Лицей. Венценосный дуэт (СИ)

— Подписано городским прокурором, — Семёнов показывает пальцем на нужное место.
— Я звоню префекту, — Прохоров достаёт мобильник и отходит в сторонку. Разговор начинает энергично.
— Николай Михайлович, какое-то безобразие у меня дома творится… — и замолкает. Лицо меняется, надменность куда-то испаряется.
— Да-да, хорошо, Николай Михайлович. Нет-нет, что вы, никаких препятствий, я просто удивился…
— Мы можем приступать? — вежливо интересуется Семёнов у Прохорова. Вежливым быть приходится, попробуй нагруби зампрефекту округа. Очень бодро могут звёздочки с погон полететь. А то и вместе с погонами.
В особняке, время 11:30.
Гаражный пристрой.
— Молодец, Миша, — довольный Семёнов хвалит помощника, одного из оперативников, обнаружившего тайник. Тот догадался проверить часть задней стенки письменного стола с внутренней стороны. Там, где отодвигался главный ящик, в ней и обнаружился небольшой тайник.
— Господа понятые, прошу внимания, — слова Семёнова изгоняют из полноватой женщины средних лет и седоватого мужчины скопившуюся за два часа скуку.
Вывинчиваются шурупы, тайник грубо и бесцеремонно потрошится. И вот Семёнов просматривает на свет чёрно-белую фотоплёнку. Их немного, всего две, с похожим содержанием.
— Посмотрите, — предлагает понятым, мужчина смотрит, старательно пряча интерес. Женщина, поджав губы. Семёнов говорит вслух, затем заносит в протокол.
— На фотоплёнках обнажённая девушка, брюнетка, предположительно одна и та же на всех кадрах. Снимки носят порнографический характер.
Это пока не статья, вдруг он свою любимую девушку уговорил попозировать. Высказывается и Прохоров, распространяя вокруг тяжёлую ауру недовольства и раздражения.
— Вы лезете в личную жизнь моего сына.
— И у нас есть на это основания, Александр Алексеевич, — вежливо отвечает Семёнов.
— Я это обязательно проверю, господин следователь, — роняет зампрефекта.
Семёнов не отвечает. Что-то его кольнуло при просмотре негативов. Он подходит к стене с полками, на которых разместились самые разные инструменты. Вот он! Мимолётно при осмотре заметил странную для гаража вещицу, но особого внимания не обратил. Мало ли для чего мог длинный стек понадобиться. Но на нескольких кадрах длинная гибкая тросточка перечёркивала собой фигуру девушки.
— А это зачем? — брюзгливо интересуется Прохоров. Он с самого начала выбрал позицию у входа и не менял её.
— Предположительно это улика, — Семёнов невозмутимо заносит изъятый предмет в протокол.
Больше ничего не обнаруживается, но Семёнов чувствует, что день удался. Перед отъездом, на выходе из особняка, следователь получает вопрос, которого ему очень не хотелось слышать.
— Когда я могу увидеться со своим сыном?
— Мы вам сообщим, — уклончивый ответ Прохорова не устраивает.
— Ему нужен адвокат, слишком тяжёлые статьи вы для него придумали. Защитнику необходимо ознакомиться с делом.
Проскочило? — с облегчением думает Семёнов.
— Дело только начато, основания есть на выдвижение обвинения, а вот материалов пока мало. Знакомиться адвокату пока не с чем. Мы вам позвоним.
Удалось отговориться? — думает Семёнов уже в машине. Ему бы двое-трое суток, а он ещё не отправил образцы спермы от предыдущей жертвы. Как её там Молчанова называла? Русалка? И надо срочно потрошить эти два трупа из Озёрного, и лучше Марченко это никто не сделает. А выйдет он на работу только завтра. Хорошо, пусть завтра с утра ими и займётся. Ему есть чем заняться, надо фотографии распечатать. Не все целиком, но те, на которых лицо хорошо видно. Попросить лаборанта экранировать часть снимка, где у лица пенис маячит. Не стоит судейских шокировать. Если не найдутся другие, пригодные для опознания и без этой чересчур пикантной детали.
Кабинет Семёнова в РУВД.
Время 12:40
Опять на обед опоздал, — Семёнов набирает номер на телефоне.
— Привет, Дана.
— Здравствуйте, Андрей Степанович.
 
— Дана, не знаю, порадую тебя или огорчу. Завтра с самого утра Марченко твоих обидчиков будет резать. Тебе присутствовать нельзя, ты — заинтересованная сторона. Так что я возьму на себя смелость оформить тебе административный отпуск…
— Я и сама могу оформить. Только Семён Григорич должен согласие дать.
— Он его даст. Так что с утра подъезжай на работу, Марченко поставит визу и в райздрав. Я тоже планирую там быть. Ты ж понимаешь, что нам надо? Извини, но те образцы, с русалки, я уже отвёз в ту лабораторию. Без тебя…
23 июля, вторник, время 12:45
Квартира Молчановых.
Кладу трубку, смотрю неподвижным взором на Эльвиру.
— Мне надо подумать, — удаляюсь в комнату, валюсь на тахту. Семёнов подгадал к концу обеда, как раз посуду прибрала.
Угроза не такая фатальная, сравнительно с сутками назад, когда я была связана и нагишом. Но она есть. Мы не юристы, но общественные науки у нас ведут именно они. И по поводу самообороны нас предупреждали, что жертвы находятся в невыгодном положении. Прямо так не говорили, но всё именно так. Покалеченный жертвой грабитель, к примеру, вправе рассчитывать на помощь того, кого он хотел ограбить и, возможно, убить. Надо вызывать скорую и, по возможности, самому оказать первую помощь. Так-то вот.
Тридцать процентов, — такое число нам назвал учитель. Именно такова доля тех, кого осуждают за превышение пределов самообороны. А если учесть только те дела, где в финале труп? А если два трупа? Групповое убийство получается? Есть вроде такая устойчивая формулировка: две и более жертвы. Подозреваю, что в таких случаях процент осуждённых за превышение заметно выше. Жалко не спросила учителя в своё время, не уточнила статистику.
Именно поэтому я первому сообщила Семёнову. Не Карганову, и не кому-то другому. Семёнов ведёт дело маньяка, эти два покойничка у него пойдут, как подозреваемые, а затем обвиняемые. Я в его деле — очередная жертва. Зубастая оказалась, но всё равно жертва. Дана Молчанова для него всего лишь свидетель, и даже без меня может обойтись.
А вот Карганов как раз и может повесить мне статью за превышение самообороны. Так-то вроде оснований нет, — меня похитили с целью изнасилования и, предположительно, убийства, — я имела право убить тех, кто намеревался лишить жизни меня. Как нам говорили? Если есть угроза жизни и уже применено насилие, то я нахожусь в режиме необходимой обороны. По смыслу примерно так. Необходимая оборона предполагает, что я имею право нанести любой вред нападающему. Хм-м… надо бы мне уголовный кодекс внимательно почитать, я всё-таки не юрист.
Оснований, надеюсь, и желания у Карганова нет. Но на него могут надавить. Или сработают какие-нибудь бюрократические заморочки. Например, есть дело о похищении. Оно успешно расследовано, все получают пироги и пышки. Но тут же на месте можно сочинить дело о превышении пределов самообороны в расчёте на очередную порцию пирогов и пышек. А на меня обрушиваются синяки и шишки. Вряд ли меня посадят, но у них и цели такой не будет. Им нужно успешно завершённое дело, так что условный срок их устроит. Учитывая мой возраст, сами могут его запросить. И по итогу получат два успешно расследованных и завершённых дела. Вместо одного.
Так что всё правильно я сделала. Сейчас от Семёнова всё зависит. Если он железно докажет, что русалку придушили мои похитители, то угроза моей жизни была реальна. И тогда я в своём праве их грохнуть. Не подкопаешься.
 
Надо с Семёновым посоветоваться, вроде он ко мне благосклонен.
25 июля, четверг, время 08:15
Москва, «СМЭ № 3».
— Даночка, чем угодно клянусь, от старшего лейтенанта Карганова никаких подножек не будет, — Семёнов улыбается так благодушно, что не верить ему невозможно.