Обещание любви
Она не сопротивлялась, ничего не пыталась объяснить, и именно это безразличие распаляло его все больше.
– Почему ты не рассказала мне? – закричал он, и его услышали даже на кухне Малкольм и Софи, наливавшие по стаканчику бренди, чтобы прийти в себя.
– Я не виновата, что он воевал, Маклеод, – устало проговорила Джудит. У нее не осталось сил на объяснения, все ушли на борьбу с Беннетом.
– А твой зять, Джудит? Тебе не пришло в голову, что такая мелочь может быть очень важна? Какая трогательная семейная встреча! Только мне показалось, ты не очень-то обрадовалась своему родственнику.
Она не желала говорить о Беннете. Ни сейчас, ни потом. Вообще никогда. И все же Маклеод заслуживает, чтобы знать правду, хотя бы частично.
– Я не знала, что он в Шотландии.
Ему хотелось накричать на нее, предупредить, что молчание опасно и это не выход. Он ждал ответов, а ее уклончивость только подливала масла в огонь. Он сдерживался из последних сил.
– Господи, женщина, да ты хоть понимаешь, что натворила? Имеешь хоть малейшее представление?
Он наступал на Джудит. Она прислонилась к стойке полога и обреченно смотрела ему в лицо широко раскрытыми синими глазами, которые с каждой минутой становились все более темными и блестящими. Он хотел, чтобы она возразила ему хоть что-нибудь, чтобы его ярость получила оправданный выход. Но она лишь склонила голову и опустила плечи, словно защищаясь от грозящего удара.
– Бабушкин план растаял как дым, женщина, – проговорил Маклеод. – Я добивался освобождения не для того, чтобы быть повешенным из-за женщины. Ты сейчас замужем, нравится тебе это или нет, моя дорогая вдовушка. И замужем за мной, своим врагом!
– Ты мне не враг, Маклеод, – отозвалась Джудит так тихо, что он с трудом разобрал ее слова.
– Еще не закончится сегодняшний день, а ты уже будешь так считать, – отрезал он.
Маклеод не сдержался и перешел на крик. Он не виноват в этом, его довели! Мало того, что она солгала ему, так она еще, не сопротивляясь, лежала под английским солдатом! Он хотел наказать ее за это, наказать за бесконечное проклятое молчание.
Алисдер не прислушивался к голосу разума, который советовал ему посмотреть на происходящее спокойно и хладнокровно, понять, что говорят глаза Джудит, ее молчание. Он был слишком возбужден, слишком зол. Он знал, что не следовало сжимать ей руки так сильно, притягивать ее так близко к себе. Он чувствовал, как она дрожит, и это только больше бесило его. На него нашло временное умопомрачение.
Впоследствии он не раз упрекал себя – несмотря на все веские причины, он обязан был сдержаться и не делать того, что сделал.
– Пора тебе стать моей настоящей женой, – сказал он, и лицо его перекосилось от гнева, от ревности и от возмущения, как он считал, ее предательством. Одним рывком он сорвал с нее платье, сорвал почти всю одежду.
Джудит стояла, вцепившись руками в стойку полога над кроватью, лицом к стене, обнаженная и охваченная страхом, какого еще не испытывала никогда в жизни.
Алисдер непонимающе смотрел на нее, и его гнев постепенно сменялся растерянностью, суровость – ужасом.
Ему хотелось плакать.
Глава 15
Похоже, в жизни Джудит много тайн.
Ее спина и ягодицы были испещрены глубокими красными рубцами, от ярко-алых, около дюйма шириной, переходящих в лиловатые, до нежно-розовых, которые огибали бока почти до самого живота, словно ее поскребли железной губкой или отхлестали плеткой с металлическим концом. И не один, а много раз.
Джудит спокойно отошла от кровати и стянула с себя оставшуюся одежду. Она вела себя так, будто Маклеода вообще не было в комнате: подняла вещи, которые он сорвал с нее и, не произнеся ни слова, аккуратно сложила стопкой на небольшую тумбу рядом с кроватью. Так же молча она обогнула кровать, не замечая своей наготы, и подошла к длинному ряду окон, выходящих на море. Она стояла там и смотрела на склонившееся к закату солнце. Его оранжевый круг медленно опускался и наконец исчез в темно-синих морских просторах.
Джудит ни о чем не думала. Она никогда не думала в такие мгновения. Отключила все чувства и мысли и спряталась туда, где не было ни боли, ни терзаний, ни унижения. Ни стыда. Она не станет молить. Она давно поняла, что мольбы только ухудшают положение, продлевают пытку.
Джудит услышала тихие шаги у себя за спиной и, несмотря на свою решимость, едва заметно вздрогнула.
Алисдер ничего не сказал, только провел ладонью по ее изуродованной спине. Ладонь его спустилась от шеи до ягодиц, нежно поглаживая их, словно пытаясь облегчить боль воспоминаний.
Должно быть, жизнь ее была настоящим кошмаром.
– Кто это сделал? – спросил Маклеод, не замечая, что голос выдает его чувства. – Отец?
Она покачала головой.
Значит, муж.
– За что?
Как ответить ему? Сколько раз она представляла себе это мгновение, это признание! И каждый раз все заканчивалось этим вопросом. Она так и не придумала, как на него ответить, и сейчас могла предложить только ложь.
– Муж имеет право наказывать жену, Маклеод, – отозвалась она тихим ровным голосом. – Вот и весь закон Англии.
– Но что же должна совершить жена в Англии, чтобы подвергнуться такому наказанию? – Ему было трудно дотронуться до нее, а она молча стояла и мужественно ждала, что еще мгновение, и ей опять причинят боль. Его переполнял гнев на чудовище, которое принесло столько боли ее душе и телу. Увиденное объясняло ее ненависть и ее страх…
– За то, что я женщина, Маклеод. Вот и все, до смешного просто.
Теперь он понял отношение Джудит к браку. Она сопротивлялась их союзу и ему из отчаяния. Что знала она о супружестве, кроме страдания и боли? Она не испытала радости от близости с любимым человеком, удовлетворения, утешения, которые приносит союз любящих сердец. Возможно, он не любил Анну так, как она того заслуживала, но брак с ней принес ему покой и в какой-то мере счастье.
В это мгновение, когда Алисдер молча стоял рядом с Джудит, положив руку ей на спину, словно пытаясь стереть шрамы, он со стыдом признал, что и сам причинил ей немало боли.
Он называл ее костлявой, а она была лишь худенькой. Дразнил ее клячей. А она была лишь измучена. Говорил, что она слишком остра на язык. А она ужасно боялась…
Алисдер задумался над тем, как бы он повел себя, если бы его вытолкали из родного дома и отправили через всю страну неизвестно куда, женили, а потом бы ждали, что он за одну ночь примет чужие обычаи.
Впрочем, подумал он, обстоятельства не так уж отличаются, как может показаться на первый взгляд: ему тоже пришлось пересечь всю страну. Только свою собственную. Алисдеру предстояло вместе с отцом и старшим братом примкнуть к восставшим, хотя лично он был категорически против такого безумия. Его подтолкнули к женитьбе, когда это совсем не входило в его планы. А теперь англичане ожидают, что он растворится в их культуре и полностью забудет о своих корнях.
Каков же его ответ на все это? Гнев.
Он превратился в решимость, но это ничего не меняло. Он все еще не мог без гнева вспоминать об убитых отце и брате, о своей стране, бросившей людей на произвол судьбы. Он злился на Малкольма: он втянул его в этот брак, который Маклеод вынужден признавать. Его охватывал гнев оттого, что от него требовалось стать англичанином и забыть о своей шотландской душе.
Гнев заставил его бросить вызов окружающему миру. Таким образом он справлялся с переменами в своей жизни, с потерями и горем. Новый мир, навязанный англичанами, можно изменить только решимостью. Он устоит под натиском этого мира!
Алисдер посмотрел на свою жену новыми глазами. Джудит боролась за выживание, защищаясь единственным доступным ей способом: окружила себя стеной молчания. Даже сейчас она стояла перед ним обнаженная и не пыталась прикрыться. Словно спряталась туда, где ни боль, ни унижение не могут добраться до нее. И стена эта прятала ее так же надежно, как темнота. Только так можно выжить в ужасе, который наполнял ее жизнь.