Путешествие среди выживших христиан в арабском мире

По всей видимости, в Египте это отсутствие понятий должно ощущаться еще сильнее.
  
Глава 2. Египет
 
Я прилетаю в Каир осенью 2012 г. в разгар худшего кризиса, в котором Египет оказался с момента революции, разразившейся в стране почти два года назад. Прошло несколько дней с момента, когда президент Мухаммед Мурси, кандидат от движения «Братья-мусульмане», получил полный контроль над страной и принял на себя полномочия высшего исполнительного органа. Он обосновал это тем, что его долг заключается в защите революции и проведении голосования за проект конституции. Разъяренные демонстранты дали ему прозвище «Мурсилини». Десятки тысяч протестующих собрались на площади Тахрир, в центре самого густонаселенного города Африки. (В последние месяцы акции протеста приобрели такой накал, что 3 июля 2013 г. с помощью армии самого Мурси пришлось убрать от руля правления.)
На следующий день после прибытия я перехожу через мост Каср Эль-Нил, пытаясь пробраться к площади Тахрир. Меня сопровождает молодая журналистка-христианка, по совместительству работающая переводчиком и помощником оператора и журналиста западных СМИ. Помимо перевода ее роль – следить за сохранностью оборудования, чтобы его часом не разбил кто-нибудь из юных смутьянов.
Здесь не слишком людно, вокруг слоняются небольшие группы молодых людей; в нос ударяет запах слезоточивого газа, который использовали тут всего несколько часов назад во время столкновений с полицией. На улицах валяются обгоревшие автомобили и одинокие булыжники. Здесь, в центре Каира, мы находимся в районе, который никем не контролируется. Перейдя через мост, мы вчетвером выходим на боковую улицу и, минуя поросший травой холм, подходим к невысокой стене, где оператор и журналист уже побывали заранее, пытаясь подыскать подходящее место для съемки.
Попав на одну из периферийных улочек, мы тут же оказываемся припертыми к стене группой из 30–40 подростков, которым на вид не дашь больше 13–14 лет. На протяжении многих месяцев все то и дело говорят о таких вот группировках молодых египтян, которые, вместо того чтобы идти в школу, предпочитают болтаться по округе, не имея никаких иных намерений, кроме как совершать выпады против полиции и приставать к прохожим. На самой площади и в переулках было изнасиловано множество женщин. Не далее как вчера толпа из 300 молодых людей раздела здесь догола трех девушек.
С полным осознанием происходящего мы стоим, прижавшись спинами к стене, и пытаемся сообразить, как нам выкрутиться. Похоже, что у этой группы нет лидера, у многих изо ртов торчат сигареты с марихуаной, глаза налиты кровью от слезоточивого газа. Вид у всех дикий, неопрятный, они скалят гнилые зубы, после стычек с полицией и недосыпания их сотрясает адреналиновая лихорадка. Обсуждают, стоит ли разбивать камеру идущего впереди них оператора. Кто-то уже начал приставать к женщине.
Она ведет себя довольно сдержанно, с улыбкой пытается убедить их в том, что журналисты на их стороне, поэтому уничтожать наше оборудование глупо. Сам я в данный момент мечтаю только о том, чтобы, отыскав на тротуаре какой-нибудь люк, немедленно в него забраться и перебраться прямиком на более безопасную сторону Нила. Слегка пошутив, немного пригрозив, они стали проявлять дружелюбие и любопытство, которые вскоре сменились капризностью и агрессией. Явный знак того, что в любую секунду все могло привести к взрыву.
Прошло немало времени, пока нам наконец удалось в какой-то степени от них освободиться, уже на подходе к площади Тахрир, где нам на выручку пришел пожилой врач, принесший извинения за их поведение. Целых 45 минут они шествовали за нами по всей площади. Обретя долгожданную свободу от них, мы направились в кофейню.
От нашего столика были видны раскинутые в центре площади палатки, вокруг которых бесцельно слонялись мужчины; женщины здесь явно отсутствовали. Высотки вокруг площади казались пустыми, балконы сплошь утыканы спутниковыми антеннами и телевизионными камерами. Вся площадь Тахрир представляла собой гигантскую самоподдерживающуюся систему, состоящую из манифестантов, бездомных хулиганов и тележурналистов, существующих в тесном симбиозе. На этой неделе в связи с ужесточением борьбы за конституцию группы демонстрантов – лагерь оппозиции и лагерь Братства – собираются идти друг на друга и биться насмерть; вся пищевая цепочка пришла в движение.
 
Журналистка сообщает мне, что, хотя внешне она ничем не отличается от других египетских женщин, ее принадлежность к христианству проявляется в том, что она не носит хиджаб, и это делает ее потенциальной жертвой. По мере удаления от центра Каира на улицах все реже встречаются женщины с непокрытыми волосами, впрочем, и здесь, в самом центре событий, таких немного.
– Все мои друзья только и говорят о том, как бы отсюда уехать, – рассказывает журналистка (женщина просила не упоминать ее имени). Она глубоко возмущена произошедшим инцидентом, хотя с ней такое случается не впервые. По части сексуальных домогательств Египет – одно из самых страшных мест на планете. Площадь Тахрир, где изначально в акциях протеста лидировали женщины, уже давно ассоциируется с такими историями; представители власти тоже показывают себя в них не с лучшей стороны.
Зимой 2011 г. во время революции солдаты проводили девушкам «тесты на девственность», чтобы засвидетельствовать, что вышедшие на площадь представители молодежи вступали в сексуальные отношения без брака [69]. В результате сотни женщин были облапаны, подверглись осквернениям и надругательствам, изнасилованиям и избиениям, причем на их защиту не встал ни один из присутствовавших там мужчин – в форме или без.
– Так что даже и не спрашивайте, почему египетские христиане покидают Египет. Лучше спросите, почему они здесь остаются, – говорит моя собеседница. – Мои родители остались, хотя им тоже лучше бы уехать. Попробуйте понять, как тяжело покидать страну и город, где вы выросли, чтобы все начинать заново на новом месте, в новой стране, не зная ни ее языка, ни культуры. Все, чему вы прежде обучались, окажется бесполезным, вас никто не будет там уважать. Переезд под силу только молодым.
Когда я покидал Тахрир, она попросила:
– Проявляйте добросердечие к коптам, мистер Клаус.
Итак, я перехожу через мост Каср Эль-Нил, и меня разрывает множество противоречивых эмоций. То, с чем нам только что довелось столкнуться, – явление здесь довольно обычное и часто повторяющееся, но все же, оказавшись в той ситуации, я остро чувствовал, что юнцы на взводе смогут сделать с женщиной-христианкой что захотят, и при этом ощущал собственное бессилие.
Как и сектор Газа, Египет – закрытое общество такого типа, для описания которого в нашем языке слов нет. У нас сохранились некоторые определения периода холодной войны, вроде «тоталитарный режим»; однако эта формулировка к Египту не вполне подходит: режим не контролирует своих граждан, как это делалось в странах бывшего Восточного блока. Здесь царит охраняемый властями хаос, свобода беззакония, правит уличный парламент с его самосудами и немотивированными здравым смыслом решениями.
После революции жесткие государственные санкции были направлены и на свободу, и на вседозволенность. До приезда в Египет я не имел никаких отношений с сетью Twitter, но здесь обнаружил, что если хочешь быть в курсе событий, она абсолютно незаменима. Сотни местных блогеров демонстрируют такие мужество и отвагу, которые заставят покраснеть от стыда всех вместе взятых западных лидеров общественного мнения. Здешние трибуны получили в свое распоряжение бесплатные рупоры и в упоении и ужасе заорали каждый о своем, в том числе радикальные исламисты и их безвольные подражатели. Бойцам Twitter позволяется говорить все, что им заблагорассудится – до тех пор, пока они не оскорбляют военных и религию.
Среди многих христиан я замечаю такую же тревогу, как в секторе Газа, возникающую от невозможности определить, откуда ждать очередного удара; а они сыпятся сверху и снизу, и не только со стороны исламистов. Преследовавшие журналистку подростки были из группы поддержки Братства. Монополия на насилие не принадлежит власти, атаковать могут из-за самого неожиданного угла. Христиане не имеют ни малейшего понятия о том, чего ожидать, и им часто приходится обороняться от армии и полиции, которые призваны их защищать.