Вавилонские ночи (СИ)

Вернувшись домой, он упаковал маман в полиэтилен, тщательно обмотал скотчем и оттащил в свою комнату. Там он встал в гардеробе на стул, распахнул секретный люк и забрался в Мир Анны. При помощи веревки он прикрепил шкив к потолочной балке, а затем пропустил веревку через шкив так, чтобы свободные концы лежали у ног маман, как озадаченные змеи. Потом спустился в свою комнату, отодвинул стул и крепко обвязал веревкой щиколотки маман.
Перек потянул, и маман медленно поднялась в воздух, как будто Небеса наконец приняли ее. Пока он возился, маман пялилась на него. Вид у нее был удивленный и глупый, вставная челюсть съехала набок и косо выглядывала изо рта. Перек потянул снова, и маман скрылась в потолочном люке. Он убедился, что веревка надежно зафиксирована, потом тоже полез наверх, отодвинув пластиковый кокон с маман в сторонку.
Он устал и некоторое время сидел без движения, наблюдая, как мать раскачивается туда-сюда. Одежда и центр тяжести сместились, поэтому низ кокона вздулся, а весь сверток стал напоминать копченый окорок. Это показалось Переку довольно забавным. Маман любила окорок, но всегда считала его непозволительной роскошью.
Он втянул в потайную комнату свободный конец веревки, потом сел перед компьютером и поискал в Гугле, сколько может стоить билет до Франции.
  
ГЛАВА 19
 
— Это все жадность, — сказала Шантарель. — Жадность тебя сгубила.
— Сгубило меня, — уточнил Спец, — то, что я пытался вытрясти деньги из козла, который тебе задолжал. Вот что меня сгубило.
Они только что вышли из здания больницы и теперь направлялись к припаркованной на стоянке машине Шантарель. Спец хромал, у него ныло все тело. Каждый шаг отдавался болью. Дышать тоже было больно. Разговаривать не хотелось. Он бы врезал ей, но в больнице его предупредили насчет резких движений. А то он сам не понимал!
— Как там девочки? — спросил Спец.
— К нам заглядывал Эдди.
— Если увижу хоть одну из вас, сучек, рядом с Эдди, сразу угодите в больничку. И этот мудозвон Эдди тоже, как только я до него доберусь.
— Ну ты же понимаешь, он не мог не объявиться, когда прослышал, что ты отошел от дел.
— Так я, по-твоему, отошел от дел?! Да если бы у меня даже вся требуха наружу вывалилась и путалась в ногах, я бы и то сделал этого гребаного Эдди одной левой. Тупые сучки, надо было отдать вас ему, все равно от вас никакой пользы, даже плату с клиентов забываете взять. Ага, давайте, катитесь к Эдди! Уж он с вами обойдется по заслугам.
— Да успокойся, никто из наших к нему не переметнулся. Все знают, чего он стоит.
— И правильно. Спец заботится о девочках, это все знают. А кто не согласен, тот пусть убирается. Хочешь к Эдди? Пожалуйста. Он тебя посадит на иглу, и ты начнешь спускать все заработанное на наркоту. Не пройдет и года, и будешь выглядеть как гребаная Бабушка Мозес [47].
— Никуда я не ухожу. Мне и с тобой хорошо.
— Чертовски верное решение. Но до чего ж ты все-таки тупая, а! Даже взять с клиента плату — и то ума не хватило.
— Давай я отвезу тебя домой, буду за тобой ухаживать. Уложу в кровать и накормлю супом.
— В жопу суп! — огрызнулся Спец. — Сумка, которую оставил тот засранец, все еще у тебя?
— Она в гостинице.
— Тогда вези меня туда.
— Врач сказал, тебе нужен покой. Швы могут…
— И врача в жопу. Это ж не врач упустил психанутого коротышку и дал ему спереть бандитские деньги. Я должен вернуть их.
Они подъехали к гостинице. Спец остался в машине, а Шантарель сходила наверх, за сумкой. Когда она вернулась, Спец принялся разглядывать платье и парик. Платье было какой-то неизвестной марки готовой одежды, вряд ли оно поможет выйти на след того гада. А вот парик выглядел дорого, и на нем был ярлычок «Беверли-Хиллз». Ну хоть какая-то зацепка. А теперь нужно было выйти на Джимми Костанцу и объяснить ему, куда девались деньги, потому что Джимми в этот самый момент пытался объяснить то же самое своему боссу, Сальваторе Локателли — деньги на самом деле принадлежали ему. И тут уж никому не поздоровится…
 
Шантарель подъехала к многоквартирному дому, где жил Спец, припарковалась и стала было вылезать из машины.
— Куда это ты намылилась?
— Я же говорю: поднимусь к тебе, приготовлю супчика.
— Да пошло оно все. Сколько бы ты ни разыгрывала из себя гребаную Флоренс Найтингейл [48], денег этим не вернешь. Лучше иди работать — посмотрим, сможешь ли ты заколотить для меня сегодня достаточно, чтобы возместить потерю того пакета из «Ральфс».
Она укатила прочь, а Спец направился к дверям, неся в руках сумку Перека и пакетик с лекарствами, который ему выдали в больнице. Он почти успел войти в подъезд, как вдруг заметил, что к нему быстро шагают двое. Раньше он их не видел, но такой тип парней был ему слишком хорошо знаком. Он чуть не снес по пути входную дверь — только бы они не догнали. Парни проследили за ним сквозь стекло. Он проклинал лифт, тот наконец открылся, но Спец все равно продолжал материться до своего этажа. Он пересек холл, выуживая из кармана ключи, но едва отпер входную дверь, как парни выскочили с черной лестницы и втолкнули его в квартиру.
— Слушайте, ребята… — начал было Спец.
— Меня зовут Сэм, — представился тот, что покрупнее. — А это Донни.
— Очень приятно, — сказал Донни.
Сэм провел Спеца в столовую и усадил на стул.
— Ты в порядке? — поинтересовался Сэм. — Слышал, тебя хорошо почикали.
— Мне уже лучше, — ответил Спец.
— Сколько швов наложили?
— Семьдесят два на животе. Двенадцать на плече. Еще шесть на руке.
Сэма передернуло.
— Надо же, — сказал Донни.
— Но теперь-то ты в порядке? — спросил Сэм. — Ну, то есть тебя подштопали и все такое?
— Ага, сразу все зашили.
— Спасибо тебе, Боженька, за современную медицину, так? — продолжал Сэм.
— Точняк, — подтвердил Донни.
— Ну ладно. — Сэм решил перейти к делу. — Ты в курсе, кто мы такие?
— Догадываюсь.
— Вот и отлично, — одобрил Сэм. — И где же они?
— Не у меня.
— Не у тебя, значит, — повторил Сэм. — Так-так…
— Так-так, — добавил Донни.
— Тот урод, который порезал меня, сбежал с пакетом.
— И где бы он мог быть сейчас? — осведомился Сэм.
— Без понятия, — сказал Спец. — Говорю же: он порезал меня и смылся.
— Так-так, — снова сказал Сэм.
— Нехорошо это. Нехорошо, — покивал Донни.
Парни переглянулись. Сэм устало покачал головой и вздохнул.
— Дай-ка мне скотч, — обратился он к Донни.
— Я его не взял, — ответил Донни.
— Разве я, мать твою, не говорил, что скотч может понадобиться? — разозлился Сэм.
— Я думал, ты сказал, что уже взял скотч. Надо было выражаться пояснее, — возразил Донни.
— Господи! Ну ладно, давай сюда свой ремень.
— А ремень-то тебе зачем?
— Затем, что ты забыл скотч, вот зачем.
Донни снял ремень и протянул его Сэму.
— Попробуй только шевельнуться, — предупредил Сэм Спеца, — и я тебе вмажу. Будет очень больно.
И он начал приматывать щиколотки Спеца к стулу.
— Ребята, думаю, нам надо кое-что обсудить. Эй, ребята!
— Руки за спину, — скомандовал Сэм.
— Нам и правда стоит…
Сэм ему вмазал. Было действительно очень больно.
Они заломили ему руки за спину. Донни их держал.
— Теперь ты видишь, — сказал Сэм напарнику, — насколько было бы проще, имей мы скотч?
— Ты уж в следующий раз отдавай распоряжения пояснее, — ответил Донни. — И нечего меня винить. Кстати, вязать больше нечем.
Сэм покосился на него, потом тоже снял ремень и отдал его Донни. Тот улыбнулся и связал руки Спеца за стулом.
— Спрашиваю тебя в последний раз, — обратился Сэм к Спецу.
— Слушайте, дайте мне пару дней, и я найду этого засранца. Точно найду.
— Ты же говорил, что не знаешь, где он.