Жар костей не ломит (СИ)

Малой, да что б тебя…
Подавив внезапно возникшую вспышку гнева, упираюсь плечом в косяк. Напротив застыл встревоженный пацан, а между нами полотно двери и лужица, больше всего напоминающая коврик для обуви.
Показываю взглядом на ручку, а сам вслушиваюсь в царящую кругом тишину. Пацан начинает неловко перекладывать автомат, но вовремя соображает, что оружие должно находится в рабочей руке, а дверь можно открыть и левой.
Малой, ну же… не тяни резину. Замок щелкает и перед глазами возникает легкий зазор. Я толкаю дверь, и та послушно распахивается, не издав ни малейшего звука, словно это был не кусок тяжелого пластика на петлях, а легкая паутинка на ветру.
Захотелось немедленно снять перчатки, чтобы прочистить ушные проходы. Я даже мотнул головой для порядка, а когда вновь посмотрел на Малого, тот уже высунулся по пояс в проем. И про команды забыл и про оружие, открыв от удивления рот, созерцая представившуюся ему картину. Мамкин воин, чтоб его…
Уперев приклад в плечо, осторожно выглядываю следом. Рассеянное зрение настроено на движение, поэтому не сразу обращаю внимание на обстановку. Только крупные объекты без деталей, вроде кровати, стоящей у стены. Замечаю четыре источника света в виде фонарей, расположенных по углам комнаты. Перекрестие лучей сходится под потолком, выхватывая из темноты парящую в воздухе фигуру. Тонкое тело, прикрытое короткой ночнушкой, выгнуло дугой, так что голова девушки запрокинулась назад, а руки безвольно повисли, болтаясь за спиной сломанными крыльями. С ладоней, с тонких пальцев не переставая капает жидкость, в большую лужу на бетонном полу. Черная клякса давно расползлась, растеклась по комнате мелкими ручейками. Тонкие линии то закручивались по спирали, то вытягивались и ломались, складываясь в причудливые узоры. Поведение крови нарушало все известные законы физики, подчиняясь воли неизвестного мастера. Полубезумного маэстро, использующего вместо кисти потоки воздуха, а вместо полотна — бетонную поверхность. Какую мысль пытался донести художник, сказать сложно, поскольку часть работы оказалась скрыта тенью, а та что была видима, представляла собою нагромождение сложных фигур.
— Василий Иванович, у нее из живота какая-то дрянь торчит.
Я вздрогнул, осознав, что все это время стоял и пялился, завороженный невиданным доселе зрелищем. Забыв про оружие в руках, про потенциальную угрозу. Хотя какая к черту угроза, когда из обстановки четыре голых стены и койка: врагу даже спрятаться негде. Единственное живое или скорее мертвое существо парило прямо под потолком в центре комнаты.
Дрянь из живота… Малой прав, и как я сразу не заметил: то ли тяжелый запах крови затуманил голову, то ли жуткая, полумистическая картина происходящего. Тело девушки не левитировало, как могло показаться в самом начале, оно держалось в воздухе за счет канатов: натянутых до предела, отливающих на редкость живым, естественным блеском. Словно неизвестное существо выпростало из распоротого живота щупальца и вцепилось присосками в сгустившуюся черноту.
— Кишки, — растерянно пробормотал стоявший рядом пацан.
Кишки… Точно, кишки! Никакие это не канаты, смазанные солидолом и потому блестящие под светом фонарей. И уж точно не щупальца инопланетного осьминога, поселившегося в животе. Бедную девушку распяли на собственных кишках. Вот только эластичные и прочные, они вряд ли были способны удержать вес тела.
Словно в дикую насмешку, по перевитым канатам внутренностей прошла волна сокращений — они дернулись, а следом покачнулась и сама жертва, оросив пол очередной порцией красного дождя. Что за безумие, что за бред?
— Уходим.
— Василий Иванович, может ей…
— Боец, кому сказано, на выход.
Но Малой словно не слышал, завороженный мрачным зрелищем. По выпростанным кишкам прошла очередная волна сокращений, выгибая худое девичье тело. Труп покачнулся, дернулся — бледные руки попытались подняться вверх, то ли сведенные судорогой, то ли в предсмертной агонии.
— Бегом! — заорал я на пацана, и не выдержав, дернул того за шкирку.
 
Малой не удержался на ногах и, потеряв равновесие, шлепнулся на пятую точку. Лязгнувшее об пол оружие укатилось под лестницу. Но парень то ли не видел этого, то ли плохо соображал. Поднявшись на четвереньки, он принялся шарить руками по полу, в поисках утерянного автомата.
— Пошел-пошел! — проорал я, и для пущего эффекта пнул молодого под зад. Прописал действенное лекарство, строго рекомендуемое в случаях растерянности и временной дезориентации. Что ж, микстура подействовала сразу — Малой вскочил и бросился бежать в сторону выхода. Я же обернулся и обомлел… Шея девушки вывернулась под неестественным углом, а глаза, подернутые мутной поволокой, смотрели в мою сторону. Они смотрели прямо на меня… Если все предыдущие подергивания можно было списать на сокращения мышц мертвого тела, то это было осознанное действие живого человека… Живого ли?
Нет времени на вопросы, нет времени на поиски ответов. Никакого любопытства — лишь отработанные до автоматизма движения. Направляю ствол и вгоняю пулю в лоб ожившего трупа. Звук выстрела отдается в ушах множественным эхом, а я уже несусь по коридору.
Вот он выход, подсвеченный соответствующей надписью зеленого цвета. Хватаюсь за дверную ручку, а в сознании проносятся образы, картинки. Голова девушки дергается от попадания, запрокидывается назад, а брызги… их не было вовсе. Разве такое бывает? Черепушка, что скорлупа грецкого ореха, наполненного жидкостью. Уж капелюшечка должна была выйти.
Не знаю, зачем обернулся. Может хотел лишний раз убедиться, что никакая это не мистика, а старая добрая реальность, живущая по общеизвестным законам.
Закрытая в комнату дверь вдруг резко распахнулась. Пластиковое полотно, не выдержав, слетело с петель, с грохотом упав на пол. На пороге не было ничего — расставленные по углам фонари погасли, но я готов был поклясться, что видел копошение в непроглядной черноте.
Не время для вопросов, не время для поиска ответов — оно обязательно наступит, но позже, а сейчас вперед. Толкнув входную дверь, я вывалился в очередной коридор и увидел спину бегущего впереди Малого. Какой же он медленный.
Я рванул было следом и едва не завалился на пол — снова заедало гребаное левое колено. На культяпках далеко не убежишь, однако за неимением других вариантов и безногий инвалид становится легкоатлетом. Привычным движением хлопнув себя по ноге, заковылял вперед. Ладонью зашарил по разгрузке, пытаясь обнаружить парочку гранат. Как же так меня угораздило, раньше никогда пустым в рейд не выходил, и вот случилось. Из всего имеющегося боезапаса только три магазина и набор мелких отверток с изолентой. Стареешь, Василий Иванович, сдаешь… Даже моток бечевки прихватил, а про гранатки забыл. Не дело это, чтобы отправится в рейд идти, да без гранат. Но ничего, сейчас до лифта доковыляем, а там…
Я поднял голову и увидел, что Малой исчез. Был в тридцати метрах и бесследно испарился, в кишке длинного без ответвлений коридора. Главное, деваться ему было некуда: окон нет — по обеим сторонам глухие стены, может сквозь невидимый люк провалился?
Додумать мысль я не успел, потому как сзади хлопнула входная дверь. Слишком тугая и тяжелая, чтобы ее мог распахнуть сквозняк.
Перехватываю винтовку, ощущая привычную тяжесть в руках. Загнать хотите Василия Ивановича, а вот и хрен вам. Пускай в карманах веревка вместо гранат, зато в стволе самые настоящие патроны, а не конфетти с мармеладками. Сделать еще пять шагов, обернутся и стрелять на поражение. Мертвая баба или живая, не важно — патронов в магазине хватит, чтобы превратить тело в решето. А будет дергаться — свяжем, благо моток крепкой бечевки под рукой. Надеюсь, пацану хватит ума не возвращаться, где бы он там сейчас не находился.
 
Шаг, второй, третий и… сильный шлепок по лицу. Еще один, и еще — я поднимаю веки и слепну от яркого света. Жадными глотками хватаю воздух, наполняя легкие кислородом, словно только что выбрался из-под воды. Перед глазами расплываются пятна света, до ушей доносится испуганный женский голос: