Сальмонелла. Кормилище Ужасов (СИ)

Каждый вошедший брал с рук Амалы черную тряпку, раскрывая ее черным балахоном, в который облачался и проходил строго по направлению в подвал, где и скрывался. Контингент столпившихся у дома был абсолютно разный. Молодые парни, мужчины и женщины. Было даже две девушки и парень, который показался Эттину знакомым. В черных джинсах и дорогой кожаной куртке.
Спустя пять минут вся толпа была уже в доме, последний вошедший парень, как раз «знакомый» Эттину, взял последний балахон с рук Амалы, накинул его на себя и прошел в подвал. Остин закрыл входную дверь, и вместе с супругой они ушли в подвал.
Все закончилось в три часа ночи. Амала и Остин вышли первые, подойдя к двери. С уличной камеры было видно, как Остин, открывая дверь, осматривается во дворе.
Люди начали постепенно выходить из подвала, направляясь к выходу, и так же отдавали балахоны Амале, покидая жилище Баннакеров. Это была нихрена не дружеская сходка, потому что люди даже не здоровались и не прощались друг с другом. Они словно приходили на деловую встречу, и все действа разворачивались в том злосчастном подвале, где не работала чертова камера, самая нужная из всех четырех. Эттин надеялся увидеть лицо того самого парня, которого видел только в профиль во дворе, но он снял капюшон аккурат в ту секунду, когда камера в холле перестала его видеть.
Так же за пять минут, все присутствующие покинули подвал, и дом, разбредаясь кто куда, но камера на улице их дальнейших передвижений не видела вне своего поля обозрения.
Баннакеры с одеждами направились в подвал, и вышли оттуда лишь в ближе к восьми часам утра.
Далее Эттин уже мельком просматривал записи дальнейших дней. И в следующую пятницу все повторилось.
Ближе к одиннадцати Остин и Амала вышли из подвала, где провели весь вечер, а у дома уже собралась толпа. Только сейчас, вроде как, было на одного человека больше. Да, точно, Эттин заметил, что к их компании присоединился подросток лет шестнадцати, кудрявый парнишка в серой куртке и черных, спортивных штанах. В общей сумме людей было семнадцать, и все они вскоре скрылись в подвале.
Эттин промотал запись до трех часов ночи, и смотрел на выходящих из подвала людей.
Пятнадцать, шестнадцать, и за последним парнем уже никто не выходит. Баннакеры как ни в чем не бывало закрывают двери за последним гостем, и так же уходят в подвал, покидая его только поздним утром.
И в голове агента точно бьют в колокол.
«Куда делся подросток…?»
Эттин начал проматывать запись, ожидая, что до конца всего этого пиздеца он сам выйдет из дома, убежит, что в принципе и надо было сделать, но нет. Ни до, ни после парнишка так и не покинул подвал.
— Вы куда ребенка дели, уроды, — прошипел Эттин, смотря на ноутбук с откровенным шоком.
Агент свернул сервер, и на сайте службы разведки и безопасности быстро нашел дело четырехмесячной давности. Нет, его не передали федералам, а оповестили в следующем, что белокурого, кудрявого подростка Арнеста Э. правоохранительным органам найти не удалось, и он считается пропавшим без вести.
Приметы: кудрявые волосы, серая куртка и спортивные штаны. Среднего роста, 16 лет. Вечером ушел погулять, так и не вернулся домой. Родительской кредитной картой оплатил такси за город, и больше от него никаких новостей не было.
Неделя за неделей, Эттин просматривал записи лишь по пятницам, но вместо шестнадцати людей, приходило на один больше лишь через раз. И каждый раз, каждый! Никто из «новеньких» больше не выходил из дома. За неделю до роковой резни посетителей было шестнадцать, значит, следующая жертва будет через неделю.
— Гребаные сатанисты, — злобно фыркнул Эттин.
Смотря записи каждую пятницу, складывалось впечатление, что он смотрит одну и ту же, продублированную. Разница лишь в том, что через раз людей приходит на один больше, и никогда семнадцатый, роковой гость не покидает злополучный подвал. В целом все было одинаково. Каждые движения были словно программой, которая действовала как идеально слаженный механизм. Осмотр двора, впуск гостей, раздача одежды. Ближе к трем часам ночи: осмотр двора, выпуск гостей, забор одежды и спуск в подвал. Агент даже заметил, что Баннакеры ходили, словно по протоптанной на снегу дорожке, и никак иначе. Маршрут был выстроен заранее, и они не могли от него отклоняться. Шаг в шаг, все повторялось без каких либо изменений.
 
За несколько часов, просидев за просмотром этих камер, уже с замыленными глазами агент начал понимать, что уже хочет в туалет, да и банально поесть, или хотя бы выпить кофе. Но отступить уже не мог, ведь он просматривал запись с последней пятницы, вчерашний день, когда все случилось. И казалось, что он только выйдет из кабинета, все записи с сервера сотрутся, исчезнут и больше он никогда не найдет никакого доказательства того безумия, которое лицезрел последние несколько часов.
Поэтому он продолжал смотреть.
Вот Баннакеры привычно выходят из подвала, готовые облачать гостей в черные балахоны. На крыльце столпились люди, которых Эттин по привычке пересчитал, и выгнул одну бровь, пересчитав еще раз.
«Шестнадцать… почему шестнадцать? Сейчас должна быть жертва, семнадцатый человек» — думал Эттин, когда дом Баннакеров любезно впускал гостей. Впускал в самый последний раз, готовя им кровавую расправу.
Дальше все было как обычно, никаких подозрительных движений.
Перемотав запись на полночь, за час до предположительного, рокового события, агент начал постепенно засыпать, часто моргая, и чуть ли не клевал носом. Но примерно на двадцатой минуте первого, он что-то увидел.
Маленький блик, совсем незаметный, казалось бы, но глаз агента даже в полусонном состоянии из этой запрограммированной обыденности уловил его. Неожиданный заряд бодрости наполнил тело, и Эттин во все глаза смотрел за тем, что происходит в холле. Из подвала выходил, прихрамывая и покачиваясь тот самый парень, казавшийся Эттину до боли знакомым. Его голову скрывал массивный капюшон, и он медленно, как полумертвый брел к выходу.
За ним, судя по полному телосложению, вышел Остин, что-то говоря, и догнал, ухватив того за локоть. Парень отреагировал с поразительной резкостью, развернулся и точным ударом попал в нос Остину. Даже без звука Эттин поморщился, представляя себе, как нос с влажным хрустом проваливается в череп, и человек начинает истекать кровью.
Остин отшатнулся, не устояв на ногах, а из-за удара с парня слетел капюшон, и он опустился на колени. Судя по тяжелому вздыманию груди, он был вымотан, уставший, или наоборот, еще не набрался сил.
Эттин округлил глаза, увидев, как этот парень посмотрел в камеру. Он готов был поклясться, что узнал этого парня, и в тоже время рьяно это отрицать, ведь его лицо было уже совершенно другое. Волос уже не было, нет, на его бритой голове была вырезана пятиконечная звезда, а глаза…
Глаза были широко раскрыты, признаков зрачков даже не было, это были сплошные бельма, и они держались раскрытыми благодаря стальным скобам, которые пронизывали веки, и врезались в череп и щеки, не давая глазам закрываться. Они точно готовы были выпасть из орбит, напрягись он чуть сильнее.
«Вот, кто устроил резню» — сглотнул Эттин, смотря как парень встает на ноги, и скидывает с себя балахон, — «сейчас он разорвет Баннакера, и спустится в подвал…»
Но вопреки самым кровавым ожиданиям этот парень не набросился на Баннакера. Скинув балахон, он так же покачиваясь и прихрамывая, побрел к двери, и вышел из дома, а с улицы было видно, как он, оставляя дверь открытой, будто на втором дыхании бросается прочь.
В холле видно, как раненый Остин поднимается на ноги, и в это же мгновение запись обрывается.
Вот и все. Смотреть уже больше нечего, это были последние минуты жизни Баннакеров и всей сатанинской процессии, которую запечатлели камеры в холле и на улице.
Агент снял очки, протерев глаза, и с лицом, наполненным шоком и непониманием покинул кабинет. Он вернулся через сорок минут с бумажным пакетом в руке и бумажным стаканом кофе. Перекусив фастфудом, он продолжал пить кофе, и взялся за свой смартфон. Пропущенных не было, это хорошо. Надеясь, что от него пропущенных вызовов не будет, он набрал напарника.