Выбор (СИ)

— Премилостивый государь наш, Пётр Алексеевич. Памятуя о своём призвании служить верой и правдой России, я передаю вам своё истинное сокровище: моего единственного сына Вениамина. Свято верю в благо просвещения и желаю, чтобы чадо моё оказалось полезным для дел государственных.
— Превосходно! — громовым голосом воскликнул Пётр. — Я не ошибся, наделив твоего отца графским титулом. В то время, как другие прячут своих сынков и всячески стараются уклониться от службы, Вороновы полны желания послужить на благо Отчизны.
— Государь, — ответил я, — отец мой искренне верует во всё, что вы делаете. Он верует и в вашу безграничную преданность России и полагает, что все ваши деяния направлены на благо нашего государства.
— Сколько тебя лет, юноша? — спросил государь и прищурился, изучая меня.
— Пятнадцать, государь! — выпалил я, раскрасневшись.
— И ты так же уверен во мне, как и твой батюшка?
Я медлил с ответом, так как очень сконфузился от такого прямого вопроса, требующего откровенности. Боялся ли я царя? Да. Но я боялся ещё и покривить душой, поэтому честно ответил:
— Государь! Мой отец предавался ратным трудам бок о бок с вами во время Турецкой компании. Ему ведомы ваш нрав, устремления и мысли. Я же только теперь удостоился чести созерцать своего государя. Было бы бесчестным оценивать вас, совершенно вас не зная. Веровать я могу в то, что сам Бог послал России такого царя. Однако, чтобы поверить в вас, как в великого реформатора, я слишком мало знаком с вами. Дозвольте же мне сперва потрудиться подле вас, чтобы ответить на этот вопрос.
Я и сам не знаю, зачем наговорил столько слов, видимо, с перепугу. Слуга, слышавший мой ответ, побледнел, решив, что мне конец. Но царю понравился такой ответ. Он неожиданно рассмеялся, подошёл ко мне и потрепал по голове своей гигантской рукою.
— Молодец! — обрадовался он. — Наконец-то увидел я достойного дворянина! Сегодня же у тебя появиться возможность потрудиться бок о боек со своим государем.
В тот же день я увидел царя за работой. Он был одержим трудом. Его загрубелые руки не были похожи на руки изнеженных европейских правителей. Поистине в Петре дивным образом сочетались острый ум и варварская, почти первобытная, горячность. Он был, словно звезда, готовая гореть для людей. Его жизнь пылала, как живительный огонь, вдохновляя своим теплом всё вокруг. Рядом с ним я научился не щадить себя, не жаловаться на тяжкие условия жизни и труда. Я загорелся любовью к труду, к его созидательным результатам. Подле государя прошли благодатных четыре года. Изредка доводилось мне наведываться домой. Всё изменило письмо моего отца, адресованное царю. Пётр вызвал меня к себе и прочитал послание вслух. Батюшка писал:
— Премилостивый государь мой Пётр Алексеевич! С прискорбием сообщаю вам, что моя прелестная дочь, Агата, тяжко занемогла. Вы всегда восхищались её красотой и живостью ума, но вот ныне несчастная стала жертвой недуга. Мы призвали лучших лекарей, но бедняжке не становится легче, и видится нам, что срок жизни её, отпущенный Господом, приближается к концу. Посему смею просить вас, чтобы вы на время отпустили Вениамина домой, дабы он простился с любезной сестрой свое и поддержал слабеющего отца.
Так писал мой дорогой батюшка. Пётр нахмурился. Лицо его исказила вертикальная складка, оттого, что брови сдвинулись.
— Худо, коротко сказал государь.
Наступило молчание, я не смел прервать мрачных мыслей царя, догадываясь, что в душе государя идёт жестокая борьба. С одной стороны он знал, что обязан исполнить просьбу своего преданного подданного, обязан уважить его горя и его старость. С другой стороны, он не желал отпускать меня, ибо я достиг тогда весьма больших успехов в обучении, и государь возлагал на меня немалые надежды.
Что ж, — проговорил наконец Пётр, — тебе необходимо исполнить волю отца. Вероятно, сестре твоей суждено умереть. Старый граф не переживёт эту утрату в одиночестве.
— Но ведь есть хоть малая надежда, что Агата поправится, — дрогнувшим голосом сказал я, — возможно, недуг удастся исцелить.
 
— Всё в воле Всевышнего, — отозвался государь. — Поезжай к отцу и сестре, но обещай мне, что как только позволят тебе обстоятельства, ты тут же вернёшься.
— Я обещаю, государь! — торжественно произнёс я, и это было одно из многочисленных обещаний, которых мне не удалось исполнить. В тои же день я покинул своего царя. Больше я никогда не видел его, но память о нём греет душу, заставляет помнить, что упорством можно многого добиться, можно изменить жизнь не только свою, но и всей страны.
— И теперь, граф, вы по старой привычке желаете трудиться? — спросил Власов, и в голосе его прозвучал сарказм, который ему не удалось скрыть. — Но тогда вы были человеком. Человек вынужден трудиться, чтобы обеспечить себя всем необходимым. Теперь же вы не человек, у вас явные преимущества. Зачем трудиться, когда можно просто отобрать то, что вам нужно?
Этот вопрос взбесил Вениамина. Только теперь он вспомнил, что перед ним жалкий предатель, ничтожество, по иронии судьбы наречённое гордым именем Пётр, что значит «камень». Два Петра были в жизни графа, и абсалютно они разные. Вениамина душила обида и горечь, что он излил душу недостойному слушателю.
— Ты ничего не понял, холоп! — процедил он и бешено сверкнул на юношу глазами, — когда я был человеком, я трудился не потому, что мне это было необходимо для поддержания моего существования. Я трудился, потому что любил труд, любил созидать. Но ты, ничтожество, никогда не поймёшь этого, потому что ты — паразит! Червь!
От ярости Вениамин начал задыхаться и задохнулся бы, если бы был человеком. Власов, побледнев, попятился.
— О! не обращай на Веню внимания, — непринуждённо засмеялась Агата. — У него периодически случаются вспышки ярости. Однако я рада, что он вернулся. И ты, Пётр, чтобы потешить его нездоровое стремление походить на человека, помоги ему устроиться на работу. Меня это позабавит, а он немного успокоится. Но прежде нам необходимо сменить жилище.
— То есть? — удивлённо приподнял бровь Власов.
— То есть сменить квартиру, — пояснила Агата. — Мы должны покинуть этот дом, так как по неосторожности выдали место своего нахождения. Разумеется это Вениамин виноват. То, что он воюет против своей сущности не раз приносило нам проблемы. Выпавший из окна мужчина, который преспокойненько встал и убежал после падения, может привлечь ненужное внимание.
— Кого вы боитесь, графиня? Полиции? — удивился Пётр.
Агата недовольно взглянула на него и ничего не ответила.
— Она боится охотников, — подал голос Вениамин, — боится, что её бесконечная жизнь всё-таки закончится, а душа предстанет пред Божьим судом. Моя сестра оттягивает этот день столетиями.
— Замолчи! — прошипела Агата, — не смей запугивать меня!
— О нет, я не запугиваю тебя, — ответил Вениамин, — я лишь напоминаю тебе о неизбежном итоге твоих многочисленных преступлений, об участи, на которую ты обрекла и себя, и меня.
— Пётр! Выполняй приказ! — не отвечая брату, прокричала Агата. — Срочно найди нам другое жильё!
Тем временем Святославский Георгий и Стрельцова Лида ехали по одной из многочисленных магистралей.
— И с чего ты взял, что нас там кто-то ждёт? — раздражённо спросила Лида, — местные полицейские хотя бы в курсе, что к ним припрётся умалишённый коллега? Они, надо думать, не обрадуются.
— Всё согласованно начальством, — как ни в чём ни бывало отозвался Георгий. — Мы будем вести собственное расследование загадочных убийств, а так же изучим инцидент с выпавшим из окна человеком, который тут же вскочил и убежал не знамо куда.
— А что у них своих полицейских мало?
— Полицейских полно, — отозвался Святославский, — нет потомственных охотников.
— Ну началось! — протянула Лида, закатив глаза, — зачем я только согласилась с тобой работать!
— Вообще-то ты исполняешь приказ, — заметил Георгий, — твоего согласия никто не спрашивал и не должен был спрашивать.