Попутчики (СИ)

Полди оглядел волка глазами, сияющими от восторга — крепкие лапы, пышную гриву, густую шерсть, пушистый хвост…
— Обожаю собак, — заявил он и вдруг вздохнул. — Дома у меня была собака почти такая же крупная, как и ты, добрый господин.
Волк забавно встряхнул головой, взвился в воздух и кувыркнулся обратно. Врени облегчённо выдохнула, снова увидев человека. Она понимала, что опасность никуда не делась, но всё-таки оборотень в человеческом облике внушал меньше ужаса, чем в волчьем.
— Зачем тебе собака? — грубо спросила она. — Вы же бедный монастырь, пасёте скот и пашете на огороде. Или ты сам за стадами ходил?
Брат Полди взглянул на неё с упрёком.
— У нас рядом горы. Как бы мы помогали путникам, которых застала врасплох лавина, если бы нам не помогали наши младшие братья?
— А! — прояснилось лицо у Веймы. — Конечно! Сюдос! Как я забыла? Знаменитый перевал? Так это вы с собаками спасаете попавших в беду путников?
— А говорил — только переписчиками и славитесь, — пробормотала Врени.
Полди покачал головой.
— Тому, кто служит Заступнику, не пристало хвастаться добрыми делами, — пояснил он. Лицо его внезапно омрачилось. Вейма принюхалась.
— Ха! Рассказывай, монах! Кто умер у тебя на руках? Кого ты не смог спасти? Не отворачивайся. Я-то вижу, как ты помрачнел. Ну же!
Она посмотрела так строго, что брат Полди поёжился и опустил голову ещё ниже.
— Я не знаю, добрая госпожа, — глухо пробормотал он. — Он… я не знаю его имени. Он умер. Я нашёл при нём… отец приор сказал, что это может быть важно.
— Бумаги, — медленно произнесла Вейма. — Прекрасно. Теперь появляются ещё и бумаги. Украденные у мёртвого.
— Госпожа, я клянусь тебе, в моих действиях нет ничего дурного. Добрая госпожа, молю, поверь мне! То, что я нашёл… это предательство братьев-заступников! Это секрет, который…
— Замолчи, — тихо произнесла Вейма. — И убирайся. Завтра на рассвете вы уйдёте отсюда…
Она помолчала и, глядя на бледное лицо монаха, добавила:
— Вир пойдёт с вами. Он отнесёт книгу в университет, а ты отправишься в город Сетор. Там будет проходить рыцарский турнир, на котором соберётся весь Тафелон.
— Но я не…
— Сетор находится у самых границ Лабаниана, — пояснила вампирша. — Там я смогу передать тебе деньги и помочь добраться туда, куда тебе нужно.
Она помолчала, с сомнением на монаха.
Его стоило бы прогнать…
…он бесценен…
То, что он несёт, может навредить братьям-заступникам.
…это прекрасно…
* * *
Брат Полди дождался, когда они останутся одни с Врени на дороге в деревню и тихо спросил:
— Он оборотень?
— Как ты догадался? — издевательски ответила цирюльница. — Кто бы это ещё мог быть?
— Все мы дети Создателя, — со своей обычной кротостью отозвался монах.
— Он проклятый, — зло напомнила Врени. Брат Полди пожал плечами.
— Святой Батсо, основатель ордена нищенствующих монахов, проповедовал перед волками, — сказал он. Я иногда думаю, не были ли это оборотнями. Ведь волки не понимают человеческой речи.
— Да ну? — недоверчиво отозвалась цирюльница.
— Я бы проповедовал перед собаками, — вздохнул монах.
* * *
— Я не хочу ехать в Сетор, — тихо сказала вампирша, когда они с мужем остались одни.
Вир обнял её за плечи и притянул к себе.
— Я кое с кем поговорил, — ответил он. — На время турнира Сетор объявят местом сбора клана. Любой вампир может приехать туда и на него не будут нападать его сородичи.
— Сетор! — вывернулась из объятий вампирша. — Нас с учителем там чуть не убили!
— Ну… — со смешком притянул её обратно к себе оборотень, — прежний хозяин Сетора был старомоден…
— Старомоден?! Да он бросался на любого вампира, которого видел!
— Ты ведь никогда не общалась с братьями по клану? — спросил Вир. — Ты знала только своего учителя, который не знакомил тебя с другими вампирами, и немного Липпа.
— Ну и что? — нахмурилась Вейма.
— Они все такие, — пояснил оборотень. — Совершенно не терпят себе подобных, тем более близких им по силе. Да и ты тоже. Ты же даже имени Липпа слышать не хочешь.
 
— Я не хочу слышать его имя потому, что он сильнее меня и едва не погубил Магду, — надулась вампирша.
— Не бойся, — крепче обнял её оборотень. — Твоему пугалу в Сеторе давно брошен вызов. Сейчас у Сетора другой хозяин, более… сдержанный. Не советовал бы тебе ехать туда одной, но на турнир он тебя пропустит. Как и других.
Вейма передёрнула плечами — насколько это позволяла крепкая хватка мужа. Пустит, ага! Похоже, в Сетор явится много вампиров, конечно, хозяину города выгоднее делать вид, что он их гостеприимно принимает, чем принять безнадёжный бой сразу со всеми.
— Но я-то не дочь клана! — напомнила она.
— О тебе я договорился, — успокоил её Вир.
Вейма вздохнула.
Для клана она не была ни вампиром, ни женой Вира. Она была его рабыней, наградой, которой он потребовал у проклятых за свою помощь с Гандулой — развалинами замка старого Дюка, где проходили встречи. Он сумел сохранить эти развалины… развалинами. Союз баронов так и решился ничего строить на этом месте. И когда он потребовал отдать ему её — вампиршу, не пьющую крови, женщину, сбежавшую от него, проклятую, нарушившую его территорию, её просто… отдали. Как вещь. Как нечто ненужное. Кто-то хотел, чтобы её убили. Кто-то считал, что отдавать оборотням детей клана, пусть и провинившихся — неверно. Но в конце концов её швырнули к его ногам — забирай, пёс. И теперь он договаривался, чтобы вампиры… сделали вид, что её нет.
Она жива только пока он просит за неё.
— Я не хочу, — устало уткнулась она лбом в её плечо.
— Ты должна сопровождать свою госпожу, — напомнил оборотень. — Ты — её советница. Она и так отпускает тебя жить здесь, со мной, не требует, чтобы ты всё время была подле неё.
Вейма скривилась, но промолчала.
Некоторые вещи невозможно исправить.
Если ты больше не доверяешь человеку… бесполезно притворяться, что это не так.
Виру проще.
Он предан барону — и точка. Он умел быть преданным.
Вейма… не умела.
— Она была молода и напугана, — мягко произнёс Вир.
Вейма промолчала. Когда она была молода и напугана, её обратили в вампира и вскоре бросили скитаться одну, необученную, неспособную себя защитить. Она боялась всего и больше всего — саму себя, то чудовище, которое в ней жило после обращения. То чудовище, которым она стала. Вампир, который теряет сознание при виде крови — вот чего она добилась своими попытками отторгнуть новую сущность! Вир как-то не собирался извинять её слабость, её страх, её молодость. Он спас ей жизнь, а после угрозами и хитростью заставил остаться с ним.
  
Глава вторая
 
Оборотни
 
Врени быстро шагала по дороге, но едва поспевала за размашистым шагом оборотня. Он вроде бы и не торопился, но легко оставлял спутников позади. Брат Полди упрямо ковылял последним. Он был упорным и, даже смертельно устав, упорно шёл вперёд. Врени подозревала, что он с непривычки сбил себе ноги.
— Монах, — угрюмо произнесла цирюльница. — Так ты никуда не дойдёшь. Сядь.
Вир прошёл немного вперёд и остановился, пережидая, пока цирюльница перевяжет монаху ноги.
— Зря ты отправился в путь, монах, — сухо сказал оборотень.
Полди поднял на него отчаянный взгляд. В бледно-карих глазах монаха плескалась боль.
— Это мой долг, — ответил он. — Я дойду.
Врени пожала плечами. Они шли уже пятый день. Когда Вир чуял людей, он уводил монаха и цирюльницу в лес. Это замедляло путь, но давало монаху возможность отдохнуть. Полди не жаловался и не просил пощады. Врени подозревала, что он там бы и шёл, не останавливаясь, пока не свалился бы. Она ещё подозревала, что оборотень предпочёл бы пробежать через лес на четырёх ногах, но ради спутников шёл на двоих и по дороге. Деревни они тоже обходили. Вечерами оборотень оставлял их одних и воровал в деревнях еду. Брат Полди пытался отказываться, но цирюльница пригрозила накормить его насильно. Ей было плевать на такие вещи. Пусть этот грех будет на совести оборотня, ей дела нет. Хуже всего было ночевать в лесу. Из предосторожности они не разводили костров и осенью было уже слишком холодно. Приходилось жаться друг к другу. Брат Полди дрожал от стыда и смущения, но возражать не осмеливался. Вир менял облик и убегал в лес что-то разведать, но к середине ночи возвращался и прямо в волчьем облике приваливался к ним. Тогда брат Полди расслаблялся, согревался и мог уснуть. А вот Врени, напротив, принималась мелко дрожать от страха, ненавидя и себя, и оборотня за то, что может промолчать, но не может скрыть от него свой ужас.