Лейла. Шанс за шанс (СИ)
Отец тяжело вздохнул:
— Я тоже думал об этом, но почти уверен, что профессора нам не стоит опасаться. Во-первых, он мне должен… сильно должен, а во-вторых — он увлекающаяся личность, а в Лейле есть нечто, что он захочет понять и разгадать… — Потом подумал еще немного и добавил: — Нет, с этой стороны Лейле ничего не угрожает.
— Ну вот, я же говорила, что ты у меня умный, а я… — Она заплакала вновь, громко всхлипывая.
Ну опять началось! Беременность давала о себе знать. В последнее время мама стала особенно ранимой, и выверты ее логики подчас вгоняли в ступор даже меня. А отцу и вовсе приходилось непросто. Но моя теория по поводу старичка полностью подтвердилась. Оставалось только надеяться, что он действительно чему-то меня научит.
Как в тот момент я была к нему несправедлива!
Профессор Тимуран оправдал все возлагаемые на него надежды. Поначалу он довольно скептически отнесся к идее обучать девочку и попытался соскочить на обучение Мамука, но очень скоро признал свою ошибку, сказав, что Мамук еще слишком мал, чтобы постигать науки, и он, так и быть, немного помучается со мной. И я видела, что он реально настроился мучиться, так как начал со мной заниматься как с каким-то умственно отсталым ребенком. Уж я-то точно знала и эти речевые обороты и это выражение лица — сама когда-то собиралась учить деток младшей школы. У меня даже мелькнула мысль потроллить дедушку и немного поизображать ту, кого он во мне видел, но быстро ее отбросила. Не для того отец вез его через моря, чтобы я сейчас прикалывалась.
Так было поначалу. А потом он показал мне буквы и обозначение цифр. Письменность здесь оказалась несложной — никаких иероглифов или рун, единственным затруднением для меня стало, что в одних случаях буква обозначала обычную букву, а в других целый слог. Этот нюанс немного замедлил изучение, однако вполне бегло читать и писать я смогла уже меньше, чем через неделю. Зная язык, это оказалось несложно. Жаль только книг в нашем доме раз-два и обчелся, учебников вообще никаких, а профессор прибыл совсем без багажа, лишь в том, что было на нем.
Мои успехи в изучении письменности привели профессора в полный восторг, и он взялся за меня по-настоящему. Очень скоро убедившись, что с математикой у меня еще лучше, чем с письмом, он начал давать мне действительно сложные, по его мнению, задачи. Я щелкала их как орешки и поначалу даже опешила, когда узнала, что они предназначались для учеников первого и второго курса университета, в котором он когда-то преподавал. Однако в геометрии дела у меня обстояли чуть хуже, мне пришлось привыкать к новым обозначением длин и углов, к тому же «открывать Америку» я не торопилась и решила изучить теоремы и постулаты этого мира, а не бросаться с головой в местную науку со своей Евклидовой математикой. Дедок и так начал странно на меня коситься, поэтому я даже не пыталась объяснять что-то новое для него и лезть куда-то в дебри. Гениальность гениальностью, а некоторые вещи лучше не светить вообще или выдавать малыми порциями.
Что было действительно интересного в наших уроках, так это история этого мира, география и социальное устройство стран. Я впитывала все эти сведения, как губка, и стоит отдать должное профу: преподавал он на высшем уровне, повествуя о событиях не сухо и сжато, а на примерах и памятных исторических событиях. Конечно, бесчисленные имена королей и сановников укладывались в голову нелегко, но я и не стремилась запомнить их досконально, на что профессор хмурился и заставлял учить их по новой.
Видя, что я без каких-либо проблем усваиваю полученную информацию, он решил ввести в обучение сразу два языка: тализийский и туранский. В принципе, я ничего против не имела, но это уже совсем чуждые языки и письменность, поэтому изучение этих дисциплин застопорилось. Вернее, не застопорилось, а пошло по нормальному рабочему ритму, а не впечаталось в мою голову за неделю как, видимо, планировал профессор. К тому же чем больше был срок беременности у Малики, тем больше новых обязанностей ложилось на мои плечи. Любые же оправдания в виде того, что я просто не успела, его не интересовали. Профессор так увлекся новой подопытной мышкой в моем лице, что уже явно начинал перегибать палку. Апогеем же всего стал сегодняшний разговор…
— Лейла, я думал, что ты будешь лучше стараться! — в запале выкрикнул профессор, после того как я сказала, что не успела выучить все заданные слова. Сорок штук, к слову. — Мне показалось, что вчера я донес в твою глупую голову важность учебы.
Ааа, да-да, помню я этот получасовой спич о том, что с моими возможностями, а вернее — таким учителем, как он, можно чуть ли ни весь мир захватить, то есть, в его интерпретации — поразить всех своим гением. А я, мол, такая-растакая, своего счастья не ведаю и недостаточно выкладываюсь на ниве его экспериментаторского воодушевления, ведь так интересно — сколько же знаний влезет в эту маленькую головку? Сказал он все это, конечно, не так, но смысл был именно таким.
— Уважаемый профессор… — начала я в попытке оправдаться — мне вчера пришлось весь вечер помогать Малике по дому, у нее в последнее время стали сильно отекать ноги, и я просто не могла оставить ее одну на хозяйстве.
Старик уже набрал в легкие воздух, чтобы, перебив меня, разразиться очередной отповедью, когда о косяк постучали, и в гостиную, откинув полог, вошел отец.
— Добрый день, профессор! Привет, сердечко. — Поздоровался он и тепло мне улыбнулся. — Так и знал, что найду вас здесь. Надеюсь, я не сильно помешал вашим занятиям?
— Да о каких занятиях может идти речь?! — снова сел на своего конька профессор. — Если она не учит элементарный минимум, не готовится к занятиям и вообще игнорирует слова своего учителя!
Отец опешил от такого напора, а я начала закипать практически в прямом смысле этого слова — почти ощущала, как внутри все клокочет от несправедливости обвинений, и скоро мне сорвет крышу.
— Лейла, — недоверчиво обратился он ко мне, — почему профессор тобой так недоволен? Я хотел обсудить твое предложение насчет кофейни, но в свете того, что только что услышал…
— Ну-ка, ну-ка, что за кофейня? — тут же среагировал противный старикашка.
Я же стояла и только беззвучно открывала и закрывала рот.
— Ну, — все еще растерянно проговорил отец, — Лейла предложила открыть гостиный двор, где будут подавать кофей и сладости ее собственного изобретения.
— Что? — взбеленился профессор. — Кофей? — Хотя этот напиток в Фархате и назывался по-иному, с моей легкой руки все, кто хоть раз слышали это новое название, тут же принимали его как более подходящее. Только вот обычное «кофе» уступило более певучему «кофей». — Да что эта малявка знает о кофее? Его приготовление — это целый ритуал! А сладости? Вы что, на полном серьезе хотите сказать, что она может приготовить нечто, что может хоть кого-то заинтересовать? Ратмир, не разочаровывайте меня! Призвание этой девочки совсем в другом! Ей нужно учиться!
Все. Клапан сорван, крыша улетела. Прощай родная, надеюсь, мы еще встретимся.
Раздавшееся шипение удивило даже меня, но я тут же поняла, что произвожу этот звук сама. Мужчины тоже обратили на это внимание и повернулись ко мне. А потому я остановилась и заговорила тихим, холодным и севшим от возмущения голосом:
— Вы старый, самовлюбленный, закостенелый и недалекий старикан! Вы судите людей, не желая знать ни причин, ни возражений, ни чужого мнения. Вы при помощи меня решили достичь какой-то своей цели — я это уже поняла. Однако спешу вас заверить, ваше неуместное давление, желание добиться всего и сразу, презрев мнение и возможности других людей, может привести только к обратному результату…
— Лейла! — воскликнул после моей тирады отец. — Ты что несешь? Как ты можешь так оскорблять профессора Тимурана?
Я перевела взгляд на отца и поняла, что он не на моей стороне, и боль обожгла душу от того, что отец впервые в жизни встал не на мою сторону и даже не пытался меня понять. Конечно, трезвой частью своего рассудка, которая как-то обособленно взирала на развернувшееся действо, я понимала, что поступаю некорректно, разговаривая так с человеком в разы старше меня, но ничего поделать с собой не могла и как маленький ребенок тыкать пальцем в обидчика и кричать «он, это он, это все он!» не собиралась.