Выбор (СИ)

— Кто там?
— Степан! Это я, твой барин! — отозвался я.
— Ох ты, батюшки! — обрадовался конюх и поспешил впустить меня. — Где ж вы пропадали? Тут такое без вас творится! Сейчас я вам обо всём поведаю!
Степан хотел зажечь лучину, но я попросил его этого не делать, боясь испугать своим новым обликом И то сказать, выглядел я дико: одежда моя вся износилась, грязь и кровь покрывали тело.
— Отчего барин не хочет, чтобы в избе стало светло? — отпрянул вдруг от меня Степан.
— Ты боишься меня! — застонал я. — Ты догадываешься, что барин твой изменился? Что я больше не человек? Но не страшись, я пришёл с миром.
— Какой мир! Исчадие ада! — завопил конюх, крестясь и плача. — Весь ваш род проклят!
— О чём ты говоришь, холоп?! — вознегодовал я.
— Сестра ваша… она…
— Она вампир, — горестно сказал я.
— То-то и оно! — закричал Степан. — Всё это время, пока вы отсутствовали, творились страшные дела! Сперва мы искали вас по лесам и полям. Старый граф был убит горем, решив, что потерял сына. А Агата Васильевна, напротив, радовалась чему-то. Болезнь её оставила и молодая графиня стала расцветать не по дням, а по часам. Но людского оставалось в ней всё меньше. Она стала наказывать слуг с небывалой до селе жестокостью. Граф Василий пытался вразумить дочь, но всё было тщетно. Бабы наши, что в барском доме прислуживают, заметили, что Агата Васильевна никогда не ест и не пьёт. Вместе с тем в деревнях стали пропадать люди, а однажды и вовсе нашли мёртвого младенца, полностью обескровленного. Ужас овладел людьми. Крестьяне и слуги начали разбегаться. Бегут отсюда целыми семьями. Имение ваше почти разорено.
— А что отец? — с замиранием сердца спросил я.
— На батюшку вашего тяжко смотреть. Я подозреваю, что и он подвергся злым чарам. А вы-то, барин, теперь кто?
— Не знаю, — ответил я и заплакал, закрыв лицо руками. Степан боязливо начал приближаться, желая утешить меня. С самого детства моего мы были неразлучны с ним. Это он научил меня держаться в седле. Степан проводил со мной целые дни напролёт и теперь сердце его переполнялось страхом и жалостью одновременно. Он подходил всё ближе, но я отшатнулся от него.
— Стой! Не подходи! — сказал я поспешно. — Я опасен для тебя. И для всех.
Степан застыл на месте.
— Я должен идти к отцу, — проговорил я.
— Скоро рассвет, — заметил конюх, — разве вы можете ходить при свете дня?
— Да. Всё дело в этом колдовском кулоне, — объяснил я, — прощай, Степан.
Я поспешно покинул избу и пошёл к особняку. Узкая полоска света на небе предвещала скорое появление солнца. С замиранием сердца приблизился я к родному дому, надеясь, что отец всё ещё жив. Я не знал, что в эту самую минуту Агата прокралась к нему в спальню, сжимая в руке колдовской кинжал. Она задумала самое худшее, о чём я только мог подумать. Я спешил, уже передвигался по аллее, ведущей к кованым воротам. Внезапно со всех сторон выбежали вооружённые люди. Это были крестьяне. Они окружили меня, держа в руках ружья.
— Барин! Мы вынуждены задержать вас! — заявил крепкий чернобородый мужик.
— Уйди с дороги! — прорычал я.
Люди направили на меня оружие.
— Где это вы всё это время пропадали? — допытывался чернобородый.
— Я был в аду, — промолвил я, — но я не трогал никого из людей и к исчезновениям крестьян не имею никакого отношения.
— Почему мы должны верить вам, Вениамин Васильевич? — поинтересовался один старик из толпы.
— Потому что я никогда не желал вам зла, — ответил я, — вспомните: разве плохо я обращался с вами?
— Всё верно, барин, — подал голос ещё один мужик со взъерошенными рыжими волосами, — но нынче иное дело! Сестра ваша подозревается в вампиризме! Как и ваш батюшка, как и вы сами!
— Прошу вас, — я заплакал, — пропустите меня к отцу! Возможно, именно сейчас ему нужна помощь! Он ещё человек, слышите? Я верю в это.
— Он-то поди и человек, а ты хочешь помочь ему обрести бессмертие! — прокричал чернобородый. — Мужики! Убейте его! Это не наш барин, это дьявол!
Раздался выстрел. Пуля попала мне в грудь, но я даже не упал, лишь ощутил острую боль. Рана тут же затянулась, ведь у крестьян нет серебряных пуль и они надеялись остановить меня обычным оружием, но просчитались. Они причинили мне боль и я пришёл в ярость. Она поднималась во мне безумной неуправляемой волной. Разум мой помутился. Я не знаю, сколько человек я тогда убил… их крики до сих пор стоят у меня в ушах, напоминая о том, кто я есть. Я бежал по аллее, рыдая в голос. Человеческая кровь была у меня во рту, её вкус сводил сума, но вместе с тем придавал необычайные силы. Я вбежал по каменным ступеням и ворвался, словно вихрь, в здание. Дом был пуст: ни слуг, ни животных. В клетках отец держал соловьёв. Теперь же все клетки, разломанные, валялись на полу. Мёртвая тишина царила в огромном особняке.
 
— Отец! — позвал я. — Отец! Отзовись! Это я твой сын! Я вернулся к тебе! Ответом мне было пугающее безмолвие. Я метался по разным комнатам в надежде, что отец где-нибудь спрятался, напуганный моим появлением. И я нашёл его. На втором этаже располагался зал, который мы использовали для проведения балов и торжественных собраний. Великолепный интерьер его часто поражал воображение гостей. Величественные стены украшали картины известных художников того времени. Потолок обрамляла изящная лепнина в виде виноградных лоз в окружении резных листьев. В углу стоял белоснежный рояль. Сколько раз Агата играла на нём этюды для гостей! Теперь же инструмент был забыт, а у сестры моей появились другие забавы. Она играла судьбами людей, их жизнями и это доставляло ей удовольствие.
Я ворвался в зал и замер Отец стоял ко мне спиной, обречённо понурив голову.
— Отец, — выдохнул я.
Он вздрогнул и обернулся. Мой вид был ужасен, это я понял по его взгляду.
— Я вернулся, чтобы спасти тебя, отец, — я старался говорить спокойно, чтобы не пугать его ещё больше.
Он горестно произнёс:
— Слишком поздно, сын мой. Слишком поздно.
— Но ты жив! — возразил я горячо. — Уйдём отсюда! Я помогу тебе!
Вместо того, чтобы ответить, он молча развернулся ко мне. Рубашка его была расстёгнута и вся в крови. Я ошарашенно смотрел на него. Из моей груди вырвался отчаянный стон:
— О нет! Только не это!
На груди отца зияла страшная рана. Она была нанесена в область сердца и то, что мой отец при этом спокойно стоял и говорил, указывало лишь на одно: рана нанесена колдовским клинком.
— Она сделала это! — сквозь рыдания выдавил из себя я.
— Да, сынок, — горестно ответил отец, подтвердив мою догадку, — когда я спал, Агата прокралась в мои покои. Она села на краешек моего ложа и нежно погладила по голове, отчего я стал просыпаться.
— Папочка, проснись, — услышал я радостный и такой добрый голос. Он развеял все мои подозрения, вызванные слухами. «Моя дочь, такая ласковая и нежная, не может быть вампиром» — подумал я. Ведь тогда мне казалось всё это суеверием и предрассудками.
— Выпей вина, папочка, — предложила она, преподнеся к моим губам бокал тёмно-красного напитка. И сам я, не знаю почему, повиновался. Вино оказалось изумительным на вкус. Я облегчённо вздохнул, окончательно уверившись в невиновности дочери. Но я жестоко ошибся. В следующую секунду в моё сердце вонзился клинок!
— Тебя ждёт вечная жизнь, папочка! — захохотала Агата, — с заходом солнца начнётся твоё бессмертие! Я победила смерть! Теперь я властвую над жизнями.
Вениамин замолчал, содрогнувшись от ужасных воспоминаний. Все присутствующие тоже молчали. У Кристины на щеках блестели слёзы. Андрея тяжело вздохнул и посмотрел на опечаленную Лиду. Георгий отрешённо смотрел в пол. Переведя дух, Вениамин продолжил свой печальный рассказ:
— Я стоял и смотрел на его окровавленную грудь. Рано почти затянулась, но я-то знал, что это хуже смерти. Отец заплакал. Этот плач сильного и смелого мужчины заставил меня ещё больше ужаснуться случившемуся.
— У меня есть время до заката, сынок, — сказал мне отец, — до захода солнца я должен умереть.