Мрачный Жнец (сборник)

  
Терри Пратчетт
 
Мрачный Жнец
   
Мор, ученик Смерти
 
 
Посвящается Райенне.
 
В этой озаренной ярким пламенем свечей комнате хранятся жизнеизмерители. Стеллаж за стеллажом тянутся приземистые песочные часы — по одному стеклянному сосуду на каждого живого человека. Они работают беспрерывно, не требуя завода, все льют и льют свой мелкий песок из будущего в прошлое. Каждая падающая песчинка добавляет неприметный шелковый звук в общий свист, отчего кажется, что помещение полнится звуком морского прилива.
А вот и обладатель этой чудной комнаты, он медленно и величаво шествует вдоль стеллажей. Вид у него озабоченный. Его зовут Смерть.
Но не просто Смерть как некое общее, абстрактное понятие. Сфера деятельности данного должностного лица, говоря по правде, вовсе даже не сфера, а скорее плоскость. Так вот, плоскость его деятельности включает в себя Плоский мир. Этот мир, как следует из названия, совершенно плоский и покоится (точнее, едет верхом) на спинах четырех огромных слонов. Слоны стоят на панцире гигантской звездной черепахи по имени Великий А'Туин. Диск обрамлен водопадом, пенистые каскады которого бесконечной лавиной обрушиваются в космос.
Ученые подсчитали, что шансы реального существования столь откровенно абсурдного мира равняются одному на миллион.
Однако волшебники подсчитали, что шанс «один на миллион» выпадает в девяти случаях из десяти.
Смерть с холодным постукиванием передвигается по выложенному черной и белой плиткой полу. Его костяные пальцы перебирают ряды занятых своей работой песочных часов. При этом он бормочет что-то, но бормотание заглушается плотными складками одеяния и капюшона.
В конце концов он, по-видимому, находит, что искал. Смерть осторожно снимает прибор с полки и подносит к ближайшей свече. Он держит часы таким образом, что свет блещет и играет на пузатых стенках. Он пристально смотрит на маленькую сияющую точку.
Неподвижный взгляд глазниц, в глубинах которых мерцает дымный голубоватый свет звездных туманностей, обволакивает всемирную черепаху, которая плывет сквозь пространство, мерно гребя гигантскими ластами. Ее панцирь изуродован рубцами от врезавшихся в него комет и испещрен ямами от метеоритов. Смерть знает — когда-нибудь настанет день, в который даже Великому А'Туину придется умереть. Ну и работенка предстоит тогда, нечего сказать!
Но сейчас Смерть погружается в сине-зеленое великолепие самого Диска, совершающего медлительные повороты под крохотным, вращающимся вокруг него по орбите солнцем. Взгляд Смерти перемещается в направлении гигантской горной гряды, называемой Овцепикские горы. Эти горы полны укромных долин, неожиданно вздымающихся утесов, и проч. и проч. Вообще, на квадратный метр здесь приходится такое количество разнообразных географических явлений, что сами Овцепики не знают, что с ними делать. Здесь царит своя, присущая именно Овцепикам погода, которая характеризуется остервенелыми ветрами и перманентными грозами. А когда идет не менее перманентный дождь, то создается впечатление, что кто-то на небе в припадке злости обрушивает на землю целые тучи шрапнели. Некоторые утверждают, все это потому, что в Овцепиках нашла себе пристанище древняя неприрученная магия. Но вы сами знаете, чего стоит эта людская болтовня.
Смерть мигает, прищуриваясь, и вглядывается, в поросшие густой травой склоны.
Вот он смотрит на конкретный склон.
На конкретное поле.
На конкретного бегущего по полю мальчика.
Смерть наблюдает.
И затем голосом, подобным удару каменной плиты о гранит, произносит:
— ДА.
* * *
В почве этой холмистой, обрывистой местности присутствовало нечто магическое. Об этом явно свидетельствовал странный оттенок, присущий произрастающим здесь растениям. Именно поэтому местность назвали Краем Октариновой Травы. Другим свидетельством «намагиченности» почвы служил тот факт, что это был один из немногих районов Плоского мира, где произрастают особые виды растений, приносящие обратнолетний урожай.
 
Плодоносящие обратным образом злаки растут во времени задом наперед. Вы сеете семя в этом году, а оно прорастает в прошлом.
Семейство Мора специализировалось на перегонке вин из обратнолетнего винограда. Эти вина, обладающие необыкновенной силой, пользовались большой популярностью у предсказателей, поскольку давали возможность увидеть будущее. Единственная неувязочка заключалась в том, что похмелье наступало утром накануне. Чтобы преодолеть его, ничего не оставалось, кроме как надраться в доску.
Люди, занимающиеся выращиванием обратнолетних растений, отличаются солидным сложением и серьезным нравом. Значительную часть своего времени они уделяют философским размышлениям о жизни и внимательному изучению календаря.
Крестьянин, по забывчивости не посеявший обычное семя, всего лишь лишается урожая. Однако человек, не посеявший семена урожая, собранного двенадцать месяцев назад, рискует повредить саму ткань причинности, не говоря уже о том, что провинившегося всю жизнь будет терзать раскаяние.
В равной степени неловко чувствовала себя и семья Мора, поскольку младший сын относился к наследственному ремеслу крайне несерьезно, а степень его таланта к выращиванию садовых культур была примерно такой же, как у морской звезды. Не то чтобы от него вовсе не было никакого толку — просто его стремление помогать смутно отдавало жизнерадостной готовностью бодрого недоумка, из кожи вон лезущего, лишь бы помочь «взрослым дядям». В результате серьезные мужчины научились бояться его помощи, как огня.
Казалось, он является источником какой-то заразы, возможно даже смертельной.
Мор был высок, рыжеволос и весь обляпан веснушками. В дополнение к этим особенностям, своим телом он управлял лишь чисто условно. Да и как можно управлять штуковиной, состоящей из одних колен?
В данный конкретный день эта «штуковина» во весь опор неслась по полю, размахивая руками и вопя во всю глотку. Отец и дядя Мора наблюдали сию неутешительную картину, стоя на высокой каменной стене.
— Что у меня не укладывается в голове, — произнес отец (которого звали Лезек), — так это то, что птицы даже не улетают. Я бы непременно улетел, если бы увидел, что в моем направлении движется такой ужас.
— Эх… Удивительная вещь — человеческое тело. Я имею в виду, ноги у него заплетаются, и при всем при том он умудряется набрать порядочные обороты.
Мор достиг границы вспаханной части поля. Обожравшийся до полной невозможности передвигаться голубь, кренясь, лениво уступил ему дорогу.
— Знаешь, с сердцем-то у него все в порядке, — тщательно подбирая слова, произнес Лезек.
— Ага. Неполадки со всем остальным.
— Он очень аккуратен. Всегда убирается в доме. Ест немного, — добавил Лезек.
— Да что там, я и сам это вижу. Лезек скользнул взглядом в сторону брата, который не отрываясь смотрел на небо.
— Слышал, у тебя на ферме освободилось местечко, Хамеш, — сказал Лезек.
— Ага. Так я уже взял подмастерье, разве ты не знаешь?
— А-а-а, — разочарованно протянул Лезек. — И когда?
— Вчера. — Ложь Хамеша была молниеносна, словно гремучая змея. — Все договорено и подписано. Так что извини. Послушай, я ничего не имею против молодого Мора. Хороший паренек, такие нечасто встречаются. Дело лишь в том, что…
— Знаю, знаю, — махнул рукой Лезек, — просто у него не только руки, но и все остальное растет из задницы.
Оба уставились на виднеющуюся в отдалении фигуру. Фигура упала.
Несколько голубей вперевалку подошли к ней с целью выяснения подробностей.
— Знаешь, он ведь не дурак, — нарушил молчание Хамеш. — Ну, то есть, дураком его не назовешь.
— Мозги у него на месте, — подтвердил Лезек. — Правда, иногда он начинает думать так усердно, что приходится колотить его по голове. Только это и помогает. Глядишь — уже очнулся, смотрит на тебя и даже видит что-то.