Тринадцатый апостол. Том I (СИ)

— Гней, все изменилось с тех пор, как я узнал Иешуа. Все. Неужели ты сам не видишь, что перед тобой теперь другой человек?
— Вижу, Примас. Я, правда, порой не узнаю тебя — смутился крепыш и потянулся рукой к щеке, где еще недавно был страшный шрам. Гней даже сам не замечает, как у него вошло в привычку постоянно проверять, не появился ли он вновь — И мне ли, Марк, не верить в божественную Силу Иешуа?
Помолчав немного, добавляет уже более веселым голосом
— А Зиновии хороший урок будет — уж, сколько эта пиявка крови из тебя выпила, сколько денег и подарков вытянула…! И ладно бы верной тебе была, так нет — сколько раз уже ее наши парни видели с купцом Ксанием.
Надо же… я думал, что Марк при его внешности был гулена еще тот. А оказывается, он “Алень обыкновенный”. Что ж, придется мне восстановить репутацию потомка рода Юлиев.
— Марк, мы ведь думали, что она тебя своей греческой магией приворожила.
— Не выдумывай, Гней. Ну, какая еще магия?
— Известно какая! Гречанок с измальства их матери всяким тайным ритуалам учат, нам мужикам на погибель. И знаешь, что я тебе скажу, Марк? Приворот на тебе точно был — это тебе любой из нас скажет — но Иешуа его убрал. Как мой шрам, понимаешь?
Я только тихо хмыкаю, подивившись такой изощренной фантазии своего соратника по оружию. Вот вам и новое «чудо» — Иисус своим благословением снял греческий приворот с верного Примаса! Хоть смейся, хоть плачь, а суеверия процветают… И разубеждать Гнея явно бесполезно — в его глазах уже знакомый фанатичный блеск появился. Представляю, сколько еще таких «чудес» напридумывает теперь народ… 
Конечно, неплохо использовать это, чтобы усилить, так сказать, эффект от Воскрешения Мессии. Наверняка, многие евреи вернулись домой точно так же излеченные, как и Гней. Сегодня увидев чудо, они расскажут о нем родственникам и друзьям. Но ведь каждый видел это по-своему и расскажет тоже по-своему. И тогда начнется… Нет, лучше уж сразу отделить “зерна от плевел” и написать достоверно про чудо. Так, чтобы о нем узнало, как можно больше людей.
  
Глава 8
 
Из бань мы выходим посвежевшими, гладковыбритыми и умиротворенными — все-таки водные процедуры великое дело! Проточная вода снимает не только грязь и усталость, но и прогоняет лишние тревоги из головы. 
К тому же оказалось, что за небольшую плату в один асс здесь еще и побреют, если у вас самого нет бритвы, или умения с ней обращаться. Бритвы здесь весьма своеобразные — это скорее маленький, плоский бронзовый скребок с остро заточенным краем и ручкой в виде кольца. Сам я бы бриться им не рискнул, поэтому отдал себя в опытные руки раба. Процедура, скажем прямо, не очень приятная — скребут прямо по сухому, ничем даже не смягчая кожу и щетину. Но выбора нет — бороду легионеры не носят. Зато рассмотрел, наконец, свою физиономию в большом медном зеркале. Ну…по здешним меркам вроде бы ничего так. Хотя кто их знает — эти “здешние мерки”?
Выяснилось, что и грязную одежду здесь рабы могут постирать — чуть дальше за банями устроена местная прачечная. Настоящий древний банно-прачечный комплекс! Но чем именно они стирать будут, знать как-то не хотелось. Догадываюсь же, что не Тайдом, и даже не хозяйственным мылом. Ладно, был бы результат. В грязном никто из моих боевых товарищей вроде бы не ходит. Цена такая же — один асс. Деньги с собой я, конечно, не додумался взять, поэтому Гней отдает рабам за меня две монетки — одному за бритье, другому за стирку.
А в казарме наш уже ждет обед — парни оставили на столе нашу с Гнеем долю. На обед сегодня чечевица тушеная с бараниной и лепешка из муки крупного помола. Все вполне съедобно, да и порция нормальная. Поев с боевым товарищем из одного котла, оставляю ему большую часть. Отговариваюсь тем, что впереди у меня еще застолье в городе с учениками Христа, а может, и начальство позовет разделить с ними ужин. Самое главное они утром пропустили, погнавшись за храмовыми деньгами, и потом, думаю, локти себе кусали. А теперь, наверняка, дружно умирают от любопытства и желания все услышать от первого лица, потому что легионеры вряд ли смогли им толком что-то рассказать. 
 
Пока Гней тщательно выскребает ложкой остатки со стенок котелка, а потом еще и проходится по ним куском лепешки, я залезаю в вещмешок Марка. Нужно же отдать две медяшки Гнею за бритье и прачечную, и посмотреть, наконец, какое имущество есть у Марка.
Сверху в мешке еще одна аккуратно сложенная туника. Она из более тонкой шерсти и видимо, «выходная». А может, Марк просто поддевал ее под более плотную тунику для тепла. Внизу под ней лежат тонкие кожаные ремешки, которые часто дополняют широкий солдатский пояс — балтеус, на котором крепится меч. Вчера я видел такие на опционе Горации — его кинжал в ножнах был подвешен именно на этих перекрещивающихся ремнях. Свой-то кинжал я по незнанию заткнул за пояс, а оказывается для него у Марка тоже есть ремни. Тут же в голове всплыло название этого кинжала — пугио. Вспоминаю заодно, что лишение воинского пояса было для легионера равнозначно срыванию погон за серьезные проступки или за трусость в бою. Надо же…
В небольшом кожаном мешочке с длинными завязками для крепления на поясе, лежат монеты разного размера и достоинства — в основном бронзовые сестерции и медные ассы. Серебряных денариев всего пять штук, а золотых ауреусов нет и вовсе. Не густо… Видимо “хотелки” неизвестной Зиновии недешево обходились бедному Марку. А возможно просто «зарплата» у легионеров на носу, и он успел все потратить — деньги ведь им всего три раза в год выдают, а у нас сейчас как раз четвертый месяц года идет. 
Все прочитанное мною о древнем Риме, еще в той, в первой жизни, всплывает в голове постепенно, словно по мере надобности. Но целостной картины как не было, так и нет. Сейчас вот увидел монеты — всплыло в памяти их название и соотношение стоимости. Ведь действительно, учили мы когда-то на истфаке денежную систему Рима. Надо будет еще в Кесарии по рынку потом пройтись, чтобы не выглядеть дураком, и представлять, что и сколько здесь стоит.
В мешочке кроме монет лежат еще и два серебряных браслета. Сначала я подумал, что это подарок для Зиновии, но нет — браслеты грубоватые, и по размеру явно на мужскую руку. Это, скорее всего не украшение, а награда типа нашей медали, такое практикуется в римской армии. Причем, идут они в паре, а награждают ими рядовых легионеров не только за битвы, но и за удачно проведенные маневры. Называются они… ага — армиллы. Т. е. Марк у нас вполне себе примерный служака.
Я, кстати, расслабляясь в бане, прикинул в уме возраст своего героя, поскольку знаю теперь, что его отец — Луций Юлий Цезарь умер во 2 году н. э. И по всему получилось у меня, что Марк родился в самом начале 3-го года — т. е. ему сейчас 27 лет. Из которых, наверное, около десяти он провел в армии. Эх, служить ему еще и служить до пенсии! Вернее, теперь служить уже мне. И с этим тоже придется что-то решать. Дезертировать по совету Эмилии Лепиды — мамаши Марка — я конечно, не собираюсь. Но и делать мне в римской армии уже нечего. Надо поискать легальный способ.
Кроме всего вышеперечисленного, в вещмешке нашлась еще солдатская фляжка и небольшое медное зеркальце, завернутое в платок из тонкого льняного полотна, которым легионеры обычно повязывают шею, чтобы не натирали доспехи. На самом дне лежали еще огниво, точильный камень и бронзовая бритва, завернутая в кусок кожи. Похожая на ту, которой меня недавно побрили. А еще удоны — носки на холодную погоду, сшитые из двух кусков ткани. Знал бы я о них и о второй тунике — не мерз бы так в первый день, а оделся бы потеплее…
 
Окинул печальным взглядом разложенные на лежанке скромные пожитки. Прямо скажем — небогато парень жил… Единственная дорогая вещь — кинжал пугио, украшенный серебряной чеканкой. Остальное все, хоть и нужное в хозяйстве, но копеечное. Видимо, мать Марка и сама не шиковала в своей Испании, или же не считала нужным баловать сына. Об этой даме, кстати, в голове у меня информации практически не было, как я не искал ее. Нашел только, что она младшая дочь Павла Эмилия Лепида и Корнелии Сципионы. Род, конечно, древний, патрицианский, дед вообще личность очень известная. Но он давно уже умер, а бабка так и вовсе еще при рождении дочери. И как сейчас живет мать Марка, кто о ней заботится, я не знал.