Паучиха. Личное дело майора Самоваровой

Водитель «мерина», прижавшись вторым рядом к стоявшим на парковке машинам, включил аварийку.
Приоткрылась задняя дверца. Из машины, придерживая полы тончайшей вязаной норковой шубки, вышла броская коротко стриженная шатенка средних лет.
Несмотря на лужи, встречавшиеся на ее коротком пути, она легко передвигалась на высоченных каблуках, будто ступала в мягких тапочках по расстеленному для нее ковру.
Как только женщина вошла, выбеленная молодая грузинка с кукольными наращенными ресницами и острыми зелеными ногтями тут же прервала разговор по мобильному:
– Все уже здесь, – заискивающе сказала она. – Второй кабинет направо.
Пожилой усатый гардеробщик уже стоял за спиной шатенки, ловким движением помогая снять шубку.
Она щелкнула замком маленькой, на золотистом витом ремне сумочки, и достала две купюры – пятисотрублевую и тысячную.
Пятисотку, не оборачиваясь, женщина сунула в мясистый кулак гардеробщика, а тысячу, проходя мимо хостес, игриво запихнула в вульгарный вырез ее декольте.
– Хорошего вечера! – залебезила вслед деваха.
Шатенка приоткрыла деревянную дверь в кабинет с налепленной на нее зеленой керамической лозой.
Ожидавших за накрытым столом было пятеро: две женщины, три мужчины.
До появления шатенки они явно вели между собой оживленную беседу. Но как только та показалась в проеме двери, разом смолкли и выжидающе уставились на вновь прибывшую. Шатенка втянула в себя воздух – в кабинете пахло незамысловатым развратом, застарелым, за годы въевшимся в деревянную мебель запахом табака, коньяка – и «терками» давно уехавших из страны или усопших «братков».
– Всем добрый вечер! – Она на ходу поправила на себе обтягивающее шерстяное черное платье и прошла к своему месту во главе стола. – Замоталась сегодня, жрать хочу! Петь, плесни-ка мне чего-нибудь, – обратилась она к крупному широкоплечему мужчине, который занимал ближайшее к ней место по правую руку.
– Коньячок французский подойдет? – оскалился Петя.
– Лучше водочки. – Шатенка окинула взглядом стол, щедро уставленный закусками грузинской кухни: пхали, тарелками с зеленью, сациви и фаршированными сыром и орехами баклажанами. – Под такую закуску лучше рюмочку водочки, – утвердительно кивнула она.
– Ща закажем! – Петя с трудом приподнял со стула грузное тело и нажал на кнопку вызова официанта.
– И мне заодно эспрессо возьми, – оживилась грудастая женщина, сидевшая рядом с ним.
Когда моментально появившийся на вызов тощий официант, приняв заказ, ушел, в разговор вступила строгая, с нездоровыми фиолетовыми подглазинами женщина, сидевшая напротив грудастой:
– Я тут ролик в инете смотрела, доктор один выступал, подробно объяснял, что кофе – зло. Оказывается, кофе – мощнейший канцероген.
– Господи, Таня! Доктора уже не знают, что придумать, лишь бы народ стращать! Скоро в воде канцерогены отыщут, и нам что тогда, всем от обезвоживания помереть? – накинулась на нее грудастая.
– Виолетта Семеновна, – поморщилась пятидесятивосьмилетняя Таня, – в ролике подробно рассказываются механизмы воздействия кофе на сердечно-сосудистую систему и пищеварительный тракт. Ты не стала бы с этим спорить, если бы внимательно послушала врача.
– Я тя умоляю! – махнула рукой Виолетта Семеновна и щедро прихлебнула из пузатого бокала коньяк. – Мне еще бреднями очередного Пупкина мозг себе засорять!
– Я тоже про вред кофе слышал, – подал голос сухонький темноволосый мужичок, сидевший справа от Виолетты. – Но мне по барабану, я его все равно не пью, – довольно усмехнулся он. – Особо, говорят, вреден кофе, что разносят на завтрак в гостиницах: его подогревают, и не раз. И как раз подогрев уже готового напитка активирует канцероген, о котором вы, Татьяна Федоровна, говорите.
– Ну и нечего деньги экономить! – фыркнула Виолетта. – Надо не пойло из общего термоса пить, а нормальный эспрессо за дополнительные деньги заказывать.
– Где же его возьмешь, нормальный? – бросив одобрительный взгляд на сухонького мужичка, оживилась Татьяна Федоровна и вскинула домиком свои тонкие, слегка подведенные коричневым бровки. – Все зерна, поступающие с плантаций на фабрики, проходят обработку, в процессе которой от настоящего кофе не остается практически ничего!
 
В кабинет вернулся официант и первым делом выгрузил на стол запотевший штоф с водкой.
– Эспрессо кому? – схватил он с подноса маленькую белую чашечку.
– Сюда, – вальяжно постучала пальцем по столу Виолетта Семеновна. – Сахар где?
– Я еще понимаю – пить ристретто в хорошем итальянском ресторане! Пару глотков после сытного обеда… – не унималась Татьяна Федоровна.
Но ее никто не поддержал, а Виолетта, щедро приправив кофе сахаром и сливками, переключила свое внимание на массивного, как шкаф, с нагловато-дерзким лицом Петю.
– А мне бы чайку… с мятой и чабрецом, – оторвавшись от мобильного, задумчиво произнес лысый мужчина, с рыхлым, в оспинах, лицом. – И стопку под водку дай.
– Так сколько водочных рюмок принести? – едва сдерживая зевоту, уточнил астеничный официант.
– Я тоже махну для сугреву! – Виолетта Семеновна потерла друг о друга свои толстые лапки с пальцами, густо унизанными золотыми кольцами. Так же, как и у хостес, от природы тяжелые черные волосы Виолетты годами нещадно вытравлялись, пока не получили вожделенный оттенок блонда. Виолетта была смуглолица и черноброва, ее вполне можно было бы принять за хозяйку этого ресторана.
Но едва она открывала рот, как экспрессия и легкий, но уловимый выговор, выдавали в ней наличие украинской крови.
– Да и я не откажусь, – игриво покосился сначала на Виолетту, а потом на штоф Петя.
– Короче, всем стопки неси, – махнул рукой лысый. – Да побыстрее, любезный!
Все это время шатенка молчала. Правой рукой она что-то быстро писала в мобильном, лежавшем перед ней на столе, а в левой держала пучок зелени и время от времени, тщательно прожевав, откусывала от пучка.
Через пару минут, когда официант принес рюмки, шатенка убрала телефон в сумочку.
– Господа! – ослепительно улыбнувшись, обратилась она к собравшимся. – Хотелось бы напомнить, что собрания ордена проходят вовсе не для мелких, пустых споров.
Виолетта Семеновна сочно хмыкнула, а у Татьяны Федоровны еще больше заострился носик на бледном пергаментном лице.
– Мы – больше, чем друзья, – привстала шатенка, зажав в тонких нервных пальцах стопку с водкой. – Больше, чем партнеры, – чокнувшись с державшим наготове рюмку Петей, продолжила она. – Мы…
– Избранные! – то ли с иронией, то ли с гордостью громко выкрикнул с места лысый.
– Именно, – словно обдумывая про себя следующую фразу, задумчиво опустила голову шатенка. – И потому добро пожаловать на двадцать вторую встречу нашего ордена!
Будто паря на цыпочках по воздуху, она ловко обошла стол и чокнулась с каждым.
Когда она присела обратно на свое место и приступила к еде, предусмотрительно положенной ей на тарелку Петей, со всех концов стола раздался шум заждавшейся посуды – собравшиеся были голодны.
Судача о пустяках, все, кроме шатенки, цедивший одну стопку, выпили по третьей, и в кабинете потекла откровенная беседа.
– Короче, Тимофеич, – обращаясь к сухонькому темноволосому мужчине хвастал лысый, – сделал вчера МРТ головы. И прикинь – ничего не нашли! Рассосалась!
– Ага, и моя простата окончательно заткнулась! – Темноволосый поковырялся в мисочке с маринованными грибами и выудил из сероватого желе крупного опенка. – Потому что наша Инфанта – богиня! – Он сложил в трубочку обветренные губы и, глядя на шатенку, чмокнул губами, обозначив поцелуй.
 
– А у меня миома рассосалась, – повела округлыми плечами Виолетта Семеновна. – Три года, блять, наблюдалась… Вчера помощница на монитор глаза вылупила: ничего нет.
Татьяна Федоровна тут же нахохлилась:
– Как это ты, ведущий гинеколог престижной клиники, не могла себе три года какую-то миому вылечить? Ну, вырезала бы ее – всего и делов…