Лицей. Венценосный дуэт (СИ)

— Идём пообедать, — примерно с такой корявостью болтает Сашок по-английски.
— Let’s go to dinner, — машинально поправляю. На самом деле, он предлагает мне пойти приготовить ему обед и затем накормить его. Устало разоблачаю его примитивные хитрости. Не стесняясь сложных языковых конструкций.
Как ни странно, общий смысл до него доходит. Небось на интонацию ориентируется.
— Ты не правая. Мама сварила… как сказать «борщ»?
— Борщ, — индифферентно отвечаю я. И отказываю ему в перерыве на обед. Рано. Вот в этот момент я и сказала безмолвно «Отстань», плюхнувшись на пол. Что меня и привлекает в джинсах, хотя в жару их носить слегка затруднительно, зато свобода движений.
Сашок во время сосредоточенного перелистывания учебника вдруг скользит по мне долгим изучающим взглядом, как первый раз увидел. Непроизвольно напрягаюсь, но меня тут же отпускает. Взор его не прилипает к груди и другим выпуклостям, а останавливается на босой ножке. Той, что я вытянула вперёд.
Что такого он там увидел? Спасибо заботам Эльвиры, взяла себе в привычку ухаживать и за ногами. Никаких мозолей, потёртостей и заусенцев. Раза два в месяц обязательно педикюр в салоне. Отрешённо шевелю пальчиками.
Пистимеев вдруг бухается рядом и мягко берёт ступню в захват ладоней. Какие они у него тёплые… чего?
— Сач э бьютифул лег (такая красивая ножка).
— А ю крези? (Разве у меня одна нога, придурок?) — тут же сую ему вторую. Пистимеев рассыпается в извинениях, пытается острить. Шутить умеет, но не на английском. Пытается сказать, что вторая ножка ещё лучше. Осыпаю его английскими ругательствами и проклятиями. А вот это запоминает быстро!
— Я говорю серьёзно, ты очень красивая девочка, — заявляет Сашок.
— Начинаешь замечать очевидное и близкое. Ты стремительно превращаешься из ребёнка в мальчика, — иронизирую, пытаясь нащупать правильный тон. Слишком тепло моим ногам в его руках, слишком бережно он их поглаживает, очень подозрительно моё нежелание поджимать ноги, разрывать контакт.
— Твои ножки очень красивые, — на этот раз правильно говорит Сашок. Он мягко поднимает мою ногу, держа её одной рукой под голень. Поддаюсь соблазну не брыкаться. Мне любопытно и отчего-то приятны его касания.
Вытягиваю носочек, демонстрируя подъём стопы… что это он делает? Вздрагиваю от неожиданности, внутри будто лопается что-то и растекается в груди сладким, как сироп. Сашок целует мою ножку и не отпускает, поцелуй длится долго.
Нечаянное вознесение на облаке блаженства к седьмому небу по неизбывному природному закону подлости разбивается приближающимся топотом ног. Саша быстро опускает мою ножку и пытается отодвинуться. Э, нет! Лицо надо держать всегда, даже если тебя со спущенными штанами застали. Не суетись, Сашуля! Прижимаю ступни к его коленям. Парень тут же успокаивается.
Врывается Карина. Смотрю на неё вопросительно и с лёгким осуждением.
— Что это вы тут делаете?
— Вай дид ю кам видаут нокинг? — строго спрашиваю я. Правило не знает исключений, в присутствии Саши говорю только по-английски. Карина выпучивает глаза.
— Тебе намекают, что воспитанные леди стучат, прежде чем войти, — ехидно и очень вольно переводит Сашок.
— Обедать идите, — бурчит девочка и выходит. Вид разочарованный, вроде и застукала нас на чём-то, но не скажешь, что на совсем горячем. И лица у нас никак не испуганные.
Не торопясь, идём обедать. Саша дёргается к кастрюле на плите, я его останавливаю. Мы садимся за чистый стол. Карина уже ест, занимая свой конец стола. Переглядываемся. Довольно долго объясняю по-английски, что не так. Некоторые, да что там, многие слова Саша не понимает, но смысл улавливает и объясняет Карине.
— Ты, как единственный женский представитель нашей семьи, должна не только озаботиться обедом, но и ухаживать за мужчинами семьи и гостями. Почему не налила нам борща? Не снабдила специями и зеленью? Нет, хлеб я сам нарежу…
Нахмурившаяся под моим требовательным взглядом Карина раздражённо, но достаточно аккуратно снабжает нас полными тарелками. И всем прочим, горкой порезанной петрушки, укропа и зелёного лука, баночкой с перцем.
 
— Чего?! — искренне удивляется Саша моему вопросу. Я повторяю медленнее, он тщательно проговаривает про себя, прежде чем обратиться к сестре.
— Керхандиголь у нас есть? — на переведённый им мой вопрос уже Карина выпучивает глаза.
— Нет, так нет, — вольно переводит мою длинную фразу Саша. И переводит дальше, иногда так, что я чуть со стула от смеха не падаю. Когда он не понимает, то, совершенно не смущаясь, несёт отсебятину. Причем по звучанию похожую на переводимые английские слова. Не возражаю. Керхандиголь ведь я сама только что придумала.
— Керханфигня это очень пикантная приправа. Модная в этом сезоне в высшем свете Петербурга и Москвы, — это Саша сумел перевести.
Едим. Спокойно почти доедаем, когда Карина решает взять реванш.
— Всё про вас маме с папой расскажу…
— Что такого ты им расскажешь? — после переглядываний со мной вопрошает старший брат.
— Ты её ножки гладил, — обвиняюще тычет в него ложкой девочка.
— И что? Ножки, видишь ли, понятие растяжимое. И длинное… — Сашок как-то мечтательно смотрит в мою сторону и неожиданно добавляет обидное для сестры, — не то, что угловатые палки у некоторых недоростков.
Карина слегка краснеет и замолкает. Тем более, что я разражаюсь длиннейшей и строгой нотацией. Девочка мало, что понимает, Саша чуть больше половины, но мне их понимание не нужно. В конце следует команда перевести на русский. Саша задумывается, потом хлопает Карину по затылку.
— Ты чего?! — возмущается девочка.
— Это краткий перевод, — хладнокровно объясняет брат, — не выпендривайся, а то схлопочешь так, что долго сидеть на попе не сможешь.
— Ну, щ-а-а-а-с! — кривится девочка, — только попробуйте, папа с мамой вам устроят.
Я добиваю чай, закусывая домашним печеньем, и больше не вмешиваюсь. Саша с садистким наслаждением объясняет сестре изменения в высокой политике семьи Пистимеевых..
— Очень не советую с Даной ссориться. Она тебя сейчас отведёт в уголок, задерёт юбку и выпорет, — Карина округляет глаза и раскрывает сжатые губки, — и ничего ей за это не будет. Ты думаешь, почему у неё сплошные пятёрки в табеле? Хорошо учиться, конечно. Но ещё её все учителя в Лицее боятся. Ты знаешь, что у нас прошлый директор уволился? Это она его допекла! И жаловаться родителям бесполезно. Знаешь, почему? Она хитрая и коварная, я сам её боюсь. Она скажет папе с мамой, что воспитывает тебя ради твоей же пользы. И они ничего ей не сделают, только спасибо скажут. Да, они тебя любят, но Дану они тоже любят. Я же говорю, она очень хитрая. Так что ты лучше с ней не ссорься… и быстренько убирай со стола и мой посуду.
— Эврисинг из райт, — подтверждаю.
Что характерно, девочка хмурится, но слушается.
20 июля, суббота, время 12:40
Москва, «СМЭ № 3».
— Молодец, Даночка, сегодня не надо торопиться, — воркует Кругленький, — ещё чуть-чуть, на пару сантиметров…
Немного расширяю надрез над желудком. Привезённую позавчера красавицу, около которой так вьётся Семёнов, — уже звонил нам пару раз утром, пока Семёна Григорича не было, — мы не потрошим, как обычных клиентов. Обходимся с девушкой предельно деликатно. Лёгкие на наличие воды проверяли через узкий разрез между рёбер. Небольшой шовчик потом затеряется среди прочих мелких повреждений. Как и другие разрезы.
— Так, дай-ка мне… — желудок Семён Григорич начал резать сам. Заканчиваю я.
 
— Что у нас тут? — шеф внимательно рассматривает содержимое, — вроде ничего, почти пустой…
Кровь на анализы, самые разные, мы уже набрали. Предварительно шеф подтвердил мои подозрения на кантаридин, но окончательное заключение дадут химики.
— А как ты додумалась проверить на кантаридин? — удивлялся Семён Григорич.
— Это же очевидно, — раскрываю глаза пошире, — во-первых, вижу в крови что-то не то. Во-вторых, предполагаю изнасилование. Третий шаг уже очевиден. Если изнасилование и в крови что-то есть, то не афродизиак ли? А дальше, лезу в справочник, вас же не было…