Бонус в наследство (СИ)

   Вся стена была оклеена старыми плакатами с Викки и фотографиями уличных танцоров. Викки Делир выделялся среди всех полосатой рубашкой, широкой белозубой улыбкой, светлым взглядом. Рена ожидала, что он будет моложе. Но ни на одной фотографии Викки не выглядел младше пятидесяти. Кроме него, были и другие люди – смуглые и не очень, женщины и мужчины, мальчики и девочки. Много улыбок, много движения. Почти на каждой фотографии танцевали, особенно одна женщина, высокая, статная. Андреа? Рена перевела взгляд на старуху. Девочка взяла Рену за руку и подвела к кровати. Старческая ладонь легла девушке на бедро. Рука Андреа почти ничего не весила. Рена взяла её в свои руки, тихонько сжала в знак приветствия.
   – Сядь рядом, детка, – сказала Андреа. – Ты видишь фотографии? Узнала кого?
   Рена снова сжала руку старухи. Микки подвинул к девушке стул, чтобы та села напротив старухи.
   – Пусть мой глупый внук поставит пластинку. Ту пластинку, где мы поём вдвоём с Викки. Знаешь, детка, какой он был? Весёлый, смуглый – как мы, только глаза шальные, светлые. Серые глаза, словно серебряные монетки. Всегда смеялся. И пел. Ах, миа, как пел!
   Рене захотелось плакать. Особенно когда зазвучал голос Викки Делира. И второй, женский голос, вторил ему.
   – Мы могли танцевать и петь с рассвета до заката, а потом до следующего рассвета, только на любовь и на сон прерывались. Потому и девочки у нас родились такие – смуглые, как ночь, с глазами светлыми, как звёзды. Парни так и вились около нашего дома, миа. Жаль только, Викки к тому времени уже нас покинул. Старый дурак! – со слезами на слепых глазах вскричала вдруг Андреа. - Не мог пожить еще хоть до девяноста! Куда спешил? Всегда жить торопился, вот и помер в каких-то семьдесят пять. До сих пор помню его слёзы – подвёл я тебя, говорит, миа, подвёл.
   Рена посмотрела на Деми. Тот следил глазами за граммофонной иглой, словно ничего важнее на свете не было.
   – А девочки выросли красавицы… и внук у меня однажды родился такой же ясноглазый, хотя и светлее, чем они. Видно, в папашу своего удался, – с осуждением сказала Андреа. - Пропащий был человек, воришка и пьяница. Всё только и говорил, что надо моей Луизе титул араны вернуть, от которого её отец отказался. Говорил-говорил, да и втемяшил это в непутёвую голову моего глупого, глупого внука.
   Девочка принесла на подносе чашки с бульоном, крепко приправленным ароматными травами, и старуха ощупью приняла из рук Рены свою порцию. Свежие лепёшки хрустели на зубах корочкой, от горячего бульона с пряностями першило в горле, и девушке казалось, что время замерло в маленькой комнатке. И воздух, который она вдыхает, всё тот же, которым дышал единственный на свете человек, наплевавший на богатства и титулы ради музыки, песен и танцев в пёстрой компании нищих. Двадцать пять лет назад он умер в семидесятипятилетнем возрасте, оставив уже немолодую жену и двух взрослых дочерей. Рена почувствовала, что слёзы уже на подходе. Андреа передала ей опустевшую плошку и продолжила свой рассказ, комкая в пальцах кусочек хлебного мякиша. Говорила она то громко, то еле слышно, потому что не могла слышать собственный голос.
   – Когда моему глупому внуку исполнилось пятнадцать лет, он сказал Луизе: давай восстановим аранство! Будем хорошо жить, и дом весь будет наш. Конечно, Луиза сказала – нет, нельзя. Но мой глупый внук был упрямый человек. Надо сказать – весь в дедушку пошёл, жаль только, что Викки его не знал. Может, воспитал бы как-то иначе, чем этот непутёвый. Впрочем, непутёвый отец давно уж покинул наши края и вообще наш город. Не сиделось ему на месте.
   Деми внимательно изучал пластинку – как она кружится, чуть покачиваясь. Он уже переворачивал её, теперь держал наготове следующую.
   – Я знаю, какая сейчас будет песня, – прервала сама себя Андреа. - Та, где парень приходит к своей женщине спустя несколько лет, и она гонит его от себя. А он извиняется, говорит, что не понимает, что такого – ведь он же пришёл. В этом вся суть. Мой глупый внук тоже не понимал, что такого в его желании. Он хотел титул арана. И он бы его получил, если б Луиза не заболела в тот день. Тогда господин канцлер согласился их принять… Да, принять их в своём дворце. Где был мой глупый внук, когда Луиза лежала в бреду? Он подговорил свою тётю Анасту пойти на приём вместо Луизы. Вот так-то. Всё вскрылось – что она не Луиза, хоть и дочь Викки, их обвинили в мошенничестве, запретили появляться в богатой части города… Что ж, Луиза не долго мучилась. Где был мой глупый внук, когда она умирала? Помогал Анасте выскочить замуж за сана! Зачем?
 
   – За деньги, – пробормотал Деми. – У него были деньги на докторов. Разве я виноват, что в вашей дыре только один бесплатный врач, да и тот пьяница?!
   – Я знаю, что он сейчас говорит тебе, миа. Что он хотел как лучше. Но моё сердце не выдержало, оно наполнилось чернотой и горечью. Я не хотела больше видеть ни Анасту, ни своего глупого внука. Я хотела забыть их лица и имена, я молилась Баиги, и вот что она сделала. С тех пор я начала слепнуть и глохнуть. Что ж, Баиги оказалась милостива ко мне… Больше мне не увидеть сияния глаз моего глупого внука. И я не знаю, похожи ли они ещё на глаза Викки. И когда я скажу ему, что прощаю его – то не услышу, что он скажет в ответ.
   Рена уже вовсю плакала в кулачок. Микки стоял, сложив руки на груди, и глядел в окно. Слишком внимательно и неподвижно. Деми подождал немного, убедился, что Андреа договорила, и сказал:
   – Я был уже почти взрослый… пять лет назад. Мне чуть-чуть не было восемнадцати, когда мы потеряли маму. Я убедил Анасту и её мужа усыновить меня. Был Демиано Делир – Луиза не меняла фамилию. А стал, значит, Деми сан Котт. И я всё думал, как восстановить имя деда вместе с титулом. У аранов куда больше прав! Дед зря отказался от титула. Он мог бы всё то же самое: жить здесь, записывать музыку, продавать пластинки, руководить уличными музыкантами… любить Андреа. Всё то же самое, не отказываясь от аранства! Это была всего лишь его прихоть. А все возводят его идиотский поступок едва ли не в святые деяния, и я до сих пор не понимаю, почему? Он лишил мать возможности получить помощь хорошего доктора. И бабушку тоже!
   – Не надо, - сказал Микки. – Мы слышали твои речи, Деми. Ты всегда был неправ. Правда, Рена? Что скажешь?
   – Поэтому ты хотел, чтобы я вышла замуж за арана? – спросила Рена. - Чтобы доказать, что восстановление титула возможно?
   – Я хотел, чтобы ты была счастливой. Богатой, счастливой и свободной.
   – Деми, она выбрала тебя. Не испорти всё, - сказал Микки. – Вам пора, красивая арана.
   – Я не арана, - машинально поправила его Рена. – И никогда ей не стану.
   Они попрощались с Микки, Андреа и девочкой-помощницей, и Рена села в машину рядом с Деми.
   – Я хотел восстановить титул не ради себя, – сказал он, хотя Рена ни о чём его не спрашивала.
   – Понимаю, – кивнула она.
   – Но они не поняли. Всё, что они увидели – так это мои похождения во время болезни и смерти матери. Они считали, что я должен был поступить, как все в этом нищем квартале – сидеть у её кровати и молиться. Молиться! Какие бы ни были на свете боги, они всегда милосерднее к богатым. И я бегал в поисках помощи, пока не стало поздно и безразлично.
   Он тронул машину с места и повёл её не спеша – здесь, среди беспорядочных и даже шатких построек быстро ехать было сродни самоубийству.
   – Я учился быть мошенником, потому что не знал, как прожить иначе. И знаешь, мне понравилось. Босяки часто лицедействуют на улицах. Поют, танцуют, разыгрывают сцены… ну, а я пошёл чуть-чуть дальше. Опять же, многие из наших подворовывают по мелочи, почему же я так не могу? А дальше ты знаешь: я попытался жить честно, задолжал сразу нескольким кредиторам… поступил на службу, да поздно. КДС признала меня должником. Я стал рабом у хозяина «Бонуса» И он меня проиграл твоему отцу.
   – И что же дальше? – спросила Рена.