Лабиринты наших желаний (СИ)

В глазах защипало.
— Спасибо, Инна Васильевна…
*
В метро ей резко стало хуже. Впрочем, это неудивительно — бессонная ночь, отсутствие завтрака, а про наркоту и говорить нечего.
Какое-то время Ксюша сидела на скамейке возле выхода и, дрожа от озноба, дышала. Господи, как же плохо… Но надо, надо дойти до работы, объяснить всё Виктору. Хотя Ксюше приходила в голову мысль ничего и никому не объяснять. Но нельзя. Начальник-то не виноват, и смываться с работы, не поставив его в известность — низко и подло.
Вот только на момент, когда Ксюша входила в редакцию, у неё уже почти не оставалось ни на что сил. Хотелось просто лечь на пол и умереть.
Но как она могла позволить себе умирать? Баба Дуся этого не переживёт. У неё одна Ксюша осталась на свете.
— Ксюш? — вопросительно протянул Виктор, как только она тяжело опустилась на своё место. — Ты что-то опаз…
Начальник не договорил — в этот момент он как раз посмотрел на Ксюшу, и тут же посуровел, подобрался весь. И закончил фразу совсем иначе:
— Пойдём-ка в переговорную. Пообщаемся.
— Пять секунд, — выдохнула она, вытаскивая листок чистой бумаги из принтера. Потом взяла ручку и начала писать заявление об уходе.
Галя Елецкая рядом смешно крякнула, но ничего не сказала. И правильно — сначала должен узнать Виктор, а потом уж остальные.
Через минуту Ксюша закончила писать заявление, взяла его в руку и встала со стула. Покачнулась — пришлось схватиться за стол, чтобы не упасть, — выдохнула и двинулась дальше. Посмотрела на Виктора — тот уже вставал с места и, кивнув ей, пошёл по направлению к переговорной.
Перед глазами мелькали чёрные точки, и Ксюша мечтала только о том, чтобы всё это поскорее закончилось. Чуть меньше десяти часов до поезда… надо держаться. Надо.
— Что с тобой такое? — спросил Виктор сразу, как дверь переговорной закрылась, и зачем-то сжал Ксюшины плечи. — На тебе лица нет. Ксюш, в чём дело?
— Никаких дел, — ответила она слабым и каким-то не своим голосом. — Вот. Возьми. — И протянула ему заявление.
Виктор взял его, посмотрел, как на дохлую мышь, и почти брезгливо отбросил в сторону, на стол.
— Что за хрень? Ксюша! Посмотри на меня! — процедил он зло.
— Зачем? — Она подняла голову. — Просто подпиши и пусти дальше. И ещё… У меня сегодня последний рабочий день. Вечером поезд.
— Зашибись. — Кажется, Виктор оторопел. — А про две недели ты что-нибудь слышала? Даже если я подпишу, ты обязана…
— Я не могу. Просто не могу, извини. — Ксюша отвела глаза, ощущая, как щиплет веки и горько становится во рту. — Если нужно, я позвоню парочке своих однокурсниц, спрошу, хочет ли кто-нибудь из них работать у нас… вас. Но сама не смогу.
Виктор молчал, только по скулам ходили желваки. Но в конце концов рявкнул:
— А ну-ка, сядь!
Ксюша опустилась на стул почти с облегчением, и слегка поморщилась, когда Виктор навис над ней, упираясь одной рукой в столешницу, а другой приподнимая Ксюшин подбородок, чтобы она смотрела на него. И кажется, ему в этот момент было плевать на прозрачные «аквариумные» стены.
— Объясни, что происходит. Зачем тебе увольняться так резко? Почему нельзя подождать… ну, хотя бы неделю? Что за спешка?
— Я ничего не буду объяснять, — сказала Ксюша устало. — Не хочешь подписывать — так уйду.
Виктор потемнел лицом.
— Что он тебе сделал? Ты ведь из-за него. Не вижу другой причины.
— Тебя это не касается.
— Ну конечно, — он усмехнулся. — Моя лучшая сотрудница убегает с работы со скоростью света — и меня это не касается. Отлично.
Ксюша пожала плечами.
— Так ты будешь подписывать или нет?
Виктор словно не слышал.
— Ты в родной город поедешь? К бабушке?
Она даже удивилась. Надо же, начальство помнит, что у неё есть бабушка.
— Да.
— Ладно. — Виктор выпрямился и сложил руки на груди, глядя на Ксюшу с неудовольствием. — Давай сделаем так. Ты перепишешь заявление.
Она открыла рот, чтобы возразить, но он не дал.
— Молчи пока, слушай. Перепишешь, возьмёшь отпуск на оставшиеся у тебя дни. Если будет мало — напишешь за свой счёт ещё пару недель. Если вдруг и этого будет мало — договоримся. Может, внештатно поработаешь какое-то время.
 
— Я не вернусь в Москву.
Виктор поморщился.
— Давай без дальнего планирования, ладно? Не вернусь, не вернусь. Моя однокурсница всю жизнь мечтала выйти замуж за американца, говорила — ни за что не вернусь в Россию, всё достало. В результате через год примчалась с вытаращенными глазами — не может жить там, и всё тут. Так что не зарекайся, Ксюш.
Она промолчала. Зарекайся-не зарекайся, а факт остаётся фактом — она сюда не вернётся.
Но им с бабушкой понадобятся деньги. А зная начальника, можно предположить — без них Ксюша не останется. Работой он её завалит.
— Ладно. Я сделаю, как ты говоришь. Напишу отпуск… а там посмотрим.
— Вот и прекрасно, — Виктор слегка расслабился. — Умница. А теперь пошли работать. Раз ты сегодня уезжаешь, надо кучу всего закончить.
Ксюша кивнула и быстро встала со стула, сразу поплатившись за беспечность резким сжатием висков и головокружением. Начала оседать на пол, но Виктор подхватил её и прижал к себе.
— Что же с тобой такое… — пробормотал он, задумчиво погладив Ксюшу одной рукой по волосам. — Ты не беременна?
— Нет, — ответила девушка, попытавшись отстраниться. Но попытки были слишком слабыми, чтобы Виктор даже внимание на них обратил.
— Тогда что? Не пойму, из-за чего можно так резко захотеть вернуться в Тьмутаракань…
— Не в Тьмутаракань, а в Чебоксары. И я уже говорила. Это тебя не касается.
Начальство наконец заметило, что Ксюша хочет освободиться, и отпустило её.
— Я понял, — хмыкнул Виктор, но далеко всё равно не отошёл — наверное, побоялся, что Ксюша опять попытается грохнуться. — Пошли.
Она кивнула и медленно двинулась в сторону редакции, но почти сразу Виктор осторожно взял девушку под локоть и повёл в другом направлении.
— Не туда пошли.
— А куда? — спросила она с недоумением и сглотнула — во рту снова была Сахара.
— В столовую. Тебе поесть надо. А потом уже работать. Часом больше, часом меньше…
— Я тебя не узнаю, — удивлённо заметила Ксюша, и с ещё большим удивлением уставилась на горькую улыбку, появившуюся на губах Виктора.
— Ты меня вообще не знаешь, Ксюш.
Наверное, так и есть. Впрочем, чего толку рассуждать? В любом случае теперь она его уже и не узнает.
***
Ближе к обеду Андрей начал паниковать. Ему не слишком хотелось показывать бате смонтированное видео, оно предназначалось Ксюшке. Но раз она не хочет по-хорошему…
Только необходимо подложить что-то мягкое, иначе отец его на месте придушит. И врать поубедительнее. А чтобы поубедительнее врать, надо хорошенько всё продумать.
А потом, когда страсти поутихнут, Андрей Ксюшку найдёт. Никуда она от него не денется. Главное, чтобы бате перестала быть нужна.
Впрочем… Андрей щёлкнул мышкой, остановив на мониторе один из самых пикантных моментов, когда Ксюшка выгибалась под ним. Какая же потрясная у неё грудь…
Но сейчас не об этом. А о том, что вряд ли хоть одному мужику на этой планете может понравиться, когда его бабу трахает кто-то другой. И вряд ли после подобного батя захочет видеть Ксюшку, не говоря уже о том, чтобы её иметь. Он тот ещё собственник.
— Алло, Настя.
— Чего тебе? — голос сестры звучал на редкость угрюмо и недовольно. Совесть, что ли, мучает? Или так, подростковые проблемы?
— Во сколько завтра батя приезжает?
— Утром. Часов в десять будет.
— Отлично. И я тоже буду… часам к десяти.
— Лучше вечером приезжай. Папа хоть отоспится.
Андрей хмыкнул. Нет уж. Отец ему точно пару раз по морде заедет, и чем меньше у него будет сил — тем лучше. Без зубов остаться совсем не хочется.
— Посмотрим, Настёна. Посмотрим…