Мародер без диплома (СИ)
Мы пошагали вниз, к деревне. Вслед за Гиеной, который опять уверенно вырвался вперед. Я сориентировался. Ага, река по правую руку, получатся. Прикинул траектрорию. Нагнал Гиену.
— А зачем нам в деревню? — спрашиваю. — Поместье Епифана же в другую сторону.
— Мы до него пешком до обеда топать будем, там тракт разворочен весь, — ответил Гиена. — На пристань идем. Я там одного мужичка знаю на баркасе, договоримся, он нас до Нижней Ельцовки домчит на своем корыте.
Городок был, кстати, удивительно миленький. Прямо такой, лубочный. Маленькая церквушка сияла свежей побелкой, домики чистенькие, ставни у всех покрашены, палисадники все в цветах. Улочки аккуратно вымощены булыжником и кирпичом. Оградка на кладбище ухоженная. Надо же, как вообще такое возможно в ситуации «никаких властей нет, кто первым выстрелил — тот и прав»?
— А вон там, смотри, — Гиена махнул рукой в просвет между домами. — Видишь, вода? Мы в детстве там на плотах кататься любили, это Зеркальное поле. Там всегда вода стоит, даже когда жарища.
Пристань, как и весь городок, тоже была очень уютной. Деревянный настил с перилами и рядком фонарей. Должно быть, вечером чертовски романтичное место.
Гиена уверенно направился к самой правой лодке, рядом с которой суетился сухонький невысокий мужик с торчащей клочками во все стороны бородой. На голове чуть ли не по самый нос — красная вязаная шапка.
— Ха! Степан! — сказал он, обернувшись на шаги по причалу. Разулыбался во весь свой щербатый рот. — Ты какими судьбами тут?
— До Нижней Ельцовки нас подвезешь, Колюня, а? — сказал Гиена, протягивая руку старому приятелю. — А потом сочтемся, хорошо?
— Докуда, говоришь? — Колюня как-то сразу улыбаться перестал, услышав название пункта назначения.
— Ты плохо слышишь что ли на старости лет? — Гиена захохотал. — До Нижней Ельцовки, говорю. К Пырьеву мне надо, а то ты не знаешь...
— А может тебе не надо сегодня к Пырьеву? — сухонький Колюня скукожился еще больше. — На что тебе эта Ельцовка сегодня? Давай лучше самогонки хряпнем...
Глава 20. Мужики не плачут
Гиена изменился в лице, стремительно шагнул к Колюне и сграбастал того за грудки.
— Что ты там еще бормочешь про самогонку?! — он тряхнул мужичка так, что у того зубы клацнули. — Знаешь чего, так говори!
— Ничего я не знаю, не знаю я ничего, сам смотри, — узловатый палец колюни, весь в пятнах от машинного масла, краски и хрен знает чего еще, ткнул на север, как раз в сторону Нижней Ельцовки. Но ничего особенного я там не заметил. Ну, дым был, да. Но так-то тут все время что-то дымит. Или горит, или баню топят. Или печь.
— Заводи свое корыто, Колюня, — прорычал Гиена. Отпустил субтильного приятеля, поправил на нем кургузую куртейку. Тот забормотал что-то про соляру, которой осталось совсем мало, про «тащиться еще в такую рань, а там еще хрен знает что происходит»... Но в лодку все равно забрался. Через минуту двигатель несколько раз фыркнул и мерно застрекотал. Гиена забрался в лодку и махнул нам следовать за ним.
Мы отчалили, и стали неспешно удаляться от берега. С воды городок смотрелся еще более милым. Аккуратные крыши, утопающие в зелени. Сплошной уют и сонное утреннее очарование. Правда, кажется, кроме меня никого это провинциальное обаяние не зацепило, любовался видом на берег я один.
А еще у меня было странное ощущение, что этого городка вроде как существовать не должно. Словно здесь, в этом мире, не было чего-то такого важного и знакового. Я недоуменно огляделся. Ну, Обь. Великая река, и все такое... Стоп. Водохранилище. В моей версии реальности Обь перегорожена плотиной, и та часть суши, на которой здесь находится эталонно уютный городок, который вызвал у меня тонну умиления, находится под водами Обского моря. Прикольно.
Я еще раз посмотрел на берег. Такое забавное ощущение — сравнивать «там» и «здесь». Даже жаль, что я не очень хорошо знаю эти места. Получается, что по большей части я просто как будто попал в новое для себя место, и все. Иногда вот вштыривает узнаванием, но редко. Вот как сейчас, например.
В реальность меня вернула Натаха. Она ткнула меня в плечо и указала вперед. Я потряс головой и присмотрелся. Теперь понятно, почему дым меня не впечатлил. Просто пожара уже практически не было. Ровные длинные грядки были изуродованы и изрыты колесами. Похоже, кто-то гонял прямо по полям на довольно большом грузовике. От деревянных надворных построек остались только черные обгоревшие столбы. Белое здание самой фермы, которое раньше было не то школой, не то больницей, было целым, но пара окон были обрамлены пятнами копоти.
Вот же бля...
— Подгребай давай к берегу! — заорал Гиена.
— Ты дурак что ли, Степа? — заныл Колюня. — Кто меня потом с мели будет вытаскивать?
— Ой, не звизди, чем ты там на мель сядешь, у тебя и киля-то почти нет! — Гиена приплясывал от нетерпения на носу лодки. — Да хрен с тобой!
Гиена сиганул в воду и размашистыми гребками поплыл к берегу. Встал на дно, попробовал, было, идти, но против завихряющегося в этом месте течения идти у него получалось хуже, чем плыть.
Колюня направил свой баркас к длинному причалу, чуть севернее фермы Епифана. Не дожидаясь, когда он притрется поплотнее, я перескочил на деревянный настил и во весь опор понесся к ферме. Ясен пень, стараясь заткнуть в голове хор самых дрянных предчувствий.
— Нет, Фаня, нет! — вопль Гиены я услышал еще не добежав до ворот. Ну вот, похоже тут предчувствия даже преуменьшили...
Залитое кровью тело Епифана было приколочено к толстым доскам забора. Шляпки здоровенных гвоздей торчали из раскинутых в стороны ладоней и из-под ключиц. Крови было так много, что она промочила всю одежду и покрывала тело подсыхающей багрово-коричневой коркой. Не окровавленным было только лицо. Правый глаз заплыл под чудовищным кровоподтеком. Левый закрыт. На животе — несколько уколов. Штык-нож или что-то подобное. Не жилец, даже если сейчас живой...
Гиена стоял рдом с забором на коленях, его могучее тело сотрясали рыдания. Крупные слезы лились из его глаз сплошным потоком.
Я коснулся пальцами шеи Епифана. Мало ли, вдруг он еще жив. В ответ на мое прикосновение его глаз открылся. И в нем даже все еще светилась мысль.
— Фаня! — Гиена вскочил и оттолкнул меня плечом. Дернулся вперед, как будто хотел обнять друга, но замер. — Кто? Кто это сделал?
— По... послание... — еле разлепив губы произнес Епифан.
— Ты лучше молчи, Фаня! — Гиена беспомощно посмотрел на меня. — Давай же, ну! Злись, бойся, бесись, что там тебе надо, чтобы твоя одаренность выплеснулась?! Помоги же ему!
— Степа, отойди, — проговорил Епифан. — Послание для Богдана.
— Это Матонин? — Гиена уперся ладонями в забор над плечами Епифана. Из глаз его продолжали катиться крупные слезы. — Это он, хорек сраный, все устроил?!
— Голова быть холодной, а клинок — острым, — прошептал Епифан в мою сторону. — Не спешить. Или он убить тебя раньше.
— Что это? У него бред? — Гиена снова сделал движение, будто хочет обнять друга, но остановился и тоскливо завыл.
— Не бред, — прошептал я, сжимая кулаки и до боли зажмуривая глаза. Вот Епифан тихо сидит рядом со мной на крыльце и пускает дымные кольца. Молчаливый и надежный, как скала. Я ни черта о тебе не знаю, Епифан, я тебя вчера увидел впервые в жизни, и, получается, привез на хвосте твою смерть. Ну же, давай, где ты там, сила, спрятанная внутри? Дай хоть какую-нибудь подсказку, что мне сделать с собой, чтобы спасти сейчас жизнь этого смертельно израненного человека?! Глаза начало жечь, из под ресниц покатились слезы.
Открывать глаза не хотелось, потому что я и так знал, что увижу. Но я все равно открыл. Епифан посмотрел на меня своим единственным открытым глазом, его окровавленная грудь в последний раз поднялась и опустилась.
Это всегда очень странно наблюдать. Только что перед тобой был живой человек, которому больно, которому страшно. Который есть. Какой-то неуловимый момент. И все. Ты понимаешь, что там внутри больше никого нет.