шелли, как описывал его Байрон, удивительное произведение, достойное великого поэта — погребальный костер на берегу моря. Мэри вдруг захотелось взойти на этот костер, дабы обнять в последний раз Перси, но она пересилила себя, и вдруг душа ее потянулась к плачущему над ней чудовищу. К ребенку, которого она отправила совсем одного в жестокий мир. Душа Мэри приняла в свои материнские объятия жуткого изгнанника, и он свернулся эмбрионом на ее призрачных коленях, преданно смотря ей в глаза.
Огромная луна изливала на землю свой удивительный свет, юная и прекрасная Мэри несла, прижимая к груди, сверток с мирно спящим в нем младенцем. И Перси ждал ее в крохотном домике, окруженном садом, там, куда она летела было вечное лето, полное цветов и птичьего щебета. Там они будут совершать свои водные прогулки на белоснежной яхте "Ариэль", писать удивительные стихи и полные света и тьмы романы. Встречаться с друзьями из их земной жизни, а может быть, общаться с авторами прошлого и грядущего.
Как знать…
Закончив биографию удивительной женщины и даровитого писателя Мэри Шелли, я какое-то время сидела, наблюдая за тем, как в окно стучится холодный петербургский дождь. Интересно, удалось ли Мэри в конце концов победить монстра или он бродит по этой Земле до сих пор, выискивая новые жертвы? Сколько уже переизданий пережил ее "Франкенштейн", сколько было экранизаций, театральных постановок, как часто чудовища, подобные тому, что некогда создал Виктор Франкенштейн, становились героями других литературных произведений.
Должно быть, я неловко повернулась, так что томик "Франкенштейн, или Современный Прометей" вдруг упал на пол и открылся на первой странице: "Я нахожусь уже далеко к северу от Лондона, прохаживаясь по улицам Петербурга, я ощущаю на лице холодный северный ветер, который меня бодрит и радует".
Я взглянула в окно, ветер бросил в стекло пригоршню мокрого снега.
"Маленький принц" как евангелие для самых маленьких
Духовной жаждою томим,В пустыне мрачной я влачился, —И шестикрылый серафимНа перепутье мне явился.