Никому тебя не отдам (СИ)

Только всё это походило на стихотворение Вертинского:
«Потому что не надо срывать цветов 
И в клетках томить птиц, 
Потому что нельзя удержать любовь, 
Упав перед нею ниц». 
Испугалась? Нет. Окаменело. Внутри всё окаменело: первые зачатки нежности и симпатии. Поторопился. Слишком быстро признался. Зачем? Боязливо стало. Ариевский на горизонте появился и, видимо, показался настоящей угрозой. Наивный. Голова, слава Богу, на плечах и не бросило бы в непонятный омут, не затянуло в болото. Прошло бы, переболело. Грабли, хоть и совсем уже родными стали, но наступать на них снова — глупо, или даже трусливо, что ли. Запуталась. Двое мужчин — одно имя. Два романа — один выбор.
Провалялась с книгой все выходные. Отключила телефон, закрылась в комнате. Ела? Не помню. Не хотелось. Родные волновались, точнее, мама переживала. Дашка лишь однажды попыталась поговорить. Ну как поговорить? Один раз постучала в дверь, крикнула: «Хватит нюни распускать» и все. Лимит сестринской заботы исчерпан.
Засыпала при включенном свете с книгой в руках. Хотелось уйти от реальности, убежать хотелось. Только закрывались глаза, и появлялся он. Снился. Совсем обнаглел и даже в подсознание пробрался. Не спрашивал разрешения, просто смотрел, будто в душу заглядывал. Что искал? Внутри давно пусто, черная комната с черной кошкой, не найти ничего. Только оклемалась от романа с Эдиком. Пережила настоящий кошмар. Приобрела и тут же потеряла. Ребенка потеряла на седьмой неделе беременности. А он даже не знал. Не говорила. Не хотела обременять внебрачным малышом.
Жить заново училась. В работу ударилась. В автошколу пошла. Права водительские получить хотела. Да только жизнь по наклонной покатилась, снова. Нет, не влюбилась, ни капли. Гормоны, скорее всего, восстановились. А он женатым оказался. Значит, опять родные грабли. Проклята, что ли? Хотя, нет. Вольский же холостяк, да вот только на сумасшедшего сильно похож. Влюбился, заклинило его, а я ведь и повода не давала.
Вечер воскресенья. Стучали в дверь, будто выбить хотели. Закрыла уши подушкой, не помогло, звук еще громче стал, а затем послышались голоса. Мама просила открыть. Послушалась. Чего прятаться-то?
Лениво поднялась с кровати, сунула ноги в тапки. Мышцы проснулись и отозвались странной болью. Открыла щеколду, едва устояла, когда в комнату ворвались женщины. Мама пригвоздила строгим взглядом, будто с ковром сравняла. Тетя Жанна оказалась не такой смелой. Пыталась выглядывать из-за спины и что-то уяснить для себя.
— Лесь, Ванька пропал, — тетя Жанна перешла к делу, без всяких там «Здравствуй» или «Привет».
— Вы уверены? — я поинтересовалась с недоверием, а они кивнули в ответ головой, одновременно, — а ко мне чего пришли? Деньги на счету закончились, чтобы в полицию позвонить?
Переглянулись между собой. Мама, видимо, рассердилась. На лице мускул дрогнул, а крылья носа раздулись, осталось только искрам из глаз посыпаться.
— Шутки надумала шутить? — едва не вздрогнула от властного тона мамы, — лучше набери его друга, Тимура. Может, он в курсе.
Встрепенулась. Звонить Тимуру? Извольте. Я тут имя его слышать не хотела, не то, чтобы говорить с ним.
— Не буду, — возразила я, скрестив руки на груди. На мой ответ мама едва ногой не топнула от возмущения.
— Как это «не буду»? Что за детский сад, Алеся? — мама сорвалась на крик, вот только ее высокий голос больше походил на визг, отчего я иронично ухмыльнулась.
— Лесенька, пожалуйста, помоги найти Ваньку, — тетя Жанна попыталась подойти с другой стороны. Нежный, умоляющий голосок, да еще за плечи обняла, прижимая к своей груди.
— Дамочки, вашему Ваньке двадцать восемь лет, наверное, загулял мужик. У девушки какой-то околачивается. Чего волнуетесь? — хотела подбодрить, вызвать улыбку, а получилась обратная реакция. Тетя Жанна почти что заплакала, а мама принялась прожигать меня гневным взором.
Они обрушили на мою голову настоящий словесный водопад. Все-таки им удалось уговорить. Неохотно потянулась к телефону. Набрала номер Тима, подождала. После седьмого гудка завершила вызов. Уныло пожала плечами, но дамочки не сдались. Открыли створки шкафа и принялись меня одевать. Сопротивлялась, а толку? Одна слишком тучная женщина, тетя Жанна, в состоянии справиться со мной без помощи друга, а тут еще пособник в виде матери. Победа в этом раунде была за ними, естественно.
 
Надела синие джинсы, которые успели стать немного свободными в талии. Похоже, я все-таки не ела на выходных. Волосы собрала на затылке в пучок. Пришлось умыться. На макияж времени не осталось, да и желания. Вызвала такси. Нервно курила возле подъезда, ожидая автомобиль с желтой шашкой на крыше. Пока ехала в машине, успела прочитать входящие сообщения. Он пытался дозвониться. Тридцать шесть раз и это только за сегодня! Заняться больше нечем, что ли? Ты женатый, милый, а значит, снова грабли. Не люблю грабли. Табу!
Оказалась возле знакомого дома. Зашла в лифт и в сердце что-то екнуло. Разволновалась. Видеться с ним совсем не хотелось. Напугал, все-таки. Странный какой-то. Замуж предложил. С места да в карьер. Точно дурак, как и говорил. Лифт остановился на шестом этаже. Вышла из кабинки и оглянулась. А если сказать, что никого не было дома, поверят? Соболева, ну, правда, детский сад!
Нажала на дверной звонок. Тишина. Никто не торопился, что мне определенно было на руку. Пусть лучше его не будет дома. Но дверь открылась, когда я уже собиралась уходить.
Картина Репина «Приплыли» застыла прямо на пороге. Я даже не сразу поверила глазам, от того быстро-быстро заморгала. Воздух стал ядовитым, пространство сузилось, хотя никогда раньше я не страдала клаустрофобией.
— Новенькая? Заходи — не успела ответить, как меня потянули за руки.
Это тот случай, когда язык проглотила. Да я его даже не глотала, кажется, вообще никогда не имела. Без языка родилась, похоже.
Картина Репина «Приплыли» в репродукции.
Снова не поверила собственным глазам, хотя они были трезвыми, как стеклышко. Дыхание сбилось. Я даже не заметила, что прижалась к стене, когда он резко вскочил с дивана, отбрасывая в сторону полуголую девицу. Веселились. Праздник был в самом разгаре. Стол ломился от уже пустых бутылок и тарелок, а на полу валялись какие-то женские шмотки. Одежда, недорогая, но вызывающая.
— Леся, что ты здесь делаешь? — он сжал мою руку чуть выше локтя, но я не почувствовала тисков пальцев.
— Опа, Алеська! Олеся, Олеся, Олеся. Так птицы кричат в поднебесье, — протянул Ванька, а Тимур, бросив уничтожающий взгляд в его сторону, покрутил пальцем у виска.
Заклинило его. Увидела. Похоже, каждый день клинит, только не на мне одной, а на всем женском поле, в общем.
— Тебя мама ищет, Вань. Ты бы хоть телефон включил, — хотела уйти и даже попыталась, но понятное дело, что у Вольского были другие планы.
Он схватил меня за плечи и вывел из зала, где продолжили развлекаться братец и три девушки. Вошли в кухню. Тим усадил меня на высокий стул. Кажется, еще несколько дней назад я точно также сидела на этом стуле, а он признавался в любви. Врал? Зачем? Не спрашивала же о чувствах. Сам все выложил, как на духу.
— Алесенька, ты неправильно все поняла, — оправдывался. Стал передо мной на колени. Похоже, это уже вошло в привычку, от которой меня начало коробить.
Хотел поцеловать, но я вовремя отвернулась, поэтому касание пришлось из ряда «куда попало». От Тима разило алкоголем. Сильно. На лице заметно отросшая щетина. Сколько дней они пили?
— Ты же не бросишь меня, правда? Я люблю тебя, девочка моя, — произнес он, и я поняла, что моему терпению пришел конец.
Оттолкнула от себя. Получилось. Видимо от того, что на ногах едва стоял влюбленный дурак. Поднялась со стула, но Тимур преградил дорогу.
— Пусти, — ускользнуть не вышло. Он не позволил. Даже в пьяным состоянии он был гораздо сильнее меня, тогда почему получилось оттолкнуть минуту назад? Сам позволил, наверное.