Эксперимент. Реальность или Отражение (СИ)
Только вот, все равно: внутренности скручивались в тугой узел, а сердце грохотало так, словно вот-вот сорвётся!
— Привет, — произносит он и улыбается. На его щеке тут же появляется очаровательная ямочка, но я продолжаю прибывать в ступоре и молчать, словно статуя. Однако парень продолжает: — Мне сказали ты тут что-то вроде местного гида?
Что-что?
Я сейчас ослышалась или он сказала: «бла-бла-бла, ты…бла-бла-бла…что-то вроде…»?
ЧТО-ТО. ВРОДЕ?!
Серьезно?!
Однако вместо того, чтобы послать его в степные дали, беру себя в руки и, растянув губы в легкой, приветливой улыбке, поясняю:
— Я вовсе не гид. Кажется, тебя дезориентировали.
Уголок его рта медленно ползет вверх, создавая подобие ухмылки. А затем он произносит:
— То есть ты не состоишь в студенческом совете и не помогаешь новеньким? — Лукавый прищур и легкая полуулыбка в этот момент прямо-таки призывают пасть к его ногам!
Только вот — не на ту напал!
— Кто сказал, что я помогаю?
Он в недоумении заламывает бровь, когда я поясняю:
— Я направляю. Это разные вещи. Тебе ведь уже не пять лет, верно? — Я смотрю в искрящиеся весельем глаза напротив, и мои руки непроизвольно сжимаются в кулаки. Правда я тут же ослабляю хватку, пока он этого не заметил, и спешно добавляю, пытаясь сгладить накал: — По всем вопросам, касающимся документов, в бухгалтерию или к вашему куратору. А, что касается всего остального, то… Завтра. Завтра я тебе здесь всё обязательно покажу и расскажу. Не переживай.
Я едва растягиваю губы в улыбке, а затем спешно огибаю его, чтобы ретироваться. Но не успеваю. Знакомый жест останавливает меня. По телу тут же пробегают… Нет, не мурашки. Росчерки молний! Поэтому я быстро одергиваю руку, в недоумении посмотрев на парня.
Он пристально вглядывается в мои глаза, а затем щурится, склонив голову набок. После чего неожиданно произносит:
— Слушай, мы случайно раньше нигде не пересекались?
Кажется, на этих словах моё сердце подпрыгивает, а затем всё же ухает в пятки!
Неужели догадался?!
«Да, нет же! Тебя ведь спросили, а не обвинили!» — своевременно вмешивается внутренний голос, и я более-менее успокаиваюсь, спешно ответив:
— Вряд ли. Просто у меня…типичная внешность. Блондинок так много, не грех перепутать, — Я едва усмехаюсь. Глупо и несколько истерично.
Он улыбается, мотнув головой, и пристально смотрит в мои глаза, сказав:
— Не скажи…
Так.
Пора сматывать удочки!
И…что это значит? Он со мной, что… уже флиртует?!
— Я, конечно, польщена. Но мне пора. Прости…
Я быстро спускаюсь по ступенькам вниз, мысленно молясь о том, чтобы не запнуться и не клюнуть носом вперед, только сейчас поняв, что в аудитории остались мы одни!
И где, спрашивается, Акимова, когда так нужна мне?!
Но ответ приходит мгновенно, когда я выбегаю из аудитории, дабы поскорее смыться, пока сердце отплясывает сальсу. Меня резко хватают за локоть, утягивая куда-то в сторону.
— А теперь ты мне всё расскажешь, дорогая! — угрожающим голосом произносит подруга под моим растерянным взглядом.
— Ты нормальная, так пугать?! Я уж подумала это Вольский!
Анжелика усмехается и кивает, сказав:
— Я, кстати, его видела. Сидит возле универа и, кажется, ждет тебя.
— О-о-о, да ты шутишь? — жалобно тяну я. — Серьезно? Опять?
Она смеётся и снова кивает, как болванчик.
— Ох, и не видать тебе рай, Лисцова…
— Это почему же?! — негодующе произношу я, резко повысив голос, не сопротивляясь, продолжая плестись за ней. При этом она до сих пор удерживает меня за ткань пиджака, словно боится, что я сбегу.
Хм. От неё сбежишь! Как же! Сто раз догонит!
— Да потому это, что слишком много сердец разбиваешь! А сколько их ещё будет!? У-у-у, не счесть! — протягивает она, насмешливо мотая головой из стороны в сторону.
— Акимова…
— Да-да?..
Она оборачивается, чтобы посмотреть на меня.
— Иди к черту, а! — говорю я и тут же вырываюсь из её хватки, продолжая идти рядом.
— Ой, далековато идти придётся. Этот черт к тому времени уже вконец перейдёт в фазу деградации!
Я усмехаюсь, поняв, о чем она.
— Если бы тебя сейчас слышал Кир, то…
— То шанс стать нормальным возможно ещё бы был, — насмешливо вторит, сворачивая за угол.
Мы спускаемся по лестнице вниз.
— Знаешь, несмотря на его любовь к самому себе, он не всегда такой…э…такой…
Как бы это сказать то о собственном братце помягче?.. Всё же родственник, как никак!
— Ну же, Лисцова. Говори, как есть! Не стоит смягчать то, что и без того уже, как желе, — словно прочитав мои мысли, тут же иронизирует Акимова.
— Лика!.. — одергиваю я.
Терпеть не могу, когда она так прямолинейна!
«Можно подумать ты бываешь лучше?!» — усмехается внутренний голос, на что я тут же вторю ему: «Да! В отношении своих родственников!»
— Что? У твоего братца вместо мозгов сплошные ноты и самолюбие, заполонившее все в радиусе ста метров! А может и больше…
— Ну… Что правда, то правда, — в конце концов признаю я, но тут же добавляю: — Только частичная! Потому что Кирилл не из тех парней, которые умеют выражать свои чувства. И знаешь, что? — Я смотрю в упор на неё, и она тут же рявкает:
— Что?!
Терпеть не может, когда я делаю паузы. А меня это вечно забавляет.
— В этом вы с ним похожи! Может быть поэтому вы так яро друг друга ненавидите? Хотя, знаешь, я бы заменила слово «ненавидите» на «хотите», — Мои губы растягиваются в озорной улыбке и, зная, что последует дальше, я стремительно бегу вниз по ступенькам, чувствуя, как в груди колотится сердце, а позади, цокая каблуками, бежит Акимова!
Смех так и рвется наружу!
— Ну всё, Лисцова! Сегодня ты попадешь не в зазеркалье, а в ад!
Я смеюсь, пытаясь не подавиться слюной, сворачиваю на первый этаж и тут же отвечаю:
— Там Алиса ещё точно не была! Прикинь, какой был бы ажиотаж?! Алиса в аду?! Что её ждёт? Новые приключения или же дьявол с замашками тирана и очаровательным хвостиком? М? Как тебе?
— Как по мне, так это уже твои фантазии на уровне восемнадцати плюс!
Я снова хохочу в голос, однако прежде чем попадаю в раздевалку, встречаю препятствие. Поднимаю взгляд, слыша запыхающуюся позади Акимову. С бегом у неё всегда были проблемы. И мысленно чертыхаюсь.
Вольский!..
А кто-то сказал мне, что он возле универа сидит!..
@[email protected]
Не успеваю я толком сориентироваться, парень ловко обнимает меня за талию, притянув к себе и, улыбнувшись, произносит:
— Ты неслась прямиком в мои объятья?
Ага.
Мечтай!
— Матве-е-й, — слащаво протягивает Акимова, издевательским тоном добавив: — Какая встреча!
Он переводит взгляд на Лику, стоящую позади меня, и хмурится. Она никогда ему не нравилась. Впрочем, как и он — никогда не нравился мне!
Матвей Вольский — высокий, широкоплечий шатен, который раньше был худощавым мальчишкой, вечно влипающим в неприятности. Ещё с детского сада он оказывает мне своего рода знаки внимания. Не будем говорить о том, что раньше его представление, касающееся ухаживаний, имело вид: сломанного куличика, дерганья за волосы и всяческого рода пакостей. Зачем? Ведь сейчас этот задиристый мальчишка, которого я знаю с ранних лет, вырос. И теперь его методы совершённого иного характера. Прямолинейность и открытость, которые надо признать уже меня бесят!
Сколько можно меня добиваться?!
И ведь не попросишь Никиту с ним разобраться. Нет. Никита, конечно, сильный и смелый парень, временами со вспыльчивым характером. Например, когда я впервые сказала, что не чувствую к нему того же, что он чувствует ко мне. Что вся моя любовь может воплощаться лишь в искренней дружбе, и я буду счастлива иметь такого друга, как он. Этот парень психанул, сломал автомат с кофе, который стоял рядом с нами и был ни в чем неповинен, а спустя пару дней, прислал мне букет цветов, с запиской, которая гласила: «Прости. Я все понимаю. Надеюсь, мы сможем остаться друзьями».