Жар костей не ломит (СИ)

Кожа карамельного оттенка, заостренный нос с горбинкой и глаза изумрудного цвета. Настолько яркого, что в жизни таких не бывает. Поначалу думали — девушка носит специальные линзы, а оказалось, природа-матушка наградила.
— Красивая была.
— Красивая, — как-то по-особенному вздохнул Варя. Он больше прочих вспоминал смуглую девушку из корпуса «врачей без границ». И даже пытался отыскать ее через страницы соцсетей. Делал официальные запросы в дипмиссию в Дамаск, писал и в Москву, и в Женеву, где находилось официальное представительство гуманитарной миссии, но девушка как в воду канула. Словно и не было ее никогда, в закрытом аэропорте города Тебриз, где вынуждены были проторчать несколько недель. Парни маялись от безделья: кто в карты резался, кто отсыпался загодя, а мне вот довелось закрутить роман с иностранкой. С условной, поскольку та несколько лет проучилась в Москве, и прекрасно знала не только язык, но и культуру. Хорошая была девчонка, общительная: вписалась в отряд джентльменов удачи, как родная. Док даже предложил вступить ей в наши ряды, в шутку разумеется. Начальство к подбору иностранцев подходил крайне строго, да и женщины в мужском коллективе к беде, тем более, когда такие.
С той поры много песка утекло, но Варя до сих пор вспоминал восточную красавицу с удивительными глазами изумрудного цвета. Вроде бы женился давно, и детей завел, а вот подишь ты. Мне от этих воспоминаний становилось крайне неловко, словно девушку у друга увел. И ведь знал, что это не так, что она сама меня выбрала, но червячок вины нет-нет, да и закрадывался в душу.
— Может останешься на ночь? Посидим, выпьем.
— Вася, ты смерти моей хочешь? Командир с говном съест, если узнает, что я здесь на час задержался, а ты до утра.
— Узнаю Дока. Любит он перестраховаться.
— В этот раз все по-другому, — возразил Варя.
— Насколько по-другому?
Варя вздохнул, поняв, что сболтнул лишнего. Ну да что уж теперь, раз сказал «а»…
— Я особо не в теме, только слышал краем уха, что пасут твою квартиру.
— Кто?
— Вроде бы люди Жоры… Тебе лучше с Мамоном поговорить, это он постоянное видеонаблюдение установил.
С Мамоном значит… А Мамон ничего не скажет, потому что командир запретил… гребаная секретность. Док был параноиком до мозга костей. Он часто любил повторять, что самая защищенная информация — это не переданная информация. Чем меньше людей в курсе, тем лучше. И даже своим знать не следует, во избежание…
Варя ушел, а я прошелся из угла в угол, замерев напротив окна. Посмотрел в темнеющее небо. В конце концов не выдержал, схватился за сотовый и набрал Мамона. Как и ожидалось, товарищ ничего сообщил, сославшись на запрет командира.
— Вася, не волнуйся, — твердил он сотый раз в трубку, — ситуация под контролем.
— А с Малым чего?
— Приглядываем за пацаном. Все нормально, никто в заложники его брать не собирается.
— Ты в этом уверен?
— Василий, не забивай херней голову. Сидишь себе, ну и сиди спокойно.
Легко сказать — спокойно. Самое сложное — когда остальные работают, а ты будто животное, запертое в клетке. Только и остается, что ждать.
Следующие два дня прошли в томительном безделье. Я переделал все, что только мог: начиная от уборки и готовки на кухне, и заканчивая маханием лопатой.
В наши края пожаловала долгожданная зима с хватающим за щеки морозцем и пушистыми хлопьями снега. Сугробов навалило по коленные шарниры, пришлось вставать и чистить дорожки. Намахался вдоволь, до стонущих от нагрузки мышц и мокрой насквозь футболки. Удивительно, что культяпки молчали. Наверное, охренели от столь резких перепадов температуры: не зудели, не болели, а вели себя как вполне здоровые конечности, только что укороченные в два раза.
После обеда внизу показалась ясно солнышко — Диана Ильязовна. Девушка редко спускалась вниз, предпочитая свободное время проводить в выделенной комнате на втором этаже. И если бы не потребность в еде, сомневаюсь, что она вообще бы вышла наружу.
Все такая же сонная и квёлая, в мешковатой не по размеру одежде, прошаркала до холодильника. Взяла дежурную упаковку сока, потом подошла к столу и забрала специально приготовленный для нее завтрак. Я особо не старался, ибо не повар — так, блинчики сварганил от нечего делать, ну и бутерброды с семгой.
 
Все уложил на широкий поднос, а то прошлый раз эта сонная тетеря с размаху в угол не вписалась. Пролила соус прямо на белый пушистый ковер. Я потом два часа пятно выводил, памятуя об угрозах командира три шкуры спустить за бардак в доме.
— Диана, у вас все хорошо? — поинтересовался, заранее зная, что ответа не получу. Девушка бесплотным призраком прошла мимо.
И что с ней не так, за что переживает? За несчастного Кирюшу, которого поколотили и вывезли в неизвестном направлении? Или за то, что заставили взять внеплановый отпуск, поселив в коттедже за городом?
Так Док все разжевал, объяснил причину. Разве что про Кирюшу особо не распространялся, заявив, что отпустил парня на все четыре стороны, на прощанье велев не появляться.
Вот вроде бы умная баба, а ведет себя…
Ближе к обеду позвонил командир с дежурной проверкой обстановки. Рассказал, что местоположение Жоры пока не обнаружено и рекомендовал бдительности не терять. А потом набрал Малой, и вечно спешащим, захлебывающимся голосом выложил очередную теорию о том, человеческий мозг — это биологический компьютер, способный просчитывать возможные варианты развития событий и на их основании выдавать точный прогноз. Одним словом, предсказывать ближайшее будущее.
Признаться, я его толком не слушал, плечом зажав телефон, и на ходу разделывая курицу. Сотовый постоянно мешался, норовил выскользнуть из-под щеки, поэтому через пять минут отключил Малого. Не уверен, что парень это заметил: настолько был увлечен новой теорией.
Пока варилось мясо, снял с крючка большую сковороду. Под вечер захотелось сделать блинчики с начинкой из мяса, приправленные соусом терияки. Уж больно зашло сие блюдо в Стамбуле, под чашечку крепкого кофе с видом на покрытый мусором залив. Правда, вместо блинчиков местные повара использовали лепешки, называя свое творение звучным словом — гёзлеме. Бармалей, бывший в нашем отряде за гурмана, объяснил, что это традиционное турецкое блюдо. Истоки свои берет с незапамятных времен, и переводится на русский как «жарить на углях». Единственное, что не смог объяснить Бармалей, это каким образом традиционный японский соус сочетается с не менее традиционным тюркским блюдом. Ну да в эпоху постглобализации чего только не встретишь.
Когда очередной блин зашипел на раскаленной поверхности, за спиной послышались шаги. Я дернулся, запоздало вспомнив про чешский «ЧеЗет» на столике у дивана. Схватил попавшийся под руку разделочный нож и развернулся, ожидая наихудшего варианта развития событий, но это была всего лишь Диана. Девушка пересекла комнату и уселась на кресло, закинув длинные ноги на спинку. В руках оказалась книжка, которую она тут же раскрыла и принялась читать.
Не ругается, не ворчит — и то ладно. Я отложил нож в сторону и вернулся к прерванному занятию. Не успел дожарить первый блин, как послышалось:
— Мне звонил Никита.
Плохое начало для разговора, нехорошее… Подцепив лопаткой пузырящуюся лепешку, перевернул.
— Василий Иванович, почему вы не рассказали про сон?
— Про который?
— Про самый последний, когда обнаружили мое мертвое тело.
— А это что-то бы изменило?
Девушка замолчала. Я было решил, что все — разговор на этом исчерпан, но спустя полминуты послышалось тихое:
 
— Кирилл никогда бы со мной так не поступил.
— Конечно.
— У него рука бы не поднялась. Он любил меня!
— Конечно.
— Вы не понимаете, он никогда бы не причинил мне зла.
— Конечно.
— Да заткнитесь уже! Заладили свое — конечно… Вы же ничего не знаете о нем. Мы росли вместе, с самого детства, он был мне как брат.